Страница 5 из 13
Дед рассказывал Журке про разные интересные вещи: про раскопки старинных курганов, про то, как устроены латы древних рыцарей, и чем в испанском бое с быками матадоры отличаются от пикадоров и бандерильеров. Он научил Журку, как определять, молодой месяц в небе или старый, и как разглядеть в Большой Медведице незаметную восьмую звезду. А еще – запоминать названия парусов на больших кораблях и привязывать перья к стрелам для лука…
Иногда дед вспоминал, как в юности служил цирковым униформистом и плавал матросом по Каспию или как в детстве сделал с друзьями громадный змей, привязал к бечеве тележку, и змей тащил его, будто взнузданный конь, через луг. Пока бечева не оборвалась…
Один раз Журка попросил:
– Расскажи, как ты воевал.
Дед неохотно сказал:
– Да чего там воевал… Месяц был на позициях, а потом ногу искалечило, и отправили в тыл. И стал чиновником.
Но Журка знал, что чиновники водились только при царе, а месяц на позициях дед провел не зря: среди медалей "За трудовое отличие" и "Ветерану труда" были у него еще "За отвагу" и "За победу над Германией"…
В общем, славный был дедушка Юрий Григорьевич Савельев. Только встречался с ним Журка лишь на короткое время и редко – не чаще одного раза в году. Дважды Журка с мамой ездил к нему в "большой город", а иногда дед приезжал сам. Но приезжал, видимо, без большой охоты. Журка догадывался, что отец и дедушка недолюбливают друг друга. Кажется, деду не нравилось, что мама вышла замуж за папу. Но он зря был недоволен: если бы мама и папа не встретились и не поженились, тогда, чего доброго, не появился бы на свет и Журка.
Прошлогодний приезд деда был последним. Этим летом Журка после лагеря собирался поехать к нему с мамой. А получилось вот как…
Было грустно, и в то же время от ожидания больших перемен в Журке звенели радостные струнки.
Перед отъездом Журка неторопливо попрощался с Картинском. Навестил приятелей (их немного осталось в городе в летнюю пору), обошел все улицы, где когда-то гуляли с Ромкой, заскочил в пустую школу, побродил по берегу Каменки, поплескался в купалке, а потом поднялся на насыпь и положил на рельсы пятак. Прогремел длинный состав с разноцветными контейнерами, и Журка поднял раскатанный латунный кружок. Звонкий и горячий. Положил его в кармашек на тонкой рубашке…
А поздно вечером все Журавины были уже на новом месте.
Утром отец отправился узнавать насчет контейнера с багажом, а Журка и мама поехали на кладбище.
Кладбище оказалось большим и каким-то слишком открытым, с чахлыми деревцами, замершими под ярким равнодушным солнцем. Совсем не похожим на то, что в Картинске.
Дедушкина могила была недалеко от бетонной стены, по которой прыгали воробьи. Журка увидел длинный бугор, заваленный бурыми увядшими цветами и венками с полинялыми лентами. Мама стала откидывать их, и тогда открылась рыжая глинистая земля, через которую пробивались травинки – как весной, хотя появился этот холм в середине лета.
Журка стоял, забыв положить на могилу астры, которые дала ему мама.
Над бугром поднимался решетчатый обелиск, похожий на модель буровой вышки. Он был покрыт какой-то нелепо веселой голубой краской. Сверху алела острая звездочка, а посредине била в глаза очень черная табличка с белыми буквами дедушкиного имени и с числами: когда родился и когда умер. Журка машинально сосчитал, что прожил дедушка шестьдесят один год, четыре месяца и четыре дня…
Мама встала рядом с Журкой и сказала тихонько:
– Мы с папой отдали дедушкину фотографию переснять на эмаль. Будет такой круглый медальон. Когда сделают, привинтим сюда, на памятник… Журка помолчал и спросил:
– Он на этой фотографии в очках?
