Язон четырех морей

– Вы здесь, вы свободны, и мы спокойны, что Бофор избавился от эшафота. Это главное! В подобных обстоятельствах жаловаться на небо было бы простой неблагодарностью. Надо выпить за ваше возвращение, Марианна, – добавил он радостно и позвонил Жерому, чтобы принесли вина.

– По-вашему, мы можем считать этот день праздником, – заметила Марианна, – хотя вы же сами сказали, что смерть по-прежнему угрожает Язону?

– Следовательно, это не праздник, а просто небольшая передышка перед тем, как с головой окунуться, в первую очередь вам, в новые заботы. Скажу сразу: пришло новое письмо из Лукки! Ваш супруг требует вашего немедленного возвращения, иначе он обратится с жалобой к Императору, чтобы тот как сюзерен оказал помощь верному вассалу и препроводил вас в Лукку!

Марианна почувствовала, что бледнеет. Она не ожидала такого грубого требования, и рассказы Элеоноры пришли ей на память, придав этому ультиматуму угрожающий оттенок. По всей видимости, князь считал ее авантюристкой и замыслил за свое разочарование месть, может быть, и кровавую…

– Пусть он делает что хочет, я не поеду! Сам Император не сможет меня заставить. Впрочем, в скором времени я, без сомнения, должна буду покинуть Париж.

– Опять? – пожаловалась Аделаида. – Но, Марианна, куда вы хотите ехать? А я-то думала, что мы наконец-то заживем мирно здесь, в этом доме, среди всего, что нас привязывает.

Марианна нежно улыбнулась кузине и ласково погладила ее по плечу. Предполагаемая авантюра, видимо, очень огорчала старую деву. Жизненная сила, не оставлявшая ее на протяжении более сорока лет скитаний и борьбы, похоже, угасла или хотя бы померкла. Теперь ей хотелось тишины, спокойствия, и во взгляде, которым она обвела красивую мебель и изысканные вещи, составлявшие этот элегантный салон, читался призыв о помощи, когда он достиг висевшего над камином портрета маркиза д’Ассельна.

– Вы не поедете со мной, Аделаида! Вам нужен отдых и покой, а этому дому – хозяйка, более усидчивая, чем я. Я действительно еще раз уеду, и пусть это вас не смущает. В Париже нет каторги, а я хочу последовать за Язоном. Кстати, – обратилась она к Аркадиусу, – известно, куда его отправят?

– В Брест, без всякого сомнения.

– Это приятная новость. Я хорошо знаю город. Я жила там несколько недель с несчастным Никола Малеруссом в его небольшом домике в Рекуврансе. Если во время дороги не удастся устроить побег, я думаю, что в Бресте мне это будет легче сделать, чем в Тулоне или Рошфоре.

– Нам будет легче сделать, – подтвердил Жоливаль, делая ударение на «нам». – Я уже просил вас доверить мне руководство действиями.

– Так вы оставляете меня одну? – простонала Аделаида голосом обиженной девочки. – Но что я буду делать с присланными вашим супругом людьми, если они появятся? Что я им скажу?

– Все, что хотите! Лучший ответ, что я… путешествую. К тому же я напишу сама и сошлюсь на то, что, скажем, оказывая услугу Императору, я должна была поехать в одно отдаленное место, но, когда я освобожусь, я не премину воспользоваться приглашением моего супруга, – сказала Марианна, думая вслух и постепенно сочиняя свое будущее письмо.

– Это бессмыслица! Вы только что сказали, что не собираетесь вернуться в Лукку.

– И я не вернусь туда! Поймите меня, дорогая, я хочу только выиграть время… время, чтобы вырвать Язона у каторжных охранников. Затем я уеду, я последую за ним в его страну, чтобы жить там рядом с ним, в его тени, хоть в простой хижине, но я больше не хочу разлучаться с ним.

Вдруг вмешался Жоливаль. Его маленькие черные глазки впились в расширившиеся от возбуждения глаза Марианны.

– Следовательно, вы оставляете нас?

– Ничуть. Вам предоставляется выбор: остаться здесь, в этом доме, который я вам отдам, или последовать за мной туда со всем, что представится возможным взять.

– А вы подумали о том, что Бофор женат на этой гарпии? Как вы избавитесь от нее?

– Аркадиус, – начала Марианна с внезапной серьезностью, – когда эта женщина посмела превратить меня в подставку для ног и особенно когда я услышала ее безжалостное решение послать мужа на эшафот, я поклялась, что когда-нибудь она заплатит мне за это. Если она посмеет вернуться к Язону, я с чистой совестью устраню ее. Запросто! – добавила она страстно. – Я не отступлю больше ни перед чем, чтобы добиться его для меня одной и удержать, даже перед убийством, которое будет после всего только законной перед Богом казнью! Я не позволю его преступной жене разрушить единственную любовь моей жизни!

– Вы стали страшной женщиной, Марианна! – вскричала Аделаида с ужасом, не лишенным, впрочем, восхищения.

– Я ваша кузина, моя дорогая! Вы не забыли, что мы познакомились однажды ночью, когда вы хотели поджечь этот дом, чтобы он не остался в руках особы, которую вы сочли недостойной?

Приход Жерома, несущего зажженный канделябр, прервал беседу. Захваченные горячим спором, все трое не заметили, что уже наступила ночь. Мрак захватил углы салона, сгустившись под потолком, занавесями и картинами. Только горевший в камине огонь давал освещение.

Они молча смотрели, как мажордом установил пучок свечей, заливших все вокруг теплым золотистым светом. Когда он торжественно вышел, заявив мрачным тоном, что ужин будет скоро подан, Аделаида протянула к свечам худые руки и стала задумчиво смотреть на их пляшущее пламя. Погруженные в свои невеселые мысли, Марианна и Аркадиус, одна – сидя у огня, другой – облокотившись о камин, хранили молчание, словно ждали в знакомых шумах дома ответ на все те вопросы, которые они себе ставили, не смея высказать их вслух, чтобы не повлиять в какой-то степени на решение относительно будущего других.

Наконец Аделаида повернулась к Жоливалю и всплеснула руками.

– Говорят, что Америка великолепная страна, – сказала она спокойно, тогда как в ее серых глазах вспыхнул легкий огонек былого пламени. – Говорят также, что в землях на юге никогда не бывает холодно!.. Мне кажется, что никогда не ощущать холода – приятно. А вам, Жоливаль?

– Мне тоже, – серьезно ответил виконт, – я думаю, что мне тоже будет приятно и…

Дверь распахнулась настежь.

– Ужин ее светлейшему сиятельству подан! – возгласил с порога Жером.

Марианна ласково взяла под руки Жоливаля и Аделаиду и разделила между ними полную признательности улыбку.

– По-моему, мне уделяют здесь больше внимания, чем я заслуживаю, – заключила она.