Страница 2 из 8
Рано утром прошел дождик, было не жарко и пахло тополями.
До трамвайной остановки путь не близкий. Но все же и не такой далекий, как раньше. Потому что в начале мая появился новый мост через Утятинский овраг и речку Утятинку, которая журчала в этом овраге.
Неизвестно откуда взялась там большая металлическая труба – около метра в диаметре и метров пять длиной. Наверно, ее потерял какой-нибудь «КамАЗ» с прицепом, когда проезжал по краю оврага. Труба скатилась с откоса и улеглась в русло Утятинки. Ну, просто подарок с неба!
Парни из кооператива «Динозавр» пригнали в овраг бульдозер и нагребли над трубой насыпь из земли и гравия, получилась дамба. А Утятинка довольно журчала внутри металлического жерла.
Дамбу выровняли, сделали из березовых жердей перила. Можно стало с берега на берег и пешком ходить и даже ездить на легких машинах.
Поселковое начальство сперва ругалось. Потому что, во-первых, никто не разрешал такого строительства. А во-вторых, будущей весной Утятинка разольется так, что дамбу разнесет.
Но до будущей весны было далеко, а пока все жители заовражной стороны Утятина радовались: не надо топать несколько лишних кварталов, чтобы добраться до большого моста. Дамба выводила прямо к подъему на Кленовую улицу, а там два шага до трамвайной линии…
Генчик прогарцевал через дамбу, но по Кленовой улице не пошел. Свернул в Кошачий переулок, что тянется вдоль оврага. Кроме поездки в «Юный техник» было у Генчика еще оно важное дело.
Он собирался расчистить посадочную площадку.
Генчик любил летать. Этому научился в мае, когда впервые прогулялся по Кошачьему переулку. До той поры как-то не приходилось здесь бывать: дамбы-то не было, и Генчик в эти места не заглядывал.
В Кошачьем переулке Генчику понравилось. Вокруг были дома с затейливыми надстройками и крылечками. Немощеная дорога петляла среди палисадников. Вела она под горку. Ездили здесь только легковушки да мотоциклы местных жителей. И, конечно, ездить им приходилось осторожно, потому что на самом краю оврага дорога делала поворот. Если не свернешь вовремя – сразу под откос. И не помогут врытые над откосом столбики.
Разумеется, машины и мотоциклы сворачивали. А Генчик – нет!
Он выходил в этот пустынный переулок, говорил себе «внимание, старт!» и мчался под уклон. Встречный воздух отбрасывал у него похожие на желтые стружки (как у Буратино) волосы. Холодом обдувал ноги. Рвал подол и рукава рубашки. Нарастающая скорость подносила Генчика к откосу, а там – вниз. И вот оно, сладкое замирание полета! И страх, и радость!..
Впрочем, страха с каждым разом становилось меньше. Склон – крутой, но ровный, с мягкой смесью песка и сухой глины – после нескольких метров свободного падения принимал на себя резвого мальчишку. Словно добродушный великан ловил на ладонь кузнечика.
Правда, «кузнечику» после этого приходилось из штанов, рубашки и волос вытряхивать песок и крошки, ну да это совсем пустяковая плата за счастье окрыленности…
Но на этот раз Генчик не стал разбегаться. Он подошел к столбикам, присмотрелся и съехал по осыпи осторожно. К зарослям травы-двухвостки.
Это такой сорняк, похожий на бурьян, но с гроздьями сухих семян. Семена очень похожи на двухвосток. Знаете, есть такое домашнее насекомое, столь же пакостное как тараканы и мокрицы. У семян, как этих двухвосток, на конце два коротеньких жальца. Ими семена так вцепляются в одежду, что потом отрываешь их целый день. В голую кожу они не впиваются, только чуть-чуть покусывают. Сперва поскребешь и забудешь. Но часа через два появляются красные пупырышки и начинается такая чесотка, что никакого терпения. И главное – надолго. Ночью лежишь и дергаешь ногами, будто едешь во сне на велосипеде…
В прошлый раз Генчик еле увернулся от опасности. Оказалось, что трава-двухвостка разрослась в сплошную чащу и подобралась к нижнему краю осыпи. Еще чуть-чуть и было бы такое приземление, что ой-ей…
Ну ничего, сейчас он наведет порядок.
