Лилия и меч

Прекратив есть, Генрих с любопытством посмотрел на приятеля:

– А ты как будто не очень-то веришь в ее версию...

– Вот именно, не верю. Я отправил отряд обыскать лес, но следов борьбы не нашлось.

– А лес большой?

– Не особенно. Что-нибудь должно было остаться и подтвердить правдивость ее слов. Где тела и другие свидетельства сражения? Или все тщательно убрали? Но с какой целью?

– Может, из страха, что ты предпримешь ответные меры? – подсказал Генрих.

Радолф поморщился.

– Вряд ли эта история правдива. Она не та, за кого себя выдает. Дочь вассала? Брось, дружище, ты же прекрасно разбираешься в людях, и что же ты видишь, когда смотришь на эту даму?

Радолф ответил не сразу. Когда он смотрел на Лили, его мысли были направлены совершенно не на то, о чем сейчас шла речь. Как мог он объяснить Генриху радость, которую испытал прошлой ночью в ее объятиях, или передать то глубокое удовлетворение, которое чувствовал каждый раз, проникая в нее, ощущая под собой дрожь и трепет ее тела?

Впрочем, Генрих прав: у него высохли мозги. От его решений зависит слишком много жизней, и ему давно пора взять себя в руки.

– Она в самом деле производит впечатление леди, воспитанной в благородном доме, однако я научился не доверять глазам. К тому же что-то в ней меня настораживает.

– И что же это, Радолф? Поделись со старым другом.

Радолф колебался. Он ощущал в Лили какое-то внутреннее беспокойство, страх, который она всеми силами старалась скрыть. Возможно, она боялась его? Большинство людей перед ним трепетало, и такая реакция представлялась ему естественной. Этим она ничем не отличалась от других, и все же...

– Она слишком горда для дочери простого вассала, – заявил он наконец, – хотя я знавал многих таких дам, которым особенно-то и гордиться было нечем.

Генрих расхохотался.

– На всякий случай я опросил кое-кого из деревенских жителей здесь, в Гримсуэйде, и они подтвердили, что Эдвин Реннок действительно имеет белокурую дочь, молоденькую и хорошенькую.

– Ну в таком случае это не она! Эта девушка – просто красавица!

Радолф пропустил замечание приятеля мимо ушей.

– Они, правда, не упоминали, что дочь Реннока была замужем, однако Лили сказала, что ее мужа уже нет на свете, так что, возможно, это не так уж важно. Что до ее одежды, она скорее практична, нежели богата.

– Разумная девушка не станет одеваться в самое лучшее, отправляясь в такое опасное путешествие, и к тому же, возможно, все пожитки находились на другой лошади, которую увели разбойники. Ты ее об этом не спрашивал? – поинтересовался Генрих.

Радолф нахмурился:

– Какая разница? Я никуда ее не отпущу, пока не узнаю правду.

– А пока будешь ею наслаждаться? – Генрих сделал изрядный глоток эля.

Радолф пожал плечами, словно данный предмет его больше не волновал.

– Что ж, она довольно мила.

На лице Генриха снова появилась улыбка, и Радолф понял, что так и не смог одурачить друга своим притворным безразличием. Генрих знал его с детства – тогда он появился в их доме в Нормандии, чтобы получить воспитание рыцаря.

Видимо, не желая больше выпытывать у Радолфа столь тщательно оберегаемые им секреты, Генрих наконец сменил тему:

– По дороге на север я встретил лорда Кентона...

Радолф замер.

– Он присутствовал за столом у короля в Йорке, где я остановился на пути к тебе. Кентон – темная лошадка: улыбается, а глаза остаются холодными. А еще он вьется вокруг молодой жены, как влюбленный юноша...

Радолф не заметил презрения в тоне Генриха и, не прерывая еды, спросил:

– Ну и как поживает его жена?

Генрих ответил не сразу; некоторое время его глаза изучали непроницаемое лицо друга. Выходит, боль еще не прошла. Неужели Радолф никогда не простит себя? Неужели горечь и самобичевание никогда не отпустят его?

Наконец он пожал плечами.

– Жена сейчас с ним в Йорке; она по-прежнему хороша собой и все еще умело скрывает свою истинную натуру в компании других людей. Кстати, – он взглянул на бесстрастные черты Радолфа и вздохнул, – она справлялась о тебе и просила передать привет, причем дважды напомнила мне об этом.

