Разбуженный дракон

Никто из урнгриа не видел шекки, даже моря никогда не видел: они слушали с жадностью детей.

– Свирепые, голые, размалеванные, как демоны,– продолжал Биорк,– они запрудили палубу, и их было втрое больше, чем нас! Зато мы, воины-моряки, прошли вместе сквозь сотню боев и знали мощь руки друга лучше, чем собственную. У нас были длинные мечи и большие щиты, окованные сталью, обтянутые шкурой хармшарка. И мы сомкнули щиты и соединили наши плечи, чтобы удары топоров не сбивали нас с ног. И мы стали четырьмя шеренгами, а внутри поставили арбалетчиков – чтобы сшибать лезших на реи.

Мы перегородили палубу на корме, где стоял наш отряд, и двинулись к носу, тесня Омбам, рубивший наши щиты и пачкающий наши сандалии своей отравленной кровью, когда мы ступали по их телам! Мы вытеснили их на нос, и они посыпались вниз, как крысы, и морская вода покраснела от крови! А пока живые карабкались на борта своих шекк, мы открыли порты баллист и угостили их огненным зельем, от которого закипает кожа! – Вагар замолчал. Его пард достиг конца шеренги и самостоятельно повернул обратно.

– Вот вся история! – сказал Биорк.– А рассказал я ее, чтоб каждый уяснил, чего я хочу! Кому это не по нраву – отправятся пасти овец! Есть такие?

Никто не двинулся.

– Отлично! Теперь так: вас здесь полторы сотни, и я выжму из каждого столько пота, сколько вы не пролили за всю жизнь! Я совершенно точно узнаю все, что вы сможете, если взяться за вас всерьез! А вы можете многое, иначе я не выбрал вы вас среди остального сброда! И я сделаю вас достойными своей Королевы, хоть такого давненько не бывало в этой стране! А потом вы научите тому же своих солдат, а я уж постараюсь, чтобы солдаты ваши не были тем крысиным пометом, который сплавляют Королеве Женщины Урнгура! Все услышали меня?

– Да, да! – раздались редкие возгласы.

– Не слышу! – гаркнул вагар.

– Да-а! – рявкнули полторы сотни глоток.

– Вот другое дело! А теперь дальше… До сих пор у вас было три развлечения: молотить друг друга, пьянствовать и трахаться – опять-таки друг с другом! Мне плевать на ваши обычаи и привычки! Вы можете делать что хотите, когда вы – одни! Но когда с вами – я, вы – войско! И будете делать то, что я прикажу! Или то, что прикажет тот, кого я поставлю приказывать! Кто забудет об этом – умрет! И я поведу вас в мир, который там, за горами! И в этом мире – другие законы и другие обычаи! Например, там столько женщин, что их всегда хватит храброму солдату! И там есть море, которое слаще любой женщины! Я, парни, поведу вас туда и подарю вам радость, которой вы еще не знаете: я сделаю вас Войском!

Он остановился, медленно оглядел строй: до каждого ли дошло сказанное? Потом добавил более спокойно:

– Завтра пусть каждый возьмет все, что ему необходимо на десять дней, кроме пищи, и, вооруженный, ждет меня здесь через полчаса после восхода. Свободны!

И, развернув парда, поскакал в сторону Шугра.

Быстрые лапы зверя взбивали фонтанчики желто-серой теплой пыли. Вокруг поднимались стройные свечи кактусов. Голубые и сине-зеленые стволы расцвечены красными, белыми, желтыми пятнами цветов, уже осыпающихся. Там, где плоскогорье обрывалось и вниз уходил длинный зеленый язык склона, отделенный слева и справа темными рубцами ущелий, Биорк выехал на грунтовую дорогу. Растительность здесь сменялась так резко, что это вызывало удивление. Там, где зеленый «язык», заросший кустарником и низенькими кривыми деревьями, переходил в гряду сходящихся вниз холмов, вдоль дороги в два ряда росли могучие сине-хвойные кедры с такими прямыми, несбежистыми стволами, будто были специально созданы, чтобы стать мачтами кораблей. Только им, красавцам, не суждено возноситься над палубами. Слишком далеко до моря. Да и сами урнгриа почитали кедры почти как святыню и даже не использовали в строительстве – нигде, кроме севера страны. Там кедры сплошь покрывали горные склоны.