Генчик извлек из чехла ржавый, но с отточенным краем клинок. Примерился. Изогнулся, словно лихой казак в седле, и несколько стеблей под самый корень – ж-жик!
…– Эй ты, похожий на чайник! Чего там развоевался!
Чуть в стороне от поворота дороги нависал над оврагом обшитый серыми досками дом. Острый угол дома выдавался в пустоту и его подпирали просмоленные балки. У этого дома, держась за кривой оконный ставень, стояла тощая девчонка. С растрепанными темными косами и торчащими ушами. В пятнистом желто-малиновом платьице. Снизу было видно, какие у нее красные в белую полоску трусики и длинные поцарапанные ноги.
И вся она была длинная. Наверно, на голову выше Генчика. Ссориться не имело смысла. И Генчик миролюбиво уточнил:
– Это почему же я «похожий на чайник»?
– А вот так! У нас на самоваре такой чайник есть! Синий с белыми кружочками.
Генчик не придумал, что ответить. Почесал рукояткой ножа подбородок. И все так же мирно спросил:
– Ну и что?
– Да ничего… А траву не трогай!
– Она твоя, что ли?
– Она общая! И моя тоже! Раз под нашим домом растет!
– От вашего дома тут еще десять метров!
– А хоть тыща! Говорят, не трогай!
Генчик и не трогал больше, но девчонка сжала губы и скользнула вниз (цветное платьице взлетело до локтей). Съехала по глине на своих босоножках, как на лыжах. И вот она – перед Генчиком. Решительно смотрит сверху вниз. Косы торчат, оттопыренные уши грозно розовеют, в темных глазах – зеленые огоньки, как у сердитой кошки.
Ну да, у Генчика клинок, почти что меч, но не грозить же им девчонке. Конечно, она вредная и длинная, но ведь безоружная. Да и кончится это, скорее всего, так: нож она отберет, а Генчику надает по шее. Он в девчоночьих глазах прочитал именно такое намерение.
Генчик сказал рассудительно:
– Чего ты из себя десантника строишь? Прыгаешь человеку на голову! Лучше объясни нормально: почему нельзя вырубать колючки-то?
Она объяснила с ноткой сожаления по поводу мальчишкиной тупости:
– Ну, это же зелень! Она воздух очищает! Зелени на Земле все меньше и меньше, надо каждую травинку беречь!
– Ничего себе «травинка»! – Генчик машинально почесал ножом ногу. – Джунгля ядовитая! Сорняк!
– Сорняк, это если он посевам мешает! А здесь он – просто трава. Растет и никому не вредит. Может, он на тебя смотрит и тоже думает: вот сорняк…
– Трава не умеет смотреть и думать, – набыченно сообщил Генчик.
– Откуда ты знаешь? Некоторые ученые говорят, что умеет! А ты – ножом. Вдруг ей больно?
Генчик вспомнил Козимоду, жующую поросль на косогоре.
– Теперь что же? И сено не косить? И скот не кормить?… И всем помирать?
– Сено – это для пользы! А тут какая польза, если все вырубишь?
– А такая! Чтобы можно было прыгать и в колючки не въезжать!
Девчонка поглядела вверх, потом на заросли двухвостки. Все поняла. Подбородком показала на Генчиков бинт:
– По-моему, ты уже допрыгался. – В голосе ее почудилась капелька сочувствия.
– Это чепуха, – мужественно заявил Генчик. – Это даже и не здесь…
– Ну а здесь когда-нибудь голову сломаешь.
Генчик мигом нашел ход для достойного отступления:
– Как же я сломаю, если ты косить не даешь? Значит, и прыгать нельзя… Ты же здесь хозяйка, с хозяевами не спорят… – Это он снисходительно так сказал. Будто взрослый, уступающий ребенку.
Длинная девчонка стала словно поменьше ростом. Глянула виновато.
– Можно ведь, наверно, и другое место найти. Для прыжков-то…
– Может, и найду, – вздохнул Генчик. – А ты… скажи, ты по правде думаешь, что траве больно, когда рубят?
Она свела маленькие пушистые брови.