Радолф усмехнулся:

– Тщеславие женщины не знает границ!

На мгновение он увидел под собой красивое лицо с янтарными глазами. Вот они расширились и отвели взгляд в сторону... Его наполнило отвращение к себе, к ней, и он захлопнул дверь перед потоком нежеланных воспоминаний.

– С меня довольно дурных новостей, Генрих. Лучше скажи, зачем тебя прислал король.

– В качестве подкрепления. Вероятно, он полагает, что его Меч устал. – Генрих улыбнулся, желая немного смягчить свои слова. – Я должен взять на себя управление землями Воргена, пока Вильгельм не решит, кому их передать.

– Бедный, заброшенный край, – пробормотал Радолф. – Люди в поте лица трудятся, чтобы вырастить урожай и прокормить себя и свою скотину. Подобные трудности вызывают недовольство; Воргену ничего не стоило найти тех, кто пожелает присоединиться к его мятежу. Они здесь слишком далеки от Лондона и никогда не думали, что их смогут достать длинные руки Вильгельма.

Генрих зевнул:

– Деревня – это, может, и хорошо, мой друг, но я предпочитаю проводить время при дворе.

Радолф покачал головой;

– Ты одерживаешь победы языком, Генрих, в то время как мне приходится постоянно упражнять руку. В этом состоит разница между нами.

– Разница в том, что, когда я уже встал, ты все еще валялся в постели! – быстро возразил Генрих, и губы Радолфа растянулись в улыбке.

Морщинки вокруг его глаз разгладились, твердая линия рта смягчилась. Возможно, этой загадочной женщины ему как раз и не хватало в жизни. Что ж, он заслужил хоть немного счастья. Если она та, за кого себя выдает, Радолф не отпустит ее от себя.

А если нет?

Внезапно Генрих понял причину, по которой Радолф не желал расследовать это дело. Его друг боялся того, что мог раскопать! И все же правда, как бы она ни была горька, лучше лжи. Радолф имел перед глазами пример отца, страдавшего в раю дураков. Неужели и он теперь намерен идти тем же неверным путем?

– Ты говоришь, что направляешься на юг? – задумчиво справился Генрих. – Как далеко лежат земли Моркара? Три дня пути? Почему бы не взять девушку и не отвезти к любящему отцу? Реннок, вероятно, с ума сходит, и ты окажешь ему неоценимую услугу. Если выяснится, что она та, за кого себя выдает, ты сможешь продолжить свое праздное времяпрепровождение. В Англии не найдется человека, который осмелится отнять женщину у Меча Короля.

Радолф поморщился.

– Давай, дружище, это отличный план. Я продолжу твою охоту на жену Воргена и присмотрю за ее землями. Всего два дня понадобится тебе, чтобы добраться до Реннока, но зато твоя совесть успокоится.

Радолф задумался. Пожалуй, его приятель прав: лучше уж сразу разузнать о Лили всю правду. Но тогда откуда это страшное внутреннее сопротивление? Словно он заранее предвидел, что не такую правду хотелось бы ему услышать. Вот и его отец тоже отказывался признавать правду... Нет уж, ему негоже следовать тем же путем!

Как только он подумал об этом, к нему сразу же пришло чувство успокоения. Лили могла оказаться кем угодно: лгуньей, сбежавшей женой, английской шпионкой, соратницей жены Воргена. Список неприятных возможностей можно было продолжать до бесконечности. Но, кем бы она ни была, у него еще есть время, чтобы насладиться ее обществом, прежде чем они прибудут в Реннок, можно многое успеть...

Радолф коротко кивнул, выражая этим свое согласие, но Генрих заметил, что в этом жесте не было искренности.

В палатке Гадрен Лили снова обдало запахом дыма и козлиного сыра. Хозяйка встретила гостью оживленным щебетанием на языке своей родины, и Лили оставалось лишь время от времени кивать головой, чтобы делать вид, что она слушает гостью.

На самом деле ее слишком занимали собственные мысли, чтобы уделять внимание болтовне Гадрен.

Он что, действительно бог? И почему она это сказала? Хотя мужчины посчитали ее слова шуткой, высказывание это сполна выдавало глубину ее чувств. Более того, Лили знала, что Радолф уловил в ее реплике правду, хотя подозревал, что в остальном она лжет.