Великолепная маркиза

В семь часов утра, когда лучи солнца заиграли на лепестках роз во все еще прекрасных садах и проникли в покои, где уже давно погасили свечи, стало известно, что марсельцы подняли жителей пригородов и ведут их в атаку на Тюильри. Стало известно и то, что комиссары, избранные из числа руководителей сорока восьми округов Парижа, составили так называемый Совет Коммуны, вызвали к себе Манда, казнили его и теперь его голову, насаженную на пику, носят по всему Парижу. Петиону удалось изъять у него злополучный приказ, и оборона дворца была обезглавлена во всех смыслах этого слова. Верными оставались только швейцарцы, но не все они говорили по-французски...

Когда раздались первые выстрелы и послышался рев надвигающейся толпы, Рёдерер принялся за выполнение задачи, которую сам себе поставил. Он должен был уговорить короля вместе с семьей явиться в Национальное собрание, чтобы попросить защиты у закона. Рёдерер действовал из лучших побуждений. Он не знал, что Национальное собрание уже покинули депутаты правого толка и там остались лишь злейшие враги монархии. Атакующие уже захватили Триумфальную арку Карусель – парадный вход в Тюильри, – а король по-прежнему не желал стрелять в свой народ.

Во дворце царило тревожное возбуждение. Дворяне, собравшиеся накануне, рвались в бой, и доносящийся снаружи шум только подпитывал их храбрость. Король отправил гонца в Национальное собрание, олицетворяющее закон, обращаясь с просьбой к его представителям прибыть в Тюильри и восстановить порядок. Посланец не вернулся. Второго постигла та же участь. Тогда Рёдерер отправился к королю:

– Сир, – сказал он, – опасность неотвратима. Власти бессильны, оборона невозможна. Ваше величество и вся королевская семья подвергают себя огромному риску, так же как и все находящиеся во дворце. У его величества нет другого средства предотвратить кровопролитие, кроме как самому явиться в Национальное собрание.

– Явиться в Национальное собрание, которое делает вид, что ничего не слышит, и уже, должно быть, расправилось с нашими посланниками? Вы желаете смерти короля, сударь? – взволнованно воскликнула Мария-Антуанетта. – Я уже не говорю о наших защитниках, которые потеряют свою последнюю опору.

– Если вы противитесь этому, мадам, – ответил ей прокурор, – то вы будьте готовы взять на себя ответственность за жизнь короля и ваших детей. Для большей безопасности вы будете сопровождать короля и вашу семью. Я, разумеется, пойду с вами, чтобы гарантировать вашу безопасность. Народу незачем будет штурмовать дворец, и вы сможете сюда вернуться, когда все немного успокоится.

– Вы так думаете? А я уверена, что если мы покинем Тюильри, то никогда больше не вернемся сюда. Эти люди требуют нашей смерти! Неужели вы не слышите?

– Нет, мадам, – неожиданно мягко ответил ей прокурор. – Они просто боятся, что с ними жестоко расправятся. Как только вы окажетесь под защитой закона, вам нечего будет больше бояться.

Рёдерер искренне верил в то, что говорил. Он больше всего на свете хотел спасти и народ, и короля. Не следовало забывать о войсках герцога Брауншвейгского, способных привести свою угрозу в исполнение. С другой стороны, нельзя было дать королю выиграть. Рёдерер не желал монархии, ни абсолютной, ни ограниченной. Но ему пришлось употребить все свое красноречие. Людовик XVI молчал, размышляя.

– Сир, – обратился к нему Рёдерер, – у меня не осталось больше сомнений. Представителям Национального собрания помешали прийти к вам. Следовательно, вашему величеству надо самому отправиться туда...

– А если Национальное собрание уже в руках мятежников, что тогда будет с королем? – воскликнул д'Эрвильи, командовавший обороной дворца. – Здесь его величество среди своих подданных, своих швейцарцев...

– Не стройте иллюзий, барон! Оборона невозможна, если вы только не хотите устроить кровавую бойню. Подступы к дворцу уже заняты. Королю и его семье грозит смертельная опасность. Его величеству необходимо покинуть Тюильри. Национальная гвардия обеспечит безопасность его пути до Манежа, где заседает Национальное собрание...

