Зеркала

Кашеварил Боб как-то странно: на корточках, прямо как палка. – Ты чего? – спросил я. – Поясница отвалилась, – сказал Боб. – Стареешь, каналья, – сказал я. – Старею, – согласился Боб, – старею: сопли вожжой тянутся и с пива пердю. Но, обратно же, есть и преимущества у старости… Какие преимущества, он не договорил: из палатки, шатаясь, вышла на четвереньках Инночка, постояла и повалилась на бок. С днем рожденья, Винни-Пух, – сказала она, – я принес тебе самое-самое… кто видел мой лифчик? Вон там, на дереве, – сказал Боб. Почему на дереве? – удивилась Инночка, – разве ему там место? Тут произошел сексуальный взрыв, – сказал я, – вот его туда и забросило. Понятно, – сказала Инночка, – надо доставать… Она потрясла дерево, и оттуда упали лифчик, майка с девушкой-рыбачкой и одна босоножка.

Вторая зацепилась крепко, мне пришлось лезть наверх и сбивать ее палкой. С дерева я и увидел милицейский «бобик».

– Атас, ребята, – сказал я, – нас едут беречь. Интересно, – сказал Боб.

Машина подъехала, из нее вышли капитан и старшина, а следом за ними давешний Миха, но я его не сразу узнал, вся правая половина морды Михи являла собой сплошной синяк. Рука была в гипсе. Одна, – подумал я.

Старшина остановился шагах в пяти, капитан подошел и представился. Боб тоже представился вполне официально. – Что у вас тут произошло? – дружелюбно спросил капитан. – Необходимая оборона, – сказал Боб. – У ребят был нож, заточка и обрез. Хотите заводить дело? А куда деваться? – спросил капитан. Мы решили не писать заявления, – сказал Боб. Я вчера поговорил со вторым – он извинился перед девушкой, и все будет в ажуре. Не будете, значит, писать, – сказал капитан. – Ну ладно… А как вы объясните вот это: и он рассказал, что вчера, часа в два дня, к дому Виктора Кудинова подъехал автобус, на котором он работает, из автобуса вышли два человека, через несколько минут они вернулись, ведя за собой упомянутого Кудинова, – именно ведя, потому что тот шел неохотно и чуть ли не упирался. Видевшая это соседка вдруг чего-то так испугалась, что не могла прийти в себя до сегодняшнего утра, а утром прибежала в милицию, крича, что Витеньку похитили бандиты. Над ней посмеялись, но через час пришел дед, ходивший по грибы, и сказал, что прямо в лесу стоит автобус Кудинова, а в автобусе никого нет. Забавно, – сказал Боб. – Мужик ночь дома не ночевал, а его уже милиция разыскивает. Значит, так, с Куликовым я разговаривал в десять часов утра, объяснил ему популярно положение вещей, с двенадцати часов и примерно до пятнадцати тридцати был в районной больнице, могут подтвердить дежурный врач и больные. Он, – Боб показал на меня, – был здесь с утра до вечера, могут подтвердить девушки и окружающие отдыхающие. Так, алиби у нас есть, мотивов у нас нет, поскольку, во-первых, мы их позавчера и так накидали, а во-вторых, проще всего было бы сдать ребят вам, а вещдоки – вот: и Боб выложил завернутые в полиэтилен нож Михи и заточку усатого; обрез, прошу прощения, залапали, сгоряча схватились пару раз, а на ножичках отпечатки все на месте… но вот решили волну не поднимать, миром разойтись… Дурак ты, – сказал капитан Михе, – если бы это были они – стали бы они тебе тут на месте сидеть? Вот именно, – сказал Боб. – Кстати, что за ребята его увели, в чем одеты были? Мы вчера видели двоих в лесу, странные какие-то… Чем странные? – спросил капитан. Стоят, руками машут, а мы подошли – повернулись и побежали. Странно, – согласился капитан. Один в зеленой штормовке был и в сапогах, второй в коричневой куртке. Точно, – сказал Боб, – они. Их мы и видели. В котором часу? – спросил капитан. В семь, в начале восьмого, – сказал Боб. А где, можете показать? Примерно, – сказал Боб. Там, вдоль озера если ехать, километрах в восьми дорога в лес уходит. Там и видели. Спасибо, – сказал капитан, протокол как – сейчас напишем или завтра в отделение заедете? Да давайте сейчас, – сказал Боб. – И запишите мой телефон, надо будет, звоните.

Потом, когда «бобик» уехал, я отвел Боба в сторонку и спросил: а как ты узнал, в чем они были одеты? Ты же их не видел. Кто? – не понял Боб. Ну эти… похитители. Никак я не узнавал, он сам все сказал. А я подтвердил, что их и видел. От фонаря ляпнул. От фонаря – и в десятку, – сказал я. Это они были там, у дома… О-ла-ла! – сказал Боб. Доигрался Витечка. Вот к чему приводит неумеренная тяга к желтому металлу. Рассказывай, велел я.

Попозже, – сказал Боб. Вот вернемся в город, сядем спокойно…

Инночка налетела, как маленький смерч, пнула Боба в бок, заколотила по нему кулачками, я попытался схватить ее сзади, она отмахнулась локтем, и очень удачно – прямо мне в глаз. Я с размаху сел на помытые миски. Боб наконец ухватил Инночку поперек туловища и поднял ее в воздух. Оказавшись без опоры под ногами, Инночка не сдалась и продолжала лупить Боба по гулкой спине. Подбежала Таня, остановилась, не зная, что делать. Это вы, вы убили его! – кричала Инночка. Нет, – сказал Боб, не выпуская ее из рук, – не мы. Правда – не мы. Врешь, врешь, – всхлипывала Инночка, – ты и милиционеру врал. Ничего я не врал, – сказал Боб, – а если и не сказал чего-то, то так надо, потому что сам веду это дело и не хочу, чтобы они мне помешали. А Витю-то уби-или! – проскулила тихонько Инночка. Неизвестно еще, – сказал Боб, – ты так и знай: пока тело не найдено, об убийстве речи не ведется. Знаешь, как это бывает: пропадает, а потом выныривает – через год, через пять… Витечка твой запутался в деле одном нехорошем, а вчера понял, что я это дело раскручиваю – ну и дал деру. Скорее всего. А ты – убили, убили… убьешь такого, как же. Наверное, Инночка поверила, потому что с кулаками больше не бросалась и даже помогла мне промыть заплывший глаз. Но все равно что-то сломалось, и после обеда мы стали собираться обратно в город. Как-то не получалось с отдыхом после всего этого.

Обратно добирались прежним порядком. Вести мотоцикл, имея только один глаз, оказалось труднее, чем я думал, но тем не менее в кювет я не завалился и на встречную полосу не выскочил. Дома меня не ждал никто, в окнах Боба тоже не было света. Я помылся с дороги, а потом лег спать.

Проснулся, как от удара – что-то приснилось такое, от чего перехватило дыхание, но что именно, я не запомнил. С тех пор я часто так просыпаюсь – не каждую ночь, конечно, это было бы совсем уж невыносимо, но часто… А в ту ночь мне припомнилась одна из хохмочек Боба: «Экспертиза установила, что череп погибшего пробит изнутри», – у меня было именно такое чувство, что из меня что-то стремится вырваться, пробить череп и вырваться. Это было мучительно.