Страница 2 из 20
Кто-то шумно вздыхает рядом.
– Вася, – тихо зову я Косичку. – Что происходит?
– Не знаю, – отвечает он так же тихо. – Выдвинуться к американской базе и занять оборону.
Так.
База расположена в урочище Ульман. Сверхсекретная. Позавчера в шатиловском трактире мы в очередной раз дрались с охранниками этой базы. Пожалуй, мы знаем о ней все.
Война с Америкой? Бред. Но что же тогда еще?..
Охранников на базе полторы сотни, ребята отборные и вооруженные отменно. Наш «Симонов» против их «томпсона» играет только на коротких дистанциях…
Эй, пан Валинецкий? Повоевать собрался?
Да. Икры напряжены и подрагивают, уже ни холода, ни воды с неба, в ушах далекая труба, под пальцами верный металл…
– По ма-ши-нам!..
Есть по машинам. Полтора шага – и вот уже сидим вдоль борта, спиной к движению, автоматики зеленые игрушечные на шее, патроны, гранаты и прочую амуницию выдадут на месте. Зубы сжаты, чтоб не отбивали дробь. На это есть барабанщики…
Вперед-назад-вперед: свет фар, пылающая завеса дождя и за нею – наши сиротливые палатки с пустыми треугольниками входов. Мотор взвывает; пейзаж, трясясь, проворачивается на три четверти и скоро исчезает, и остается только тьма, два красноватых туманных облака следом за нашими габаритными огнями, а более ничего заслуживающего внимания, потому что наша машина последняя. Но нет: где-то вдали, левее (кажется) лагеря взлетает в небо ракета, гаснет, взлетает новая, потом еще и еще…
И сразу становится очень холодно. Вода стекает с полей панамы на плечи, шинель, как ей положено, промокает, и при движениях начинает похрустывать ледок. Мотор меняет тон: мы уверенно карабкаемся в гору.
31.08. Около 06 час. Окрестности станции Шатилово. База ВВС Союза Наций «Саян»
Натянутые брезенты хоть как-то прикрывают нас от дождя. Жмемся мы друг к дружке, чтоб теплее стало…
Ничего не понимаю, в сотый раз повторяет Поротов, аптекарь из Новоенисейска, у него течет из носа, и он поминутно сморкается в огромный пятнистый (откуда я знаю, что он пятнистый? а вот ведь знаю откуда-то…) платок, нет, я ничего не понимаю, а вы?.. сейчас нам скажут, что пошутили, и отвезут завтракать…
Я знаю это место. Сюда мы каждый год в конце сборов приезжаем с Гореловым, пьем водку, жарим шашлыки, печем картошку в золе. Здесь очень красиво. Особенно когда солнце… Если пройти вперед еще метров сто, то лес кончится, опушка его ощетинилась густейшим ельником, и вот если еще проломиться через ельник, то окажешься на весьма крутом косогоре, поросшим колючим стелющимся кустарником; и с косогора (разумеется, днем) открывается замечательный вид на урочище Ульман и на базу: серая бетонная полоса аэродрома, белые корпуса ангаров, бетонные башни зенитных установок… Но самое интересное и самое секретное – в еле виднеющихся вдали низких капонирах. В некий час «Ч» ворота капонира раскроются, и оттуда выкатится на тяжелой гусеничной платформе пятнадцатиметровый снаряд – застратосферная ракета «Хаммерер», несущая водородную боеголовку и способная достичь Японских островов. Таких ракет на базе восемь штук, и по крайней мере одна из них находится в постоянной готовности к пуску…
Американцы болтливы, как дети.
Не пойти ли мне в японские шпионы?
И все-таки: что там могло случиться? Рванула дежурившая ракета? Но причем здесь мы? Территория базы, по договору, есть территория Союза Наций, и возникающие там проблемы есть проблемы СН.
Разве что… бунт?
Говорят, лет семь-восемь назад были серьезные волнения на такой же американской ракетной базе в Британии. Подробности неизвестны.
– А я думаю, ребята, – сказал за моей спиной Сережа Врангель, студент-неудачник, – что это америкосы бузу подняли. Может, им мороженое не того сорта завезли…
Мы всегда охотно зубоскалим по поводу американского военного быта. И даже не из зависти. А главным образом потому, что наша егерская подготовка позволяет уверенно сворачивать этим красивым и ладным ребятам носы на затылок, едва дело доходит до трактирной рукопашной. И это их удивляет бесконечно, потому что они-то, по нашей терминологии, кадровые, а мы – вшивые резервисты, проходящие летние сборы. Американские офицеры часто посещают наши занятия, особенно если за инструктора сам Горелов, – все допытываются секретов мастерства.
Вымпел им в руки.
Почему-то именно на версии бузы мы останавливаемся и по неким непрямым ассоциациям перелетаем на тему жен и прочих женщин. И я треплю всяческий вздор – просто чтобы не думать…
Кажется, начинается рассвет. Мы уже видны друг другу. Дождь не перестает, но зато теперь это просто дождь, без ледяных корок. Пар от дыхания подобен туману.
Возможно, это и есть туман. Из тумана внезапно появляется подпоручик Криволапов, наш взводный. Он удивительно соответствует своей фамилии.
– Стройся, – негромкая команда.
Мы строимся, курсанты вперемешку с тонкими больными осинками. Криволапов ждет короткий положенный срок.
– Егеря. Перед нами поставлена задача… – он вдруг смолкает, кашляет и начинает снова, но совсем другим голосом: – Ребята, случилось вот что: кто-то захватил эту долбаную базу. Какой-то «Русский легион». Неизвестно, кто они на самом деле, неизвестно, сколько их… но достаточно, наверное, потому что одной охраны там было полторы сотни, вы это знаете… Короче, они объявили войну Японии. Что начнется, если они запустят эту молотилку, объяснять не надо. Одно хорошо: заправленную ракету успели взорвать, а чтобы другую заправить и вывезти на старт, требуется двадцать часов. Так что до вечера война не начнется. И наша задача – сделать так, чтобы она вообще не началась… Значит, так: кадровики будут здесь не раньше шестнадцати часов. Самолеты не летают… К их прибытию мы должны будем порвать жопу на звезды, но установить численность противника, расположение огневых точек.. ну и нанести ему посильный урон. Все. Сейчас нам приказано произвести скрытый поиск к базе. Добровольцы есть?
Секунду-другую строй стоял неподвижно. Потом шагнул вперед ефрейтор Николаев, потом Сережа Врангель, потом я… потом оказалось, что строй как был строем, так им и остался.
– Спасибо, ребята… – сказал Криволапов. – Тогда так: иду я, ефрейтор Яковлев, курсанты Валинецкий и Аздашев. Сержант Косичка остается за командира. Разведчики – со мной, остальным пока отдыхать. Разойдись.
Год 2002. Михаил 6.04.02 8 час. 30 мин. Константинополь, Иени-Махалле, кофейня «Старый Хачик»
Если вам где-нибудь когда-нибудь скажут, что есть на свете времяпрепровождение лучшее, чем пить из тонкой синей фарфоровой чашечки свежезаваренный «Али Касим», сидя на открытой белоснежной веранде под изрядно выгоревшим бело-зеленым полосатым зонтом и глядя рассеянно на рейд порта, где в кажущемся беспорядке застыли полторы сотни только крупных судов, а разнокрылой мелочи, пришвартованной к длиннющим наплавным мосткам наподобие нашей «Белой Девы», не сосчитать никогда, причем происходит все это действо (или бездейство, что точнее) поздним утром поздней весны, и пусть сады уже отцвели, но зелень пронзительно свежа, а из розариев сада Вланга растекается вширь тончайший аромат, и еще приходят большие толстые белки и требуют свои орешки, им нельзя соленые, и поэтому специально для них я покупаю у хозяина сладкие, и хозяин грустно улыбается и следующую чашечку божественного «Касима» наливает за счет заведения, и мы с ним обмениваемся простыми мудрыми замечаниями о смысле жизни, с совсем старым господином Хачиком Мелканяном, родившимся в девятьсот шестнадцатом году в Эрзруме и всю жизнь и по всему миру оттачивавшим свое единственное и неповторимое искусство: заваривать кофе… – так вот, если вам вдруг скажут такое, усомнитесь. Потому что нет в природе и быть не может ничего лучше весны в Константинополе, самом непостижимом городе, пусть даже ты прожил здесь полжизни и должен ко всему привыкнуть… но этот город чем-то похож на господина Хачика Мелканяна, он точно так же тысячелетиями оттачивал свое единственное и неповторимое искусство обольщения, которому нет имени в человеческих языках. Это Восток и Запад, которым нет нужды сходить со своих мест, ибо они давно едины. Это свет и тьма, которые не существуют друг без друга. Город – средоточие всех религий и всех наук, искусств и торговли, азарта и лени, расточительной роскоши и живописной нищеты, перекресток великого множества дорог моря, земли и неба – Константинополь.