Страница 14 из 19
– Алёш… – тихо сказала Санечка. – Я тебе раньше не говорила… у меня что-то с глазом. Перед Новым годом началось. Потом вроде бы прошло. Яркий свет. Яркий жёлтый свет. Всё застилает. Обычно когда разволнуюсь. Там, на кладбище… а теперь вот опять. Врач велел лечиться, а я, как дура набитая…
– Раз велел, будем лечиться, – сказал Алексей.
У него самого нервы были напряжены до предела. Что-то вот-вот грозило произойти.
Грозило… Слева, со стороны недалеких низеньких гор, очень быстро неслись, стелились, накатывались белые поверху и уже непроглядно-чёрные снизу клубящиеся облака. Яркая даже при свете ещё не скрывшегося солнца молния побежала под тучами, взрывая мрак. Люди обернулись на неё, кто-то привстал, чтобы лучше видеть. Молния сверкнула второй и третий раз, долетел сухой звонкий гром. Потом облака замерли на какое-то время, и Алексею показалось, что всё вокруг стало близким и плоским – рисунок на стенах туннеля, трубы, в которую всё глубже и глубже, без шансов вернуться, начинал всасываться автобус… сейчас эта картинка поползёт назад, быстрее, ещё быстрее, сменится другой, третьей – мелькание – и дальше не будет уже ничего, кроме шершавой каменной стены и грубых швов с потёками цемента…
Он стряхнул наваждение. Туча приближалась. Вот-вот начнется метель. До Озёрска было километров тридцать – тридцать пять.
Снег догнал и ударил сзади. Автобус качнуло. Окна сразу же залепило снаружи, изнутри они запотели. Стало по-настоящему темно. Водитель включил дворники и снизил скорость. По ногам потянуло холодом. Впереди в свете фар клубилось непонятно что. Молния раскололась над головами – страшный гром сразу же за вспышкой, заставившей пылать голубым огнём летящие хлопья. Алексей оглянулся. Два красных вихря летели следом. Автобус уже еле полз. Алексей подвинулся к окну, протёр стекло. Чёрную дорогу низко перелетало бесконечное белое кружево. Оно становилось всё плотнее и плотнее.
– Как красиво… и как страшно, – прошептала Санечка.
Местами по какому-то капризу ветра снег переметал дорогу, образуя плотные и пока ещё невысокие поперечные и косые валы – но прошло-то всего несколько минут… Автобус с натугой преодолевал заносы, раскачиваясь и завывая. Странно – с момента, когда началась метель, встречные машины куда-то исчезли…
Ощутимо похолодало.
Снег на минуту как будто перестал, хотя мрак сгустился. Почти прямая вертикальная молния врезалась в одинокую старую берёзу, стоящую в сотне шагов от дороги. На миг дерево будто опутала ослепительная паутина. Потом всё померкло, и красноватый огонь, взметнувшийся из расщеплённого ствола, казался тусклым.
– Господи Боже, Господи Боже, Господи Боже… – громко бормотал кто-то впереди.
Ветер ударил в бок автобуса с такой силой, что наклонил его и развернул почти поперёк дороги. Мотор заглох, и тут же погасли фары. Правое заднее колесо то ли спустило, то ли соскользнуло в канаву. Накренившись, автобус замер.
Стало слышно только, как ревёт ветер и как потрескивает, остывая, двигатель.
Стартёр несколько раз бессильно взвывал, будто бросался грудью на непреодолимую ледяную стену. Потом водитель, кряхтя, выбрался из своего кресла и встал в проходе. Был он толст и как-то нелеп.
– Мужики, – сказал он, – а ведь толкать надо. Тут метров сто, и начнётся спуск. Заведётся с толкача.
– Аккумулятор хороший иметь надо, – буркнул кто-то. – За что платим? Пешком дешевле ходить.
– Да нормальный аккумулятор… не знаю, что и думать. Может, от грозы?.. Мужики, помёрзнем ведь, если застрянем. Толкнём, а?
– Чёрт, так и думал, что какое-нибудь говно выплывет, – пожаловался кто-то и встал. – Пошли, что ли.
– Ты со мной, – тихо сказал Алексей. – Не отходи ни на шаг. Понимаешь? Ни на шаг.
Ему представилась картина: скользящий под неведомый уклон автобус, и в заднем стекле – белое пятнышко лица…
– Я хотела тебе шапку дать, – сказала Санечка. – Ты замёрзнешь.
Алексей усмехнулся. У Санечки была белая вязаная шапочка.
