Мумия

О том, что одеваться надо нарядно, Руська вспомнил в последний момент.

– Мама! – позвал он. – Слушай, нам Галя Карповна вчера сказала, что вместо уроков мы пойдем в театр и надо надеть что-нибудь такое…

– Галина Карповна, – автоматически поправила мама, не отрываясь от плитки. На сковородке скворчали картофельные оладьи. – Подожди, а какой такой театр?

– Не знаю. В театр да и в театр. Какая разница?

– Всегда предупреждали… – нахмурилась мама. – Что же ты вчера-то молчал?

– Забыл, – вздохнул Руська.

– Забыл… ах, ты же…

– Да ну, чего особенного? Подумаешь, в театр. Бывали уже в театрах, и ничего…

– Может, и ничего, – мама смотрела куда-то в угол, – а может и чего… и отец ушел…

– Да ладно тебе, – Руська не понимал, из-за чего, собственно, расстройство. – Ты мне лучше дай какую-нибудь деньгу, я там в буфете чего-нибудь посмотрю…

– Господи, – сказала мама. – Добытчик ты наш…

Оладьи, понятно, подгорели. Впрочем, Руська именно такие и любил, но мама почему-то всегда старалась делать бледные, мягкие. Оладьи он запил большой кружкой приторного морковного чая.

– Вот это наденешь, – сказала мама.

– Он колючий, – запротестовал Руська. – И жаркий.

– Потерпишь, – отрезала мама.

– Но ведь в театр же…

– О, господи, – сказала мама предпоследним голосом. – Не будешь забывать вечерами… сказал бы вчера, попросила бы Раду Валерьевну, чтобы выписала тебе освобождение…

Это уже было настолько ни к селу, ни к городу, что Руська перестал сопротивляться – даже мысленно – и натянул «секретный» свитер. Секретным свитер был потому, что в него мама ввязала сплетенный косицей волос, так что от некоторых чар и от дурного глаза свитер оберегал неплохо.

– А вот это – на шею, – сказала мама и завязала на семь узлов шелковую веревочку. – Будут отбирать – отдай. И говори, что нашел.

– Что я, совсем маленький, что ли? – обиделся Руська. – Учишь как все равно…

– Большой ты, большой, – сказала мама. – Потому и говорю. С малого какой спрос…

Ха! Возле школы уже стоял автобус, и Галя Карповна махала рукой из двери. Класс плющил носы о стекла.

– Вечно ты, Повилихин, приходишь в последнюю минуту, – с полоборота завелась Галя Карповна. – Ты да Хромой, двое вас таких гавриков…

– Не опаздываю же, – резонно возразил Руська.

– Я сколько раз говорила: приходить за пятнадцать минут до начала уроков! Звонок не для вас, звонок для учителя! – и что-то еще в том же духе.

Руська молча обогнул ее с наветренной стороны и двинулся по проходу, ища место. Ничего нового он услышать не надеялся.

– Ксива есть? Ксивы нет. До свидания, – пробормотал он негромко, но так, чтобы его услышали. Машка Позднякова, соседка по двору и по алфавиту, фыркнула.

– С тобой не занято? – спросил Руська.

– Садись, – сказала Машка. – Она все равно не придет.

– Откуда ты знаешь?

– Я все знаю. Вот ты знаешь, например, куда мы едем?

– Ну?

– В Кремль!

– Как – в Кремль? Вчера же говорили, что в театр…

– Ты и поверил, глупышка?

– В лоб дам, – пообещал Руська.

– Ну и как хочешь, – обиделась Машка, хотя уж не ей обижаться. – Вон – мест много…

– Подожди. А зачем – в Кремль? Что там делать?

– А то ты не знаешь?

– Чего?

– Чего-чего. Не слышал ни разу, что ли?

– Слышал, – неохотно сказал Руська. – Только все это как-то… как-то не так… Мама рассказывала: их возили торжественно, отбирали самых-самых… они цветы дарили, рапорт читали…

– Говорят, что всех возят только не велят об этом рассказывать, – прошептала Машка и резко отвернулась.

– О чем вы тут шепчетесь? – возникла рядом Галя Карповна. – Я миллион раз говорила, что шептаться нельзя, хочешь что-нибудь сказать – скажи громко, при всех.

– Вон Хромой идет, – громко и при всех сказал Руська.

Толик Хромой – это у него настоящая фамилия, прозвище у него было Костыль – запыхавшись, вскочил в автобус.

– Тебя одного и ждем, – сказала Галя Карповна. – Сорок человек тебя ждут!

– Я опять опоздал? – удивился Толик. – Ну никак не могу к этим трамваям приспособиться.

– Объяснять будешь директору, – сказала Галя Карповна. – Так, нет Полубояринова, он болеет, и нет Стеллы Мендельсон… – Галя Карповна поджала губки. – Водитель, поехали!

Толик плюхнулся на пустое сиденье – как раз через проход от Руськи. Расстегнул портфель, вынул кляссер и подмигнул Руське. Руська привстал – Галя Карповна как раз отвернулась и говорила что-то водителю – и шмыгнул через проход.

– Во, как и обещал… – начал Толик, но Руська его перебил:

– Знаешь, куда едем?

– Ну… куда? – вздрогнул Толик.

– В Кремль… – от Толикова испуга Руська немного растерялся.

– Как же так… мне же нельзя, я ведь уже был… – зашептал Толик, – почему вчера не сказали?.. я ведь был весной, мне нельзя…

– Так скажи Гале, – предложил Руська.

– Не отпустит… а то еще мамке на работу сообщит – и все… ох, как же это я… осел, ведь так не хотел идти, думаю: ногу бы сломать…

– Так ты там был? – прошептал Руська?

– Ну да, я же говорю – весной, еще когда в той школе…

– Слушай, а что там?

Толик замолчал, уставился куда-то в бок.

– Так что? Почему все так бояться?

– Сам увидишь… да никто и не боится… а так… я не знаю. Я правда не знаю. Водят, все показывают… Глав-пушку, Глав-колокол… картины разные, сабли, пистолеты старинные… ну и это…

– К самому?

– Ну… Слушай, Руська, хочешь я тебе все свои марки отдам и расскажу, что мне один большой парень рассказывал, а за это буду там все время за тебя прятаться? Потому что ты не ходил еще, тебе можно, а я уже ходил…

– Хорошо. А что он тебе рассказывал?

– Значит так. Когда-то давно сам умер – или как будто бы умер… и те, которые с ним были, соратники – они решили: сохранить его тело, сделать мумию и выставить в музее, чтобы все видели и знали, какой он был. Ну и вот… сделали мумию, а потом к ним приходит один маг и говорит: а хотите, я его… ну, мумию, то есть… оживлю? А те без него не знают, что делать, говорят: хотим. Маг и оживил. Потом много всякого было…

– Опять шепчетесь? – налетела Галя Карповна. – Я сколько раз говорила: шептаться нельзя! Хочешь что-нибудь сказать – встань и скажи громко! Повилихин, а кто это тебе разрешил пересаживаться? Сядь немедленно обратно!