Страница 11 из 11
Из телефона-автомата (так дешевле) позвонила в монтановскую глушь Тому.
Она и хотела этого разговора, и страшилась его.
Таниным сообщением о том, что она собралась в Россию, Том был уязвлен до глубины души. Еще бы! Сначала она убегает с ранчо куда-то в ночь, а теперь, видите ли, срочно летит в свою дурацкую Москву «по неотложному делу».
– Что за дело, Танья? – жалобно спросил Том.
– Я не могу тебе сказать, – пролепетала Таня в трубку, – но это, правда, очень, очень важно.
– Ну ладно, – довольно-таки сухо промолвил Том, – во всяком случае, я всегда буду думать о тебе. И помни: двери моего дома всегда для тебя открыты.
Татьяне вдруг показалось, что это, быть может, последний их разговор.
Но она ошиблась.
Стоя в чикагском аэропорту О'Хара перед своим выходом 23, где уже началась посадка на московский рейс, Таня вдруг увидела, как сквозь чистую, хорошо одетую и расслабленную толпу к ней идет Том. Усы его печально обвисли. Выглядел он потерянным. Таня впервые подумала, что он уже далеко не молод.
– Привет, Танья, – грустно улыбаясь, сказал Том по-русски.
– Хай! – постаралась быть лучезарной Татьяна.
Том принял игру в хорошие манеры и непринужденно сказал:
– Я прилетел специально – тебя проводить.
Что на это ответишь, кроме банальностей?
– Спасибо, Том… это очень мило.
Он резко взял ее за руку. От напускной светскости не осталось и следа. За это она его и любит… Он так не похож на стандартных благоглупостных американцев.
– Танья, хватит. Давай прекратим это… Отвечай честно: почему ты летишь в Москву?
Что она могла сказать?
– Том, у меня неприятности.
– Что-то с мамой? – он был искренне встревожен.
– Нет. Неприятности у моего друга.
– Твой друг – женщина или мужчина?
– Мужчина. Но он – честно! – просто мой хороший приятель… И ничего больше.
– И ради него ты бросаешь меня и отправляешься в Москву, – грустно подытожил Том.
Ну как ему объяснить?
Регистрация заканчивалась. Негритянка за стойкой бросала на Татьяну с Томом неодобрительные взгляды: ей хотелось побыстрей заняться подсчетом пассажиров.
– Мадам, прошу поторопиться…
Том устало вздохнул:
– Кажется, я все понимаю… Ты от меня уезжаешь…
У Тани на глазах выступили слезы:
– Томчик, милый! Если бы ты знал, как я хочу остаться!
В его глазах полыхнул огонь:
– Танья, скажи… ты меня правда любишь?
Она честно ответила:
– Я без тебя жить не могу.
Он решительно сказал:
– Тогда поехали. Ты никуда не летишь.
…Но Татьяна все-таки улетела.
Сейчас, продвигаясь вместе с бандитами в их черном джипе куда-то в глубь Московской области, она с наворачивающимися на глаза слезами подумала вдруг о том разговоре. И с необыкновенной ностальгией вспомнила об ароматном, чисто вымытом и благоухающем чикагском аэропорте О'Хара. И о ранчо Тома. Там было так покойно, удобно. Так уютно спалось под утро на плече у Тома – под шум дождя, под ватным одеялом… Куда ее опять понесло? Во что она снова ввязалась?
Вертлявый молодчик, сидевший рядом в кожаном кресле джипа, вдруг сказал:
– Виноват, мадам, я должен вас потревожить.
Таня вопросительно повернулась к нему.
Господинчик достал из кармана черную шелковую ленту.
– Не могли бы вы повернуться спиной?
Татьяна все поняла и обернулась к окну. Бандитик накинул ей на глаза сложенную в несколько раз ленту. Прихватил сзади, стал завязывать.
– Волосы больно! – прокричала Таня.
– Виноват, – с оттенком сладострастия проговорил молодец.
Из-под ленты не было видно ни зги. Сплошная чернота.
– Если ты, – зловеще прошептал бандюкелло ей прямо в ухо, свистя слюнками, – будешь повязочку скидывать, получишь перышко в бочок. Это не смертельно, но оч-чень больно. – В подтверждение в ребра Тане уперлось что-то острое. – Так что не кочевряжься.
