Наш маленький Грааль

– Люльку?

– Ну да. Это такое корытце, оно к передней стенке крепится, вместо обеденного столика.

– Ага, усидит он в люльке, – я с сомнением покачала головой.

– А куда денется? – беспечно дернула плечами сестра.

И я вновь подумала, что, наверно, Мишка прав и я зря согласилась на эту поездку. Машка и Макс просто не понимают, каково это – путешествовать с грудным ребенком, да еще таким капризным, как Никитос. Дорога в аэропорт, регистрация, автобус к самолету, перелет… Везде сквозняки и пассажиры с инфекциями, а у него еще не все прививки сделаны. Да и когда приедем, тоже не легче. Удобств в дедовском поместье никаких, туалет во дворе, и даже бойлера нет, чтоб согреть воду для купания, ее на газовой плите кипятить надо.

– Слушай, Маш… А давай вы с Максом вдвоем полетите? Я боюсь: заболеет в дороге Никитка. Или так нас изведет, что все не в радость будет…

– Но-но-но. Что за упаднические настроения? – нахмурилась сестра. – Во всех цивилизованных странах дети летают с рождения. А чем вы с Никитой хуже?

Никитка в этот момент воспользовался тем, что тетка отвлеклась, виртуозным жестом сдернул с ее носа очки. И немедленно засунул их в рот.

– Фу, кака! – выкрикнула я. И потянулась отбирать.

– Не кака, а «Гуччи», я год на них копила, – обиделась Машка. – Да ладно, пусть играет.

Но на свои «Гуччи», стекла которых с упоением облизывал племянник, смотрела с нескрываемой жалостью.

Я попыталась отвлечь Никитку его любимым паровозиком, но хитрый парень игрушку проигнорировал. Уже большой, понимает: паровоз при нем целые дни, а тетя с восхитительными, все в бактериях, очками приходит не часто.

– Оставь ребенка в покое, – строго сказала сестра. – И иди собирайся. Что там ему нужно: пара ползунков, пара памперсов…

– Ему нужна целая гора одежды! И лекарств ящик.

– Да, Аська… – покачала головой Мария. – Ты и правда какой-то клушей становишься!

Пришлось возразить:

– Я не клуша. Я мать. И потом, ты же сама говоришь: шансов, что дед чего-то стоящее расскажет, очень мало. Вот и летите вдвоем с Максом. А от меня передавайте ему извинения, и коробку конфет я с вами отправлю. Что дед, не понимает, что у меня ребенок грудной?

– Нет, – безапелляционно отрезала сестра. – Дед сказал: мы должны прилететь все втроем.

Я решила зайти с другой стороны:

– Маша, ты взрослый, зрелый человек. Преподаватель вуза, кандидат наук. Неужели еще не усвоила, что чудес на свете не бывает? И если дед говорит, что готов изменить нашу жизнь, – он, скажем так… преувеличивает. Если не сказать, – я замялась, вспомнив, что сестра не любит жаргон, но все же закончила: – Гонит пургу.

– Да все я, Аська, понимаю, – неожиданно легко согласилась она. – Скорее всего, дед чудит. Просто соскучился, хочет нас всех увидеть, вот и придумал интригу, чтобы мы наверняка прилетели. Но… ты помнишь историю с яблоками?..

Никитка услышал слово «яблоко» – продукт, который можно бесконечно долго обсасывать и надкусывать с риском подавиться, – и сразу оживился.

– Нет, зайка, – твердо сказала я. – Никаких яблок. Сейчас будем обедать.

А непедагогичная по отношению к малым детям сестра только пожала плечами, схватила из вазы на столе антоновку и протянула племяннику.

Никитка вгрызся в плод мертвой хваткой.

– Ему только симиренку можно! – пискнула я.

– Да какая разница! – фыркнула сестра. И продолжила давить: – Ну ты вспомни, вспомни, как тогда, восемь лет назад, дед нас с этими яблоками развел!..

Да что там особо вспоминать.

Вокруг Абрикосовки – южного поселка, где проживает наш дед, – полно садов. И яблоки в них обалденные. Сочные, в меру сладкие, налитые. Только вот он, один из парадоксов нашей действительности, – в поселке их не купишь. Их сразу увозят на продажу куда-то в дальние города. Нам с Машкой случайно единственное яблоко перепало, и мы сразу загорелись: вот бы таких раздобыть хотя бы килограммчик! Только шансов у нас не было – сады в Абрикосовке охраняются покруче, чем иные военные объекты: дядьки с ружьями, собаки и даже видеонаблюдение.

Мы пожаловались деду, что нигде не можем достать местных яблок. Он поначалу только плечами пожал: на рынке турецкий «гольден» продается, его и покупайте… Но как-то вечером ворвался в нашу комнату с самым загадочным видом. Велел:

– Срочно одевайтесь!

И бросил на кровати по комбинезону защитного цвета.

– Зачем? – обалдели мы.

– Идем сады грабить.

Грешны: колебались мы недолго. Послушно оделись – комбинезоны, что удивительно, оказались точно впору. И со всеми предосторожностями, дед во главе, отправились на промысел.

О, какое это было приключение! Мы резали специальными плоскогубцами проволоку на заборе… затаивались в канавах… чтобы сбить со следа собак, посыпали следы белым, за неимением кайенского, перцем… вдалеке слышались мужские голоса, лай и даже звуки отдаленных выстрелов, луна то исчезала за тучами, то расплывалась в предательской улыбке… но миссию мы в итоге выполнили – и вернулись домой страшно довольные, с полными рюкзаками восхитительно вкусных яблок. Машка, хоть уже и студентка была, радовалась, как ребенок, я тоже была в восторге, но больше всех ликовал дед. Не уставал повторять: «А ведь нас, милочки мои, подстрелить могли запросто! Или в милицию забрать, вот ваши родители бы порадовались!..»

Мы смотрели на деда, нашего проводника, как на бога. А перед отъездом случайно подслушали его разговор с приятелем – тот, как мы поняли по контексту, служил в яблоневых садах начальником охраны. И дед благодарил его за то, что тот «помог развлечь девчонок и разрешил эту маленькую авантюру».

…– Но что в той истории такого особенного, Маш? – усмехнулась я, не спуская глаз с Никитки, который с остервенением вгрызался в яблочную кожуру. – Забавно, конечно, и вкусно, но…

– Да я в ту ночь, когда мы сад грабили, только, считай, и жила! – неожиданно выпалила сестра.

– В смысле? – Я удивленно уставилась на нее.

– Так все скучно! Институт, учеба, работа, экзамены, помыть посуду, уступить место старушке… Все правильно, все рассчитано: в двадцать пять лет – кандидатская, к сорока – докторская, инфляция десять процентов в год, пить – вредно, курить – нехорошо… Кругом сплошные нормы. Надоело!

– Вау! – не удержалась я. – А гены-то работают. Дедова внучка!

– Дедова, – кивнула она. – Я ему завидую. Он хоть пожил интересно…

– И что это ты до сих пор преподавательницей в институте работаешь? – продолжала подначивать я. – Может, тебе подать заявление в какое-нибудь ЦРУ? Авось возьмут в агенты ноль-ноль-семь?

– Да я бы пошла, если б позвали, – с искренним сожалением вздохнула Машка. И добавила: – А то с этой правильной жизнью иногда тоскливо до жути. – Она тяжело вздохнула. – И одиноко.

Я понимающе склонила голову: теперь, когда Мишка, разозленный, ушел, я понимала сестру как никогда. Конечно, она тоскует не из-за того, что у нее работа «правильная», а потому, что в свои двадцать восемь до сих пор одна. До чего ужасно, когда тебе некого ждать по вечерам!..

– Ты смеяться будешь, но я даже своим студентам завидую! – задумчиво продолжала Машка. – У них-то пусть дождь и сырость, а постоянно какие-то события. Любовь, вечеринки. В Питер мотаются на выходные… А у меня сценарий один: работа – дом, работа – дом.

Я тоже не удержалась и пожаловалась:

– У меня и вовсе: только дом.

– Ну вот. А тут съездим, развеемся. Дед-то – он при всех своих минусах – такой забавный! То, что он Максу про какую-то выгоду говорил, – это, конечно, полная ерунда. Но наверняка он нас развлечет. Всех троих. И особенно тебя, а то ты совсем уже в своих ползунках погрязла. Сплошная глажка-готовка-стирка.

Будто в ответ Никитос издал утробный звук… и вывалил кусочки непереваренного яблока на свежевыстиранный комбинезончик.

– Срыгнул. Говорила тебе: не давай! – напустилась я на сестру.

– А, ерунда, – отмахнулась Машка. – Оставь мужу – постирает…