Страница 22 из 77
Она уже почти переступила порог, когда ее остановили два солдата Национальной гвардии. Они приподняли ее под руки и потащили к выходу, крича:
– По приказу гражданина Манюэля, эта женщина должна предстать перед Коммуной.
Анне-Лауре показалось, что ее уносит яростный ветер. Мгновение спустя она оказалась лицом к лицу с теми, кто жаждал ее смерти. И снова один из солдат крикнул:
– Приказ прокурора Манюэля! Мы должны отвезти эту женщину в Коммуну!
Сбитые с толку этим неожиданным заявлением, стоявшие за дверью люди, жаждавшие расправы, в бессильной ярости сшибли своими дубинами треуголку с одного из солдат, а треуголка второго в одно мгновение превратилась в блин. Ее хозяин рассвирепел:
– Уймись, чудовище! Осторожнее размахивай своей дубиной!
– Но мы же слышали крики «Смерть!» и приказ председателя «Отпустить!».
– Ты что-то не расслышал! Во всяком случае, казнить мою треуголку тебе никто не приказывал. Она больше ни на что не годится...
Человек, орудовавший дубиной, засмеялся, конвоир Анны-Лауры пустился в объяснения. Молодая женщина тем временем могла оглядеться по сторонам. Крик ужаса вырвался из ее груди, когда она увидела, во что превратилась узенькая улочка, на которую выходили ворота тюрьмы.
У стен одного из домов на улице Балле была свалена горой одежда, а чуть поодаль – обнаженные и окровавленные тела ее недавних обладателей. Бойня была устроена по всем правилам. «Освобожденный» узник через ворота тюрьмы выходил на улицу, тут его оглушали дубиной, после чего другая команда оттаскивала потерявшего сознание человека к канаве, где с него срывали все ценное, одежду, обувь, а потом, перерезав жертве горло, укладывала труп к остальным.
Но самое страшное случилось с принцессой Ламбаль. Перед зданием тюрьмы какие-то торговки сцепились из-за ее вещей, а обнаженное тело принцессы выставили на всеобщее обозрение, привязав к каменной тумбе на углу улиц Балле и Руа-де-Сисиль. Один негодяй перепиливал ей шею здоровенным кухонным ножом, второй резал грудь, чтобы вырвать сердце, а третий отрезал прядь длинных белокурых волос. Все происходило под непристойные выкрики толпы, в которой запах крови пробудил самые гнусные низменные инстинкты.
Понимая, что выбраться будет непросто, один из гвардейцев потряс перед носом человека с дубиной документом, большая красная печать на котором произвела огромное впечатление – палачи не умели читать. Всех троих наконец пропустили.
Молодая женщина, лишившаяся чувств, не могла сделать ни шагу. Поэтому гвардейцам пришлось волочить Анну-Лауру за собой. Запыхавшись, они добежали до улицы Сент-Антуан и буквально впихнули женщину в фиакр, который ждал их. И как раз вовремя. Еще одно мгновение – и они не смогли бы выехать с улицы Балле. Дорогу им преградил бы кошмарный кортеж – обезумевшие горожане толпой двинулись за высоко поднятыми пиками, на которые были насажены сердце и голова принцессы Ламбаль с развевающимися белокурыми волосами. Следом за ноги, спиной по мостовой волочили изуродованное тело принцессы. Весь этот сброд направлялся в Тампль, чтобы показать Австриячке, как они обошлись с ее «советчицей».
– Гони к ратуше! – крикнул один из гвардейцев кучеру. – Если они увидят, что мы едем в сторону Бастилии, то побегут за нами. И потом, на улицах слишком много народа, чтобы можно было пустить лошадей галопом.
– Так куда же мне ехать?
– Поезжай по улице Монсо-Сен-Жерве, оттуда на Гревскую набережную, потом по набережным Орм, Сен-Поль, набережную Селестинцев и по улице Пти-Мюск. Так мы доберемся до ворот Сент-Антуан. А дальше ты и сам знаешь, куда ехать.
– Хорошо, господин...
Кучер вовремя спохватился и замолчал. Фиакр тронулся с места. Человек, который давал указания вознице, теперь помогал своему спутнику устроить поудобнее Анну-Лауру, которую они до этого втащили в карету.
– Мы не будем приводить ее в чувство? – спросил его спутник, до этого не проронивший ни слова.
– Пусть она сама очнется, так будет лучше. После всего того, что она увидела, она может начать кричать, отбиваться. Нам надо отъехать подальше...