– Да… А что, сынок?
– Так…
Журка отчетливо вспомнил, как дед снимал очки, когда наклонялся над ним. И понял – неожиданно, только сейчас понял, – что дедушкины глаза очень похожи были на Ромкины. Казалось бы, чего похожего? У Ромки – распахнутые, золотисто-карие, с чистыми голубоватыми белками, у деда – водянистые, с красными прожилками, с набрякшими веками и морщинками вокруг. Но смотрели они одинаково: с добротой и постоянным ожиданием чего-то хорошего…
И когда Журка вспомнил это, резко перехватило горло. Он переглотнул, тихо положил цветы и щекой прижался к маминому рукаву.
По глинистому холмику пролетела тень. Это подошли первые облака близкого ненастья.
Когда возвращались домой, облака загустели и закрыли небо. Солнце било последним лучом в золотистую щель с лохматыми краями. Этот луч высветил кирпичный трехэтажный дом, в котором была дедушкина квартира. Журке вспомнилась открытка с картиной какого-то очень давнего художника: там среди темных деревьев, под круглыми сизыми облаками светилась красная мельница с громадным колесом. И сейчас было очень похоже (если забыть про колесо).
Дом построили давно. Еще, наверно, до революции. Он был по-старинному красив со своими карнизами, треугольными выступами под крышей и полукруглыми окнами на узком фасаде. Журка замечал эту красоту и раньше, а сейчас при свете одинокого луча она выступила особенно ясно.
Красный дом, как замок, поднимался над крышами других домов – двухэтажных и одноэтажных. В большом шумном городе здесь, недалеко от парка, сохранились тихие старые кварталы, и было как в Картинске. Оказалось, что есть даже речка, похожая на Каменку.
Но с речкой, где горбатился узорчатый железный мостик, с окрестными улицами и старым парком Журка познакомился позднее. А в первый день хватило хлопот дома – надо было устраиваться.
Квартира находилась на третьем этаже. В ней было две комнаты: одна большая и одна крошечная – как раз для Журки. А еще маленькая кухня и даже отдельная ванная. Не то что в Картинске, где одна ванная была на четыре семьи… Последний раз Журка был у дедушки три года назад и уже тогда заметил, что в комнатах очень мало вещей. Стол, два стула, узкий диван – вот и все. Мама сказала, что дед не терпел ничего лишнего. Он жил один. Бабушка – мамина мама – умерла очень давно. Дед женился было еще раз, но неудачно. Когда вторая жена ушла, а дочь окончила школу и уехала учиться, Юрий Григорьевич распродал мебель, купил кубометр досок и сколотил из них стеллажи от пола до потолка. Полки он заполнял книгами, которые покупал, где только мог.
Зарплата у деда была средненькая. Он долгие годы работал проектировщиком в каком-то управлении (что это за должность и что за управление, Журка понятия не имел). Год назад пришло время пенсии, тоже небольшой. Но книг дед собрал множество.
В Журкиной комнатке между стенкой и высоким окном стоял узкий стеллаж. Полок семь или восемь. Мама сказала:
– Эти книги дедушка оставил тебе.
– Как это мне? – удивился Журка. – Почему же не всем?.. А те, другие?
– Те как раз нам всем. А эти именно тебе. Специально… Дедушка их очень любил.
Журка растерянно оглядел полки…
В соседней комнате стояли Пушкин и Джек Лондон, Купер и Катаев, "Легенда об Уленшпигеле" и "Алиса в стране чудес". А здесь? Он видел облезшие кожаные корешки без надписей, края разлохмаченных обложек. Некоторые книжки были совсем без корочек.
Мама вышла, а Журка потянул с полки книгу. Наугад. Откинул тонкий самодельный переплет… Тихо вздохнул и сел на рыхлый надувной матрац, на котором спал прошлой ночью.
На грубой серой бумаге было отпечатано редкими старинными буквами: