Страница 30 из 33
При этом он так выразительно посмотрел на правителя, что тому ничего не оставалось, кроме как подтвердить приглашение. Кортес вытер губы маисовой лепешкой, стряхнул крошки с камзола и поднялся, произнося ритуальные слова благодарности.
— Прошу извинить, но меня ждет принцесса.
На самом деле он совсем не был уверен, что принцесса обрадуется его появлению. Но не рассказать ей о новом предложении сторонников Кецалькоатля Эрнандо не мог.
Коронадо поднялся следом. Когда они вышли из покоев правителя, бородач схватил Кортеса за локоть и развернул к себе. Белки его глаз покраснели, и Кортес понял, что его заместитель здорово пьян.
— Что скажешь, командир? Восемь нош золота! Да мы и за сто лет столько не заработаем, даже если нас наймет для охраны сам эмир!
Кортес шевельнул плечом, и пальцы Коронадо разжались.
— Во-первых, не восемь, а четыре. Четыре они собираются заплатить Монтекусоме, ты же слышал… — Мало ли чего я слышал! Никто же не заставит нас делиться с меднокожими, командир! Возьмем золото и отправимся за море! Вон, этот шелудивый пес Али Хасан смылся, и взятки гладки… Кастилец вспомнил приказ об аресте Али Хасана, подписанный самим Великим инквизитором, но не стал разубеждать товарища — Коронадо был слишком пьян, чтобы прислушиваться к голосу разума.
— Во-вторых, пока я не видел золота, я в него не верю. Вот когда его принесут сюда, когда наш казначей взвесит его и убедится, что это не позолоченная медь, тогда и наступит время думать, как быть дальше. И вот еще что: чем мечтать о золоте, сходи да умойся холодной водой — сейчас в тебе слишком много октли. Потом проверишь посты у сторожевой башни и доложишь мне. Я буду у принцессы.
Коронадо, недовольно бурча, удалился, а Кортес пересек небольшой, обсаженный розовыми кустами дворик с неглубоким бассейном посредине и вошел под своды украшенной мраморными плитами галереи.
У дверей покоев принцессы стоял Ахмед, облаченный в золотистую накидку из волокон агавы. Меднокожие замачивали кактусовую ткань в жидком маисовом тесте, отчего накидка приобретала крепость деревянных доспехов, оставаясь легкой и гибкой. Кортес жестом велел ему уйти с дороги, но евнух не двинулся с места.
— Сейчас время ах-шам [7], амир, — не слишком дружелюбно проговорил он. — К тому же принцесса слишком устала и не сможет принять тебя сегодня.
Кастилец с трудом поборол желание врезать ему по зубам рукоятью меча. Однако ссориться с принцессой на последнем этапе их путешествия было бы весьма неразумно. К тому же он внезапно осознал, что пришел к Ясмин не для того, чтобы сообщить о предложении тотонаков, а просто потому, что очень хотел ее увидеть. Мысль эта удивила и даже испугала его. Еще в Семпоале он не испытывал к ней ничего подобного; когда Ясмин сама пришла к нему в спальню, это польстило его гордости, но и только. Однако теперь, столкнувшись с необъяснимой холодностью принцессы, Кортес понял, что по-настоящему нуждается в ней. Закрывая глаза, он видел ее тонкую, стройную фигуру, слышал звонкий, похожий на перезвон серебряных колокольцев смех, чувствовал прикосновение нежных рук к своей коже. И чем больше отдалялась Ясмин, тем сильнее он желал, чтобы она вернулась. Смешно — на что может рассчитывать капитан наемников, да к тому же христианин, на минуту попавший в фавор к дочери самого халифа? Он заставил себя разжать руку, сомкнувшуюся на рукояти меча.
— Очень хорошо, Ахмед. Передай Ее Высочеству, что я хочу обсудить с ней один весьма важный вопрос. Пусть пошлет за мною, когда будет свободна.
— Передам, амир, — на толстых губах великана появилась улыбка, как показалось кастильцу, сочувственная. — Можете не беспокоиться.
Кортес развернулся и вышел в залитую лунным светом галерею. Ночь пахла розами. Проходя по двору, он обернулся — в узком окне покоев принцессы мерцал слабый огонек свечи.
Кто-то бежал к нему через двор, грохоча подкованными сапогами по гранитным плитам. Кортес потащил из ножен меч, но тут же вновь убрал его, узнав в бегущем человеке капитана Коронадо. Бородач выглядел растерянным и напуганным; за все время их знакомства Эрнандо видел его таким впервые.