– Да, вы правы. Бедная девочка! Такая молодая и настолько сломлена горем, что хотела умереть.
– Да, мой друг. Вы слышали ее слова? Она высокомерно заявила о дружбе, которой никогда не существовало.
– Говорят, на нее донесли, верно? Известно ли имя этого негодяя?
– Кто еще это мог сделать, кроме ее мужа? Вам не хуже, чем мне, известно, сколько раз он пытался от нее избавиться. Ваш друг Жуан уже говорил вам об этом. А с моих слов вы знаете о происшествии на улице Сен-Сюльпис, которое он подстроил.
– Но ведь она ему ничем не мешала! Где вы еще найдете такую покорную, ничего не требовавшую жену?
– Что вы хотите, если маркиз попал в руки такой же мерзавки, как и он сам? Тут помешала бы и тень. И не забывайте о состоянии де Лодренов. Эта малышка осталась единственной наследницей после смерти ее брата, моего друга.
– Вы, кажется, познакомились с ним в Испании?
– Совершенно верно. Это был замечательный молодой человек. Он так хотел, чтобы я женился на его младшей сестре...
– И почему же вы этого не сделали?
– Моя мать никогда бы не смирилась с таким браком. Она хотела, чтобы я нашел невесту из знатной бретонской семьи. Да я и не создан для брака. Я слишком занят, чтобы заботиться о жене. А последние события заставили меня изменить мои планы. Хочу сказать, как я благодарен вам, мой дорогой Питу, за вашу неоценимую помощь. Вчера мы вытащили из тюрьмы малышку Турзель, и сегодня я не справился бы без вас. Вы ловки, сообразительны и к тому же артистичны.
– Я журналист, господин барон! Мои скромные таланты всегда помогают мне. Я пытался вас в этом убедить, когда мы встретились еще полгода назад. Я от всей души надеюсь, что вы найдете им применение. Вы служите великому делу, делу короля, и я хотел бы принять в этом хотя бы скромное участие. Тем более что я, как и мои коллеги из «здравомыслящих» газет, останусь скоро без работы. Я готов умереть с голода, но до того, как это случится, мне бы хотелось послужить достойному делу!
Барон засмеялся:
– Даю вам слово, вы еще послужите! Но клянусь, с голода вы не умрете.
– Это всегда приятно слышать, но прошу заметить, подобное обещание никак не повлияет на мою преданность. Я горд тем, что нам удалось сделать вчера и сегодня. И все же, если позволите, я хотел бы задать вам один очень серьезный вопрос.
– Вы хотите узнать, почему мы не попытались спасти несчастную принцессу Ламбаль? Увы, это было невозможно, друг мой. Ее смерть была предрешена. Во-первых, она оказалась первой из женщин, и ее невозможно было ни с кем спутать. А те, кто потом глумился над ее телом, мне хорошо известны, и я знаю, откуда они. И, наконец, в толпе я узнал, хотя он и был переодет, некоего Ламарша, выездного лакея известной особы...
– Вы говорите о герцоге Орлеанском?
– Прошу вас, никаких имен! Разве вы не помните, что несчастную принцессу арестовали как «советчицу» королевы? А единственный совет, который она ей дала, состоял в том, что не стоило принимать одного принца крови, который счел момент подходящим для обнародования своих политических взглядов. То, что не удалось герцогу Пантьеврскому, потратившему целое состояние на спасение своей невестки, не сумели бы сделать и мы с вами. Мы бы погибли, не достигнув цели, а нам предстоит еще так много совершить теперь, когда душа королевства...
Барон замолчал, глядя на женщину, которую им только что удалось вырвать из рук смерти. Она тяжело вздохнула и открыла глаза. Анна-Лаура словно в тумане увидела склонившихся над ней двух мужчин в треуголках... Национальная гвардия! И она сразу же вспомнила кошмарную картину, представшую у нее перед глазами, – мельчайшие подробности увиденного всплыли в ее памяти. И произошло именно то, чего опасался барон. Анна-Лаура выпрямилась, и из ее груди вырвался громкий крик ужаса. Кучер на козлах подскочил от неожиданности, лошади перепугались, и он с трудом удержал их. К счастью, набережная Селестинцев была пуста. Те, кого страх не заставил остаться дома, отправились смотреть кровавый спектакль. Но барон тут же заставил Анну-Лауру замолчать, без особых церемоний закрыв ей рот ладонью.