Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 77

Услышав этот голос, Анна-Лаура вздрогнула. Это был голос солдата Национальной гвардии, который вез ее в фиакре, и... голос водоноса с улицы Сен-Сюльпис! Эта догадка лишила ее дара речи. Но когда незнакомец поднялся вверх на несколько ступеней и предложил ей руку, она прошептала:

– Но только эти цвета я и хочу носить. Вы рисковали из-за меня жизнью, сударь, и я должна поблагодарить вас.

– Вы как будто этим недовольны?

– Не сочтите меня неблагодарной. Уверяю вас, моя благодарность идет от чистого сердца. И все-таки мне хотелось бы знать, кому я обязана своим спасением?

Мужчина чуть отступил назад, не сводя глаз с Анны-Лауры. В быстрой улыбке блеснули белоснежные зубы, и он склонился в низком поклоне:

– Ваше желание совершенно естественно. Я – барон де Бац, который бесконечно счастлив приветствовать вас в своем доме...

Глава 5

Сделка

То, что произошло дальше, напоминало сон.

Анна-Лаура ужинала в окружении элегантных, доброжелательных людей с прекрасными манерами в великолепной столовой, где шторы из камчатой ткани с крупными цветами казались изящной рамой для нежного пейзажа – сад в лучах заходящего солнца. В воздухе разливалось благоухание липы и клевера. Совсем близко в обезумевшем городе убивали несчастных, запертых в тюрьмах, а здесь царили покой и красота.

За круглым столом, где прислуживал лакей огромного роста, отзывавшийся на имя Бире-Тиссо, вместе с ней сидели двадцатисемилетний хозяин дома Жан де Бац д'Армантье, принадлежащий к старинному и благородному роду д'Арманьяков. Он был в дальнем родстве с легендарным д'Артаньяном, который командовал мушкетерами короля Людовика XIII и погиб на поле битвы, будучи уже маршалом Франции. Барон не был женат. Но все это Анна-Лаура узнала из уединенной беседы с Мари, потому что сам де Бац явно не любил, когда говорили о нем в его присутствии.

Он представил Анне-Лауре женщину, к которой обращался с нежностью и уважением, ту самую Мари, которая встретила ее на крыльце. Это была актриса Мари Бюре-Гранмезон, выступавшая на сцене под псевдонимом Бабен Гранмезон. Чудесный голос и талант принес Мари определенную известность. Ее скромность и врожденное благородство никак не вязались с тем, что госпожа де Понталек слышала об актрисах, которые всеми силами пытались обратить на себя внимание.

– Я надеюсь, – сказала Мари после некоторого замешательства, – что вас не оскорбляет то, что вам пришлось надеть платье комедиантки?

– Почему это должно было меня оскорбить, боже правый?

– Вы знатная дама. Это было бы естественно.

– Я никогда не чувствовала себя знатной дамой и еще меньше чувствую себя таковой сейчас, когда родиться дворянином – это уже преступление. Вы актриса и сами создали себе имя. Это намного справедливее.

– Не ожидал услышать такие речи от вас, госпожа маркиза, – воскликнул еще один мужчина, сидевший за столом. – Неужели вы придерживаетесь республиканских взглядов?

Он и был тем вторым солдатом Национальной гвардии, который вместе с бароном спас Анну-Лауру. На молодую женщину смотрел мужчина с улыбчивым лицом, курносым носом и крупным, выразительным ртом. Молодой человек имел заразительную улыбку, а его голубые глаза, контрастирующие с каштановыми волосами, светились лукавством. Звали его Анж Питу. И когда он не нес службу в Национальной гвардии в Лувре, то выступал как журналист в двух газетах. Газеты принадлежали его другу Дюплену де Сент-Альбану, в прошлом книготорговцу из Лиона, жившему теперь в пригороде Сен-Жермен. Поначалу Сент-Альбан не был поклонником монархии, но теперь стал отчаянным контрреволюционером.

Такая смена настроений позволила молодому Питу – ему недавно исполнилось двадцать пять лет – стать свидетелем почти всех важных событий последних месяцев. Он был настолько симпатичным, что Анна-Лаура не смогла не улыбнуться ему в ответ.

– Республиканские взгляды? Я даже не представляю, что это такое. Честно говоря, мне кажется, что я вообще ничего не понимаю в политике, я так далека от всего этого...