Слева и справа от дороги лежали поля. На них еще не начался сбор урожая, как на тех, что лежали тысячью локтями ниже. Колосья мелкой урнгурской ржи созреют только к концу лета.

«Добрая земля,– подумал вагар.– Куда щедрее нашего севера».

Редкие встречные, завидев корону сирхара, спешивались, если были верхом, или сходили на землю с неторопливых повозок, чтобы согнуться в низком поклоне. Когда вагар выехал на Дорогу Богов, позади раздался топот, и его парда обогнали несколько десятков всадников, салютовавших сирхару поднятыми мечами. Его подопечные спешили в Шугр – насладиться оставшейся частью дня. Вагар взглянул на сверкающие клинки в их руках и подумал, что такое оружие совершенно не годится для избранной им стратегии.

«Пики и круглые щиты! – решил он.– Надо дать распоряжение оружейникам! Хорошо, что железа вдоволь – накопилось за тысячелетия!»

Внизу показался опоясанный кольцами стен холм Шугра.

Летнее небо распростерлось над ним, такое синее, что захватывало дух.

Биорк посмотрел на север, откуда плыли к Шугру прозрачные, как кисея, облачка.

«Что-то долго нет Гестиона!» – подумал он.

VI

«Некогда царил на земле Ками, где нынче север Гурама, Владыка Сехем. Правитель мудрый, гордый и мощный, как подобает. Был он умом и сердцем Ками ровно тридцать лет. И процветала земля. И, процветая, забыл народ о праве богов. И, забыв, умалил почитание храмов своих. Но мудр был правитель Сехем – и не умерилась щедрость земли Ками.

Возроптали от людского небрежения жрецы Повелителя Судеб, сильнейшего из богов, и обратились к нему. А спустя время послали Сехему гонца из своих, и принес гонец следующее:

''Во славу древних Времен! Тебе, Господин земли! Мы, ничтожные из ничтожных, доносим речение бога: Умри, Сехем!''

Сильно разгневался Господин земли Ками. Ибо тридцать лет правил он одной собственной волей. Разгневался, но пощадил гонца. Помнил: подобает убить лишь вестника, злое принесшего. Рассудил: убью – злое принес. Оставлю в живых – ублажу Судьбу! И могучего бога ее тоже порадую. Мудр был Сехем!

Однако ж сказанное богом – услышано.

Призвал тогда Сехем трех ближних своих, советников, коих поднял из красной пыли к ногам своим за ум и неутомимость в служении. Сказал им.

Испугались советники, стали просить: не слушай, забудь!

Засмеялся Сехем: как забыть сказанное богом? Засмеялся, но успокоил: время раздумий пришло, не время действий!

''Поднимите свитки древние, от Начала Времен, узнайте, было ли сходное прежде? Не лгут ли жрецы?''

Пять дней искали советники. И пятью пятнадцать сотен писцов искали с ними. Нашли, к скорби своей, и предстали пред господином.

– Было! – сказали.– Вот доказательство!

Взял правитель земли Сехем три свитка Древних, развернул их ему прислужник. Долго читал. И еще дольше думал. А потом отослал всех и велел не тревожить себя до восхода.

И провел Сехем полночи размышляя. А затем призвал к себе наложницу свою, златокожую Месхт. Пришла к нему Месхт, рассветила улыбкой лицо, подобное нежной луне.

– Дитя! – сказал ей Владыка (так звал он Месхт, хотя сравнялось ей тридцать полных лет).– Ответь: вот я, господин Ками! Мой долг – пред землей моей! Сказано здесь! – Поднял старейший из свитков.– Да умрет повелитель, чтобы утучнилась земля его! Нет же – умножатся бедствия! Надо всем – воля богов! – И помрачнел Сехем, потому что не хотел умирать, много было в нем жизни.

– Тридцать лет правлю я страной! – сказал.– И еще тридцать лет могу править! И сила моя не иссякла? Так?

– Не иссякла, о Владыка! – сказала златокожая Месхт.