Водитель открыл заднюю дверь. Оттуда дунуло таким лютым холодом, что Алексей крякнул от удивления.
В передней части салона тем временем начался скандал.
– Тебе что, козёл, особое приглашение требуется? – мужичок в чёрном тулупчике нависал над дорогой шапкой, которая упрямо отворачивалась к окну. – Наели хари на наших харчах… Ну, идёшь? Идёшь, сучара?
– Ему нельзя, – тихо кричала женщина, – ты что, не видишь, он старик, у него больное сердце…
– Не бзди, мамаша, от свежего воздуха ещё никому не плохело…
– Костя, не смей! Не пущу! – женщина вскочила, вцепилась в своего. Тот поднимался: действительно, лет шестидесяти мужчина… Выходящие приостановились, оглядываясь.
– Ты, тулуп! – рявкнул Алексей, поднимаясь. – А ну – работать! За порядком шофер последит.
– О, защитничек… ну, щас… Да ладно. Сиди уж, падаль. Ничё, скоро мы вас всех – как в семнадцатом…
Обходя Алексея, он подчёркнуто смотрел в сторону, но по Санечке неприятно прошёлся взглядом.
Ветер, может быть, и не валил с ног, но всё тепло из-под одежды выдул на счёт "раз". Лицо стянуло холодом, ресницы слипались. Вмиг одубели пальцы в тонких перчатках.
Одиннадцать человек пристроились сзади мёртвого автобуса, упёрлись кто куда – и, придыхая: "…три!" – стали выталкивать его из кювета. Холод пропал – только дыханием обжигало горло. Потом – ниже горла… Постепенно тяжёлая махина раскачалась и выползла на полотно дороги. Не останавливаясь, её покатили вперёд. Медленно, медленно… быстрее. Дорога, кажется, действительно намеревалась пойти под уклон. Наконец уже все бежали, только придерживаясь за машину. Ветер свистел натужно. Под ногами взвизгивал круто схваченный, утрамбованный влёт снег.
Не останавливаясь совсем, автобус притормозил. Бурлаки по одному стали запрыгивать в открытую дверь. Алексей видел, что чёрный тулупчик пропускает всех вперёд, и потому сам не торопился. Вот они остались втроём: тулупчик, он и Саня. Вновь налетел плотнейший заряд острого, как осколки стекла, снега. Алёша! – крикнула Санечка, но он прекрасно видел и сам: в руке у тулупчика был нож, а глаза его были мутные и смотрели мимо, как у тех собак – на кладбище.
Алексей сам не ожидал от себя такой вспышки гнева. Не к этому несчастному идиоту, конечно… Он дождался, когда тулупчик нанесёт удар – в живот, с рывком вверх, – повернулся боком и, захватив его руку, ударил её о колено, ломая кости. И, не отпуская кисть сломанной руки, обвёл негодяя вокруг себя, на завершении полукруга сделал ему подсечку и отправил лететь дальше, под колесо медленно катящегося автобуса. Сам же, почти не прерывая движения, подхватил обомлевшую Санечку, подсадил её в дверь и вскочил следом. Автобус встряхнуло…
Хруст и вскрик никто не услышал.
Дверь с лязгом закрылась. Автобус медленно катился, переваливаясь.
– Алёша… – прошептала Санечка; зубы её стучали. – Алёша, ты же его…
– Не я, – ещё тише прошептал Алексей. – Ты видела его глаза?
Санечка помедлила.
– Да. Я… испугалась. Они были… неживые. Как у тех собак.
– Я потом тебе всё объясню, – прошептал Алексей. – Это всё очень сложно…
Их бросило вперёд, автобус затрясло, под сиденьем зафыркало: водитель запускал двигатель. Потом раздалось несколько глухих взрывов, они слились – мотор заработал. Дружелюбное гудение наполнило салон. Водитель остановил автобус и несколько минут газовал на месте, разогревая мотор и на всякий случай подзаряжая аккумулятор.
Пожилая дама в меховой шляпке подошла к Алексею.
– Спасибо вам. Мне показалось, что уже никто не способен… а муж – он правда очень болен…
– Да что вы. Всё в порядке…
Кажется, становилось светлее.
Наконец, скрежетнув шестерёнками, автобус уверенно тронулся. Небыстро, подпрыгивая на снежных ухабах, он скатился под уклон, потом начал карабкаться вверх. Ветер уже не выл так страшно, и снег падал редкий и мелкий.
Как ни странно, пропажи "тулупчика" никто не заметил. Или не захотел заметить…