Страница 3 из 5
И вот первый таракан проносится под нами… пара секунд, и они уже несутся непрерывным потоком. Десятки тонких дрожащих усов скользят по мне, ощупывая на ходу, под их прикосновениями тело мое медленно раскачивается. «Чапай, дружище, потерпи!» – умоляю я муравья.
Наконец последний таракан исчезает в глубине туннеля. Я разжимаю затекшие пальцы, спрыгиваю на пол. Рядом шмякается Чапай и, упершись передними лапами мне в колено, сердито стрекочет – ругается на меня. «Спасибо, насекомый! – я чешу у него под подбородком. – Спас своего хозяина!» Потом смотрю на истоптанный тараканами бетон пола и озабоченно говорю: «Чапай, след!»
Несколько секунд муравей щупает антеннами пол, а потом бросается в темноту туннеля.
5
Я плыву вдоль острова. Справа от меня ревут волны, разбиваясь о каменную стену, – от нее надо держаться подальше. Но и отплывать далеко тоже нельзя, иначе я не замечу проход внутрь острова, куда зашел катер. Солнце давно село; единственным источником света является луна.
Волны мотают меня вверх и вниз, в руках и ногах клубится усталость. Сколько я плыву – час? полтора?.. Прокушенная водомеркой ладонь быстро наполняется пульсирующей болью.
Проход в скалах открывается внезапно: он узок – метров двадцать, не шире. Сильное течение тянет меня внутрь – очевидно, сейчас прилив. Ага, понятно: прилив, наверное, и помешал брюнетке покинуть остров.
Я перестаю грести: течение само затаскивает меня в пролив; корректируя курс гребками, я несусь по узкому извилистому коридору и наконец оказываюсь в лагуне.
Волны и ветер стихают, будто их и не было.
Лагуна представляет собой круглое озерцо с крутыми скалистыми берегами. Выбраться на сушу можно лишь на дальней стороне – там виднеется цепочка фонарей… похоже на набережную. Откуда? Разве здесь кто-то живет?.. Удивиться я, однако, не успеваю, ибо замечаю катер: он пришвартован в дальнем конце набережной. В иллюминаторах горит свет.
У меня заходится сердце: цель близка, теперь все зависит от меня – стараясь не шлепать по воде руками, я плыву к берегу. Арабелла неслышной тенью скользит впереди. Лунные блики играют на воде.
Вдруг стрекоза притормаживает и поворачивается ко мне… нет, не ко мне – она смотрит на что-то позади меня. Я тоже оборачиваюсь: на поверхности воды, метрах в Десяти от меня, – длинный извилистый след.
Пиявка!
Я изо всех сил плыву к берегу… у меня есть шанс, ибо пиявки – тихоходы; если б я не вымоталась, то легко бы Уплыла от нее. Однако руки и ноги мои налиты свинцом, сил и дыхания почти не осталось.
Арабелла носится над водой – но что она может сделать? Вот если б пиявка показалась на поверхности…
Правой—левой, правой—левой – руки мои рубят воду, как пропеллеры. Цепочка фонарей на набережной быстро приближается… вот я уже вижу место, где можно выбраться на сушу: там к воде сбегает широкая лестница.
И в тот момент, когда я касаюсь нижней ступеньки, мягкие губы охватывают мою левую ступню, в кожу впиваются десятки мелких, острых зубов. Руки мои соскальзывают с мокрого мрамора – пиявка тянет меня в черную глубину. Глотнуть воздуха я не успеваю.
Не знаю, как мне удается сохранить присутствие духа… верно, потому, что рядом нет Димки и мне не нужно изображать из себя слабую женщину.
Извернувшись, я вонзаю ногти в скользкую массу, охватывающую мою ступню. Меня дергает вбок, потом переворачивает: пиявка извивается и бьется, пытаясь вырваться, – но я держу крепко! Держу до тех пор, пока она не разжимает зубов… задыхаясь, пробкой вылетаю на поверхность и барахтаюсь по направлению к берегу.
Я выбираюсь из воды, ползу, оставляя кровавый след, вверх по ступенькам и, оказавшись на набережной, валюсь в обморок.
6
Я сижу на полу, подложив под зад тараканье крыло и привалившись спиной к стене. На коленях у меня лежит пистолет. Как только я сел, Чапай канул в темноту, но, если его позвать или просто свистнуть, он немедленно прибежит.