Кому как не ей знать о силе Сехема.

– Тогда скажи, не ведающая лукавства: умереть мне? Или – жить? Как скажешь – так и поступлю!

– Зачем тебе умирать? – удивилась Месхт, прекрасная, как полная луна.– Ты силен, тучна земля твоя, свободна от бед! И плодоносит щедро год за годом! Изобильна она, зачем унавоживать ее более прежнего?

Понимала толк в урожае златокожая Месхт, чьи волосы – как осенняя ночь. На меже зачали ее родители, в теплое сено положила ее мать, родив. По праву была она дочерью земли Ками, по праву говорила от сердца ее.

– О мудрость твоя, что яснее моей! – воскликнул Сехем. И прижал к себе ласковую Месхт, и был с нею многажды, ибо не иссякла сила его, и зачал в ту ночь сына.

И провели они вместе весь последующий день, а когда взошла луна, повелел Сехем воинам своим взять старших из жрецов Повелителя Судеб, величайшего из богов, и бросить под ноги свои. И не ослушались воины: почитали Владыку выше, чем бога. И велел Сехем позвать палачей, искусных в деле своем, и предал жрецов в руки их, и сам наставлял палачей, ибо изощрен во всем был ум Сехема.

И признались жрецы, что не открывались им уста бога: солгали они, чтобы извести Сехема, чтобы умножились приношения храмам Повелителя Судеб в Ками. И долго еще тешился Сехем, пока солгавшие не испустили дух.

И сказал тогда:

– Тридцать лет правил я Ками! Тридцать лет буду еще править!

И ушел почивать.

Тогда же явился к нему во сне грозный из грозных, Повелитель Судеб, Неизъяснимым поставленный для разделения Времен.

И изрек ему:

– Дерзкий!

Потому что осквернил Сехем тела слуг бога, богу лишь принадлежащие.

И проснувшись, рассказал сон свой Сехем возлюбленной Месхт. И сказала женщина:

– Слыхала я: живет в горах, что к юго-западу от Ками, маг Сетхусп, что отправляет души смертных в Нижний Мир, а после возвращает назад, будто родились они заново! Иди к нему, о владыка! Не откажет тебе Сетхусп – и умрешь ты! И позабудет о тебе Грозный бог. И возродишься ты, сильный и мудрый, чтобы еще тридцать лет править Ками!

И сделал Сехем, как сказала женщина. И не отказал ему Сетхусп, уложил его в склеп сияющий на время в четверть года и еще четверть четверти. И пребывал Сехем в Нижнем Мире время сие, а земля Ками была под руками советников его верных. Когда же минуло положенное, вернул его в Мир Сетхусп, и раскрылся склеп сияющий, и вышел Сехем, возрожденный, мудрый и сильный, и гладким было лицо его, как у юноши.

Вернулся Владыка земли Ками и правил ею еще двадцать два года. И процветала земля. А потом вошел в силу сын Сехема Аху, один из троих, Месхт рожденных, зачатый в ночь ложного пророчества. И восстал Аху, подстрекаемый северными магами. Тайно восстал, отрекся от отца, отказался от матери – немедля пожелал завладеть богатой и могучей землей Ками.

Коварный, пришел Аху к отцу своему, и без звука пропустила его верная стража: сын, что наследует!

А Аху коварный обнял отца своего Сехема и уколол иглой с ядом. И стеснилось дыхание Сехема, и умер он, лишь в посмертии узнав, кто убийца. Потому не успел Сехем обуздать сына проклятием!

Но успела прекрасная по-прежнему Месхт!

Призвав богов, заклинала их обрушить свой гнев на отцеубийцу! Чиста сердцем была Месхт – услышали боги!

А Аху-отцеубийца воссел над землей Ками и правил. Две луны правил Аху. На третью пришел брат его единокровный Суманха и предал проклятого смерти.

Месхт же ушла в обитель мудрых и поселилась там, хуля и славя богов, ибо знала, за что постигла смерть возлюбленного ее и владыку!

И все же славен правитель Сехем! Потому что пятьдесят два года правил он землей Ками и радовалась земля под рукой его! А разве не в этом высшее благо?»