— Ушел, — тяжело дыша, проговорил он. — Ушел, командир. Наши все мертвы, и Эстебан, и Два Стилета, и арбалетчики.
— Быстро собирай бойцов, — Кортес начал отдавать приказы прежде, чем окончательно уразумел смысл произошедшего. — Всех, кого сможешь найти. Он, скорее всего, ушел к лестницам в скалах — мы должны его догнать. Действуй! — гаркнул он, видя, что ошарашенный увиденным Коронадо все еще медлит.
«Нужно заставить правителя выслать отряды к лестницам, — подумал Эрнандо. — Если он не успел далеко уйти, лучники снимут его с верхних площадок… но так я получу только труп, а от трупа, как справедливо заметила Ясмин, толку немного. К тому же лестницы все равно охраняются, поэтому просто так его не выпустят. Правда, если он ухитрился каким-то образом справиться с четырьмя наемниками, меднокожие ему и подавно не помеха».
Он выскочил за ворота (копьеносцы дворцовой стражи приветственно ударили тяжелыми древками о камень) и, то и дело оглядываясь, побежал к сторожевой башне. Ночь была светлая: огромная Красноватая луна висела в прозрачном небе, безжалостно освещая мертвые тела, черневшие на пороге башни. Арбалетчики — Педро и Себастьян — лежали ничком, уткнувшись в пыль, перемешанную с розовыми лепестками. Себастьян сжимал в руках разряженный арбалет, и Кортес понял, что один выстрел он сделать все-таки успел. У Педро арбалета не было, пропал и кожаный чехол с тяжелыми болтами. Кастилец быстро осмотрел тела, но никаких ран или следов от ударов не обнаружил. Лицо Педро посинело и напоминало опухшую рожу пьяницы, допившегося до своего четырехсотого кролика [8]. Рот Себастьяна распахнулся в беззвучном крике, налитые кровью глаза едва не вылезали из орбит. Кортес мог бы поклясться, что видел уже нечто подобное, причем совсем недавно, но задумываться об этом сейчас было некогда. С обнаженным клинком в руке он взбежал по ступеням и едва не споткнулся о перегораживавшее проход массивное тело Эстебана. Голова лейтенанта была вывернута вбок под немыслимым углом — такое случается при падении с большой высоты затылком вниз. Впрочем, возможно, ему сначала сломали шею, а потом уже сбросили с лестницы. Хорхе Два Стилета смерть застала за игрой в кости: он сидел, привалившись к стене, и выпученные мертвые глаза его удивленно разглядывали последнюю выпавшую комбинацию — шестерку и единицу. Немного ниже подбородка из складок безобразно распухшей шеи торчал короткий толстый шип, измазанный чем-то желтым.
Комната Кецалькоатля была пуста. Исчезли и сам Змей, и бородатый араб Джафар. Кортес постоял минуту, раздумывая, куда они могли направиться. Из Шочикемалько вели две дороги — крутая горная тропа, спускавшаяся на восточную равнину, и широкий западный тракт, уходивший к Теночтитлану. Даже если пленник не знал о приближающемся к городу отряде Правителя Орла Хальпака, он вряд ли выбрал западную дорогу… Коронадо догнал Кортеса у сторожевых площадок, нависших над уводящей вниз лестницей. С капитаном шли шестеро солдат: двое из них тащили тяжелые аркебузы. Стрелять из них вертикально вниз было невозможно, но Эрнандо не стал тратить время на объяснения.
— Бросьте аркебузы, — отрывисто приказал он и распорядился, показывая на тропу: — Обнажить мечи и быстро за ним! Кто догонит Змея первым, получит двойное жалованье за месяц.
Далеко внизу дрожал огонек факела — Кецалькоатль быстро уходил от погони.
Четверо меднокожих воинов, охранявших подходы к лестнице, с молчаливым удивлением наблюдали за его приготовлениями.
— Почему вы его пропустили? — зло спросил Кортес, когда первая группа солдат скрылась за поворотом. — Не знали, что он мятежник, и сидит в тюрьме?
— Нам это известно, Малинче, — с достоинством ответил командир стражников. — Но его спутник показал нам бумагу, подписанную тобой и скрепленную печатью правителя.
7
Вечерняя молитва, читающаяся с наступлением темноты
8
Как ни странно, кролик для ацтеков был символом не столько плодовитости и сексуальности, сколько порицаемого общественной моралью пьянства. Различные степени опьянения выражались в различном количестве кроликов; выражение «четыреста кроликов» соответствовало мертвецки пьяному.