Страница 4 из 10
– Да так, – она неопределенно пожала плечами, трусливо отводя глаза.
– То есть – никак, – уточнила Татьяна Павловна и понимающе хмыкнула. – Не могу сказать, что меня это удивляет или огорчает.
– Это почему это? – взвилась Надя. – Я не виновата, что вокруг одни дефективные уроды, размахивающие первичными половыми признаками и считающие, что больше для счастья ничего не надо.
– О, ты была на мужском стриптизе? – оживилась маман. – Вот это уже лучше. Хватит строить из себя голубую кровь. В нашем роду дворян не имелось, так что будь просто женщиной, пользуйся мужиками без оглядки на воспитание и моральные принципы. Жить надо наполненной и яркой жизнью…
– Я не была на стриптизе, – перебила ее Надя. Мама явно собиралась поссориться, доказывая, что дочь живет неправильно.
– Интересно, – кивнула Татьяна Павловна. – А где же и чем они размахивали? Да на таком-то морозе. Судя по введению, вечер удался, а судя по твоей перевернутой физиономии – сатисфакции от мероприятия ты не получила.
– Мама, хватит…
– Ясненько, – продолжала глумиться мама. – Сатисфакция от слова «фак». Какие твои годы. Лучше уж никого не приводить, чем привести какое-нибудь недоразумение, которое потом начнет размножаться на нашей жилплощади.
– Мама!
– Я двадцать шесть лет мама. Можешь не напоминать. Склероза у меня пока еще нет.
– Я рада, – процедила Надя сквозь зубы, примериваясь, как бы половчее проскользнуть в ванную.
– А уж я-то как рада. Чем нам сегодня мужичье не угодило? Уж поделись опытом, а то у старушки-мамы нет возможности набираться ума-разума самостоятельно.
– Их интересует одно…
– Какая неожиданность. – Мама, как обычно, не давала договорить, демонстрируя проницательность и интеллектуальное превосходство над дурищей-дочкой. – Вот сюрприз-то. Это до тебя только сегодня дошло? Запомни, деточка: мужчина интересуется тем, чем ты его сама в состоянии заинтересовать. То есть сначала у них у всех один интерес, а потом все зависит от того, насколько у тебя хватит ума и интуиции.
– У меня с умом все в порядке! – взвизгнула Надя. У мамы снова получилось вывести ее из себя. Можно, конечно, сказать ей, что оттого и одна, что больно умная, но это запрещенный прием. Жест бессилия и признания собственного поражения. «Сам дурак» говорят только в тех случаях, когда сказать больше нечего. Следом за запрещенными приемами по логике следует моральная капитуляция краткосрочного победителя.
– И это не может не радовать, – степенно кивнула Татьяна Павловна.
Что еще может вывести из себя больше, чем спокойствие оппонента?
– Такое чувство, что вокруг все умные, а я одна – недоразвитая идиотка! – рявкнула Надежда, ринулась в ванную и там от души наплакалась. Но легче не стало. Более того, русоволосый парень из троллейбуса навязчиво заполнял мысли и чувства, мешая независимому от мужиков существованию. Надя с ужасом прислушалась к внутренним ощущениям. И несколько раз повторила про себя:
– Только не это. Любви с первого взгляда нет. Только полная дура может влюбиться в смазливую мордашку, не зная человека. Только полная дура…
– Конечно, дура. И не жди, что я буду тебя утешать. Таких дур, милая моя, миллионы, а то и миллиарды по планете бегают. Причем каждая, называя себя дурой, уверена, что это не так. Чистое кокетство и нежелание смотреть правде в глаза. Выбрось это из головы, пока не поздно. Поверь моему опыту, так будет лучше для всех, и для тебя в первую очередь.
Уж что-что, а опыта у Виктории Красовской, с которой имела честь беседовать этим сумрачным утром Надюша, хватило бы на целую роту барышень. Вика была старше почти на двадцать лет и имела в анамнезе двух давным-давно брошенных мужей. Первый супруг трактовался как ошибка молодости и результат гормонального сдвига. Второй оставил после себя сына и отбыл на ПМЖ в далекий штат Техас. Вика презрительно называла его ковбоем и демонстративно радовалась, что вовремя успела бросить столь никчемное создание. На самом деле было неизвестно, кто кого бросил первым, но Виктория категорически настаивала, что от настоящей женщины никто не уходит. А она была самой настоящей женщиной. Третий муж, Андрей, удержавшийся рядом дольше других, был тих, покорен и за свою покорность нещадно критикуем. Тем не менее от него Вика уходить не собиралась.