Мы находимся в боковом коридоре, метрах в пятидесяти от выхода из туннеля. А может, входа в какое-то помещение, не знаю… так или иначе, там есть источник света и пост детей подземелья: два парня в резиновых комбинезонах. Слава богу, я заметил их раньше, чем они меня, и свернул в удачно подвернувшееся ответвление.
Пол вокруг меня завален разложившимися, полуразложившимися и совсем свежими тараканьими трупами – вонь стоит невыносимая… Панцири тараканов испещрены пулевыми отверстиями: видать, насекомые часто сюда лезут, а охранники их расстреливают. Между трупами неслышно передвигаются слизняки: сползлись на бесплатное угощение.
И что теперь? Может, охранников удастся обойти?
Несколько секунд я размышляю… нет, не получится. Если даже найдется обходной путь – он тоже охраняется. А если не охраняется и там можно пройти – то где Чапай будет искать Нютин след?
Может, сделать вид, что сдаюсь, – а как подберусь к охранникам поближе, тут я их и положу!
Несколько секунд размышляю… нет, не получится. Близко они меня не подпустят: изрешетят из автоматов, как таракана, – а потом будут разбираться.
Тук. Тук. Тук. Тук…
Вздрогнув, осторожно поднимаюсь на ноги. Сжимая в потной руке пистолет, подхожу к входу в главный туннель. Оттуда доносится громкий стук… я всматриваюсь в темноту и различаю лежащего на спине таракана: он монотонно бьет ногой в стену. Видать, недавно подстрелили. Я вспоминаю стадо, чуть не затоптавшее нас с Чапаем.
Вдруг муравей материализуется у моей ноги и застывает в позе кентавра: передняя часть туловища приподнята, передние лапы сложены на груди.
Он почуял что-то опасное.
Замираю, но слышу лишь стук тараканьей ноги по стене коридора и стук собственного сердца о стенки грудной клетки. Последний кажется намного громче… затем я различаю звуки шагов и голоса. По стенам коридора мечутся лучи фонарей.
Прижавшись спиной к стене, взвожу затвор пистолета – раздается громоподобный щелчок… я в ужасе приседаю. Но охранники щелчка не слышат: они минуют меня и останавливаются около недостреленного таракана. «Говорьил я тебье, мюдилла! – у того, что повыше, сильный французский прононс. – У менья ухо – альмаз». – «Не ухо, а глаз, – поправляет другой. – Учи русский язык, чурка парижская». Француз передергивает затвор «калаша», а я тем временем целюсь ему в спину.
Тра-та-та-та-та…
Выстрел пистолета теряется в автоматной очереди – как, собственно, и было задумано; француз без звука валится вперед. Наступает тишина. Второй охранник с удивлением таращится на мертвого. «Пьеруха, ты чиво?..» -Он осторожно касается лежащего ногой. «Не шевелись! говорю я, выступая из бокового туннеля. – Одно движение – стреляю». Парень застывает в неловкой позе. Я подхожу, стаскиваю с него автомат и вешаю себе на плечо: «Повернись». По-хорошему, его сразу б надо было завалить… вот только комбинезон портить неохота.
На физиономии охранника – насколько это позволяют разглядеть защитные очки – заискивающая улыбка. Голубые кудри выбиваются из-под шлема и липнут к потному лбу. «Не убивай! – молит парень. – Я никому не скажу!..» Тон его настолько жалок, что я теряю бдительность…
Тут-то он и кидается на меня.
Пистолет и фонарик вылетают у меня из рук, автомат слетает с плеча. Мы катимся по полу; тараканьи панцири хрустят под нашими телами. Я оказываюсь сверху и изо всех сил бью парня по скользкой морде – раз, другой…
Ох-х-х!!!
Получив удар в пах, я валюсь набок. Охранник оказывается сверху и хватает меня за горло – я пытаюсь отодрать его руки, но мои пальцы соскальзывают с потных запястий…
Вдруг хватка у меня на горле слабеет; парень падает вперед. Я сталкиваю его с себя и сажусь… в моей груди свистит и булькает воздух. Чапай стрекочет, ласково ощупывает антеннами мое лицо.
В свете валяющегося на полу фонаря я вижу, что жвалы муравья испачканы кровью.
7
Я прихожу в себя от холода: зубы стучат, ноги и руки – ледяные. Правая ладонь и левая ступня налиты болью… от жалости к себе я начинаю плакать.