– Но, поступив так, мы бросим сотни отважных и благородных людей, поспешивших к нам на помощь! – воскликнула королева.

– Если вы не согласны с моим предложением, мадам, – сурово произнес Рёдерер, – вы будете в ответе за жизнь короля и ваших детей. Народ сильнее, он сметет все...

С криком ужаса королева упала в кресло, закрыв лицо руками.

– Вы недооцениваете силы, защищающие дворец, – вмешался в разговор де Бахманн, полковник, руководивший швейцарцами. – Здесь множество людей, которые горят желанием сражаться, и поверьте мне, бунтовщикам не так-то легко будет справиться с моими парнями. Это настоящие солдаты! И пушки готовы стрелять.

– Я знаю об этом, поэтому и говорил о кровавой бойне. И потом, вы тоже, как мне кажется, не представляете истинного положения дел. Я согласен, было бы красиво, достойно, по-геройски оказать сопротивление, умереть на руинах дворца, но это практически невозможно.

– А я повторяю, что мы должны сопротивляться.

– Бессмысленно! Чем вы можете ответить нападающим? Ваши пушки, наверное, уже разбиты. А солдаты, за исключением ваших, будут брататься с народом и не воспрепятствуют убийству монархов. Даже монсеньора дофина не пощадят.

Это мрачное предсказание вырвало новый крик ужаса из груди королевы. Ее супруг повернулся к ней и прошептал:

– Лучше будет уступить и таким образом выиграть время. Это необходимо, чтобы успела прийти помощь. – Король выпрямился во весь рост и объявил: – Мы последуем вашему совету, сударь, и отправимся в Национальное собрание. Я надеюсь, что это проявление нашей доброй воли успокоит всех.

Раздались разочарованные возгласы, но король только улыбнулся:

– Успокойтесь, мессиры! Я хочу, чтобы народ понял – я не враг своему народу, каковым меня пытаются представить. Вы будете защищать дворец в наше отсутствие.

– О нет, сир, – воскликнул темноволосый молодой человек. – Мы последуем за вами. И, клянусь честью де Ларошжаклена, никто не приблизится к королевским особам!

Мария-Антуанетта улыбнулась, глядя на юное одухотворенное лицо, слушая полный отваги голос.

– Оставайтесь здесь, мессиры, мы вернемся. Я полагаю, господин Рёдерер нам это гарантирует?

– Разумеется, мадам, разумеется...

– А я хочу, чтобы нас сопровождала Национальная гвардия, – сказал Людовик XVI.

Чуть позже они отправились в путь пешком через сады. Король в камзоле фиолетового цвета шел впереди. За ним шла королева. Она вела за руки детей. За ними следовали Мадам Елизавета и принцесса Ламбаль, добившаяся разрешения сопровождать королевскую семью на правах родственницы. Госпожа де Турзель, нежно расцеловавшая дочку и оставившая ее на попечение госпожи де Тарант, встала позади дофина с такой решимостью, что никто не осмелился этому воспротивиться.

Из покоев короля Анна-Лаура и другие дамы, присутствовавшие при этом, увидели, что, кроме министров, весьма недовольных, многие представители высшей знати последовали за королем. Герцог де Пуа, герцог де Шуазель, маркиз де Турзель, брат Полины, и многие другие, среди которых Анна-Лаура узнала и герцога Нивернейского. Она поискала среди дворян своего мужа, но тщетно, его не было, хотя ночью он был рядом с королем. Батальон Национальной гвардии, согласно желанию короля, сопровождал эту процессию.

Полагая, что Жосс, вероятно, задержался, выполняя поручение короля, Анна-Лаура долго стояла у окна, глядя вслед уходящим. Их фигуры становились все меньше. Они казались такими уязвимыми посреди огромной обезумевшей толпы, что сердце у нее сжалось. Плотная людская масса, пропустив королевскую семью и ее сопровождающих, снова сомкнулась, отрезая дворец и всех, кто в нем находился.

Близкая пушечшая пальба заставила женщин отойти от окон. Только Полина де Турзель задержалась, но принцесса Тарант оттащила