– Я – современная женщина и умею делать выводы, – объясняла она изумленной Надюше после очередной порции моральных помоев, вылитых на супруга. – Мне пятый десяток, я регулярно закрашиваю седину, имею зад далеко не модельного размера, морду не первой свежести и сына балбеса. И куда я со всем этим богатством попрусь от Андрюхиного налаженного бизнеса? То есть я бы и ушла, но вариантов нет, а уходить просто так – какой смысл? В каждом поступке, даже самом нелогичном, должна быть логика.
Викина логика была чересчур замысловатой, и Надя далеко не всегда ее понимала, но признаться стеснялась. На ее взгляд, независимая женщина должна быть независима во всем, а деньги не аргумент, чтобы жить с нелюбимым мужчиной. Другое дело, что нелюбимым Андрея никто не называл, поэтому взаимоотношения подруги и ее мужа оставались для Надюши тайной за семью печатями.
– Ты, Иванцова, вот что… – Вика задумчиво помолчала на том конце провода и резюмировала: – Переключись на кого-нибудь другого.
– Вик, на кого? Да они все уроды! Мне вообще никто не нужен! И этот смазливый красавчик тоже!
– Разумеется, – вздохнула подруга. – Я так и поняла. Это уже диагноз. Именно потому, что он тебе не нужен, ты и расписывала его битых полчаса. Дело дрянь.
– Дрянь, – тут же согласилась Надя. – Слушай, как думаешь, если я подежурю на остановке, есть шанс попробовать еще раз?
– Попробовать что?
– Ну… познакомиться.
– Надюха, я тебе, конечно, соболезную, но ты же взрослая тетка. Задави змею в зародыше, думай о чем-нибудь другом.
– Он не змея, – нахохлилась Надя, немедленно обидевшись на некорректное сравнение.
– С прискорбием вам сообщаю, что вы, девушка, лечению не поддаетесь. Клин клином вышибают. Померзни, подожди, даже при встрече попробуй схватить его за рукав и проволочься некоторое время следом, бегло перечисляя свои неоспоримые достоинства. Возможно, он согласится с тобой переспать, и вы расстанетесь друзьями.
– Почему расстанемся? – уныло уточнила Надя. Хотя ей все было ясно. – Вика, я не хочу быть такой банальной жалкой бабой. Я не хочу навязываться.
– А что ты хочешь?
– Чтобы он сам.
– Чтобы мужик сделал сам то, чего ты от него ждешь, его надо к этому подвигу долго готовить. Неподготовленные экземпляры, как правило, неуправляемы и творят совершенно не то, на что мы рассчитываем. И даже подготовленные и выдрессированные иногда жрут своих дрессировщиков. – Вика протяжно вздохнула, видимо, вспомнив о чем-то своем.
– Как жить-то тяжело! – взвыла Надежда и пнула коробку со старыми документами, стоящую под столом.
– Это еще не тяжело. Это фигня и детские заморочки. Мое последнее слово: найди себе занятие, требующее нервов, сил и времени.
– Так я уже нашла, похоже.
– Хватит лить сопли. Втюриться в неизвестного мужика с остановки – это не ахти какое достижение. А вот плюнуть на него – это достойно уважения. Хочешь, чтобы я тебя зауважала? Докажи, что есть за что. Кстати, можешь еще с мамой посоветоваться.
Надя даже хрюкнула от возмущения, представив, как советуется с мамой.
– Что это за предсмертный хрип? – напряглась Вика. – Надеюсь, ты не собираешься рыдать?
– Не, не собираюсь. Буду думать.
– Ну-ну…
Конечно, заслуживать Викино уважение столь диким и по-женски нелогичным способом Надя не собиралась. Советоваться с мамой – тоже. Если только с целью помотать себе нервы и услышать полный разбор полетов, сводящий все к тому, что дочь – тряпка, никчемное создание и не боец. Татьяна Павловна вообще любила всех делить на бойцов и не бойцов. Она желала воспитать танк, уверенно движущийся по линии судьбы, подминая гусеницами возможные препятствия. Максимум, что пока получилось из Нади, – дамский велосипед, на котором можно было удирать от неприятностей. Тяжелой бронетехникой там и не пахло.