Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 93 из 118

– Сюда, пожалуйста, – Мальчик открыл скрипучую дверь, и «слепец» с поводырем вошли в жаркий полумрак, пропитанный запахом смолы и пакли. – Мастер ждет вас.

Фонарь за тусклым стеклом освещал что-то, похожее на выброшенного на берег кита. И еще огненные сполохи из приоткрытой дверцы топки под огромным черным котлом бросались на все кругом, но, разочарованные, тут же исчезали... «Слепец» поискал взглядом круг из меловых камней, но не нашел. Впрочем, пол был устлан досками, могущими скрывать круг.

– Привел, Алан? – Голос из дальнего угла был скрипучий, совсем в тон дверным петлям. – Тогда покарауль под дверью...

Мальчик вытер рукавом нос, шмыгнул выразительно, недовольно переступил порог и закрыл дверь снаружи. Стало еще темнее.

– Проходите, гости. Слева от лодки...

– Вижу, – сказал поводырь.

Тот, кто их ждал, походил на степного идола. Он сидел на грубом стуле с тележными колесами по бокам, но и сидящий оставался вровень с рослым мужчиной. Борода, черная по краям и седая в середине, достигала шарообразного живота. Огромные кисти рук, черные от забившейся в поры смолы и копоти,.лежали на ободьях колес.

– Узнали? – спросил он все тем же скрипучим голосом, но усмешка пробилась и сквозь скрип.

– Догадались, – сказал «слепец». – Ты – адмирал Роман Адальвольф, прозванный «Морским Тигром». Соратник Филомена по войне Последней Надежды...

– Хорошо вас там учат... – проворчал адмирал, ума бы еще вкладывали. С первого же взгляда можно было понять, что это ловушка.

«Слепец» подвинул к себе стул, сел. Поводырь остался стоять за его спиной.

– Меня зовут Пист, – сказал «слепец». – А моего отрока – Фирмин. Мы не попали к месту сбора, а потому не можем судить о том, что ты сейчас сказал. Мы видели эту башню лишь издалека.

– Ладно. – Морской Тигр махнул пальцами, не отрывая ладонь от колеса. – Ошиблись даже слуги Авенезера...

– Те, которые разгромили Темный Храм? Почему же они ошиблись? В чем?

– Все это нападение... они просто отвлекали на себя – от вас, идиотов, – внимание одного площадного шута, завладевшего царской печатью. И поднялись в полный рост, когда решили, что вы дошли до цели. Авенезер понял ошибку, но – поздно...

– О каком Авенезере ты говоришь?

– Об истинном. Тот, кого зовут Четвертым, фальшивец, подменыш. Но это не предмет разговора... Что вы намерены делать?

– Мы должны вернуться, – немедленно сказал Пист. – Все, что нам осталось, – это доложить об ошибке... Адмирал чуть наклонил голову.

– Допустим, что это так, – сказал он. – Вопрос следующий: остались ли у вас снаряды для уничтожения башни?

Пист развел руками, потом дополнил жест словом:

– Нет.

Он соврал едва ли не впервые в жизни.

– Жаль...

– Адмирал. – Пист вдруг охрип. – Ты знаешь, где настоящая башня? – и подался вперед.

– Можно сказать и так...

– Ну же?

Адмирал смотрел на него долго и молча.

– Я не могу решить, нужно ли вам знать это, проговорил он наконец.

– Зачем же ты нас призвал?

– Чтобы выяснить, кто вы и на что способны... Пист понял, что его вранье не осталось незамеченным. Но – следовало продолжать...

– Это... твой дом?

– Мой дом? Ха! Мой дом я спалил бы, не дрогнув... Это Детский Дворец. Если точнее – шпиль на его крыше.

– Так... – Пист опустил голову. – Злое известие.

– Постой, – сказал поводырь. – А как мы можем быть уверены, что ты говоришь истину?

– Да, – сказал Пист. – И как ты сам это разузнал? Не солгали ли тебе сказавшие?

– Не солгали, – сказал адмирал. – Своему сыну я верю... Верил. Он и воздвигал ее, эту башню... Тебе же скажу, отрок, так: подтвердить сказанное человек может разными путями. Все они могут оказаться нарочиты и ложны. Кроме одного. Человек может подтвердить сказанное собственной смертью...

Он поднял правую руку. Вдоль предплечья вытянулся тонкий клинок морского корда. Одним движением адмирал приставил блестящее жало к груди – и погрузил оружие по рукоять. Левая рука судорожно сжала обод колеса, потом подскочила, что-то ловя из воздуха... Губы приоткрылись, выпуская уже ничего не значащие звуки.

Глаза замерли изумленно. Потом голова свесилась на грудь. Судорога сотрясла плечи. Рука-убийца разжалась и упала ладонью кверху. Маленькое пятнышко крови алело у основания мизинца.

Пист встал. Посмотрел на отрока, потом на мертвое тело, потом опять на отрока.

– Ты что-нибудь понимаешь? – прошептал он. Отрок не ответил. Взгляд его прикован был к темному медальону, который выпал из-под ворота черной блузы. Распахнутую то ли змеиную, то ли драконью пасть – вот что изображал тот медальон; знак тайного ордена Моста...

– Вы уверились? – От стены с тихим шелестом ткани отделилась очень тонкая женщина в черном; вуаль, казалось бы прозрачная, совершенно размывала черты ее лица; голос был неестественно спокойный. Идите за мной. Нас ждет долгий и трудный разговор.

...И вот настал миг, когда стены внезапно и широко расступились, открывая низкий и страшно далекий горизонт, когда золотистый отсвет лег на все вокруг, смешавшись с солнечным светом, когда в ноздри ворвался, заставляя дрожать икры, запах мокрых камней вдоль студеных ручьев и толстых ломтей ноздреватого снега, забившегося в тень зеленых утесов, которые чем-то – не самим цветом, а чистотой, нежностью и интенсивностью цвета... или даже нет: ощущением, которое оставляет цвет в человеке, – напоминали однодневных желтых пуховых цыплят, таких огромных, что их суетливый бег кажется величавой неподвижностью...

Позади возвышалась Башня. Она была так велика, что казалось: от нее нельзя уйти, она бросала пространство под ноги уходящему так же легко, как бросала тень. Странным образом не давался ее цвет: род серого, но не серый. Цвет высохшего топляка, может быть. Цвет выделанной, но не окрашенной воловьей кожи... А вот форма запечатлелась сразу. Много раз (как давно это было!) она видела по телевизору эту самую башню, взлетающую в небо на столбе пламени.

Гигантская ракета. Четыре конические башни, плотно прилегающие к более высокой цилиндрической, на конце которой покоится нечто ажурное и неимоверно сложное, в деталях не различимое, цепляющее облака... Башня Ираклемона. Будто бы – по легенде – громоотвод, собирающий на себя все мировое зло и сбрасывающий его вниз, в преисподнюю, в Кузню...