– И это говорите вы, которая заявила во всеуслышание, что является подругой королевы? С трудом верится...

– Я солгала. Я с почтением отношусь к королю, к его сестре и могу сказать, что люблю его детей, но что касается королевы...





– Перестаньте мучить госпожу де Понталек, Питу! – вмешался барон. – У маркизы, в отличие от вас, нет оснований обожать нашу несчастную королеву, но об этом я бы хотел поговорить с ней позже, если она сама того пожелает.

– Отчего я должна быть против? – прошептала Анна-Лаура, вдруг почувствовав себя неловко под пристальным взглядом хозяина дома.

С самого начала ужина молодая женщина украдкой рассматривала барона и никак не могла решить, нравится он ей или нет. Самым привлекательным в нем, безусловно, был его голос, напоминающий звук виолончели. Его взгляд был одновременно насмешливым и властным. А вот ироническая складка у губ придавала его лицу саркастическое выражение, что делало его неприятным. Барон, без сомнения, очень легко выходил из себя. Анна-Лаура чувствовала в нем несокрушимую силу воли, способную сломить любое сопротивление.

Барон не ответил на ее вопрос, да Анна-Лаура этого и не требовала. Он снова заговорил с Питу, предлагая ему остаться в Шаронне еще на несколько дней.

– Следовало бы подождать, пока ярость народа немного утихнет. Так будет благоразумнее, – добавил барон. – После 10 августа ваших газет больше не существует, ваш друг Дюплен де Сент-Альбан сидит в тюрьме Карм, и, возможно, его уже казнили...

– Меня тоже должны были казнить! – с горечью заметил Анж Питу. – Но теперь все полагают, что после падения Тюильри я уехал из Парижа.

– Вы сейчас в Шаронне, так и оставайтесь тут. А потом вы сможете занять ваш пост в Национальной гвардии с тем невинным видом, который вы легко напускаете на себя. Никто не поедет в Шатоден, чтобы проверить, в самом ли деле ваша тетушка и воспитательница находится при смерти. Поверьте мне, куда лучше...

Неожиданно Анна-Лаура прервала барона. Она спросила с явным отчаянием в голосе:

– Зачем вы спасли меня? Что вам до моей жизни?!

Молодая женщина поднялась из-за стола. Ей стало невыносимо слушать то, что ей казалось пустой салонной болтовней. Де Бац поднялся почти одновременно с ней.

– Я предполагал, что вы как следует отдохнете перед нашей беседой, но, если вы чувствуете себя достаточно сильной, мы можем поговорить немедленно.

– Да, я бы предпочла все обсудить сейчас же. Простите меня, – обратилась она к Питу и Мари.

– Тогда идемте, – пригласил Анну-Лауру барон.

Властным жестом он взял ее за руку и повел через темную гостиную к комнате, освещенной пламенем свечей, стоявших на камине, и масляной лампой на заваленном бумагами письменном столе. Это был одновременно кабинет, небольшая библиотека и место, где барон и Мари часто проводили время вместе. Анна-Лаура догадалась об этом, потому что на одном из кресел лежали пяльцы, а в углу стоял еще и дамский рабочий столик.

Барон подвинул гостье кресло, но Анна-Лаура лишь покачала головой. Она подошла к бюро и оперлась на него. Молодая женщина изо всех сил старалась справиться с собой, ее нервы были напряжены. Она безжизненным голосом повторила свой вопрос:

– Зачем вы меня спасли? Я этого не хотела.

Барон де Бац прислонился к шкафу с книгами и скрестил руки на груди.

– Я знаю. Вас не остановила бы даже ужасная смерть, которая поджидала вас за воротами тюрьмы Форс. Вы столько выстрадали и все еще страдаете! Но я должен был вырвать вас из этого кошмара. Во-первых, потому, что я дал слово.

– Вы дали слово? Но кому, боже правый? Неужели кому-то до меня есть дело? – Анна-Лаура посмотрела на него глазами, полными недоумения, но в ее голосе звенели слезы.

– Я дал слово герцогу Нивернейскому, вашему старому другу и моему тоже. Он испытывает к вам поистине отцовские чувства и давно беспокоится за вас. А во-вторых, случилось так, что несколько лет назад, когда я служил в Испании с разрешения нашего короля, я познакомился там с вашим братом, и мы подружились. Он часто рассказывал мне о своей младшей сестре...