Таня и не собиралась кочевряжиться. Раз она согласилась работать на бандитов – чего теперь, спрашивается, устраивать комедии из серии: «Я вся из себя такая невинная!»
Джип продолжал свистать по шоссе. От нечего делать (к тому же – вдруг пригодится?) Татьяна принялась запоминать дорогу – насколько это было возможно с повязкой на глазах. У нее всегда было обостренное чувство времени, и она обычно могла безо всякого хронометра определить, с точностью плюс-минус пять минут, который теперь час. (Только когда рядом был любимый человек, чувство времени сбивалось. Тогда часы то летели, как сумасшедшие, то растягивались, словно расплавленные циферблаты на картине Дали.) Но теперь любимого рядом с ней не было – и трудно было даже представить, где он. Поэтому «внутренний хронометр» не откажет, она сумеет точно определить время поездки. Потом, если умножить это время на скорость, она узнает, сколько километров они проехали. Жаль только, что по звуку джипа не определишь, как быстро он несется – может, девяносто километров в час, а, может, все сто семьдесят. Это вам не наша «копейка» или «шестерка», которая на скорости восемьдесят километров ревет в одной тональности и раскачивается с одной амплитудой, а на ста двадцати – с иной.
Трижды джип тормозил и даже останавливался, а потом вновь набирал скорость – видать, то были городские светофоры. Наверно, в Клину. Потом автомобиль наконец свернул с шоссе куда-то направо. Дорога сразу стала хуже, скорость – меньше. Затем они еще раз повернули – теперь налево.
Всю дорогу от аэропорта пассажиры проделали в тишине. Молчало радио. Не играл «СД-чейнджер» (или что там у них в машине). Молчали и бандиты, только пару раз нецензурно ругался водила.
Татьяна считала все повороты, и, когда джип окончательно остановился, знала: автомобиль ехал по Ленинградскому шоссе пятьдесят минут. Затем по проселочным дорогам еще тридцать пять минут. На последнем участке дороги они сделали семь поворотов: Таня хорошо помнила, в какой последовательности. (Если, конечно, бандюки не запутывали ее специально – что вряд ли.) Татьяна попыталась представить себе карту. Где они, бишь, находятся? Судя по всему, где-то в районе Истры. Плюс-минус… Плюс-минус, пожалуй, сто километров.
Да, немного толку оказалось от ее наблюдательности! Разве что развлеклась дорогой.
Джипарь наконец остановился. По всему судя, они приехали.
– Развязывать? – спросила Татьяна, имея в виду повязку на глазах.
– Сидите тихо, – буркнул вертлявый «сукин сын».
Наконец, получив, видно, какой-то приглашающий сигнал, он скомандовал: «Выходим». Таня на ощупь стала продвигаться к выходу из джипа. У двери ее схватила за руку цепкая рука вертлявого, помогла спуститься с высокого порожка.
Тане по-прежнему ни черта не было видно. По воздуху – затхлому, будто бы консервированному, – и по ровной поверхности под ногами она определила, что находится в помещении – скорей всего в гараже.
Цепкая и влажная рука Вертлявого не отпускала ее руку.
– Пожалуйте сюда, – приговаривал он.
– А моя сумка? – капризно сказала Таня.
– О ней позаботятся.
Слова гулко разносились в помещении.
Вертлявый провел ее куда-то, затем они остановились. С шипением разъехались дверцы. Судя по всему, это был лифт. Они вошли. Дзынькнула кнопка. Мягко закрылись двери. Лифт тихо поехал вверх. Чуть слышно пощелкивал – верно, на этажах. «Первый этаж, второй…» – считала про себя Таня.
Наконец лифт щелкнул в третий раз и остановился. Ее повлекли длинным коридором. В коридоре приятно пахло, словно в пятизвездочной гостинице. Коридор пару раз поворачивал. «Ничего себе санаторий», – в очередной раз подивилась Татьяна.
– Стоять, – вдруг прошипел ее спутник. Они остановились. Вертлявый развернул ее и легонько подтолкнул в дверь. Она сделала пару шагов. Видать, они прибыли. Провожатый принялся развязывать повязку, закрывавшую ее глаза. Таня стала нетерпеливо помогать ему.
Наконец она освободилась от надоевшей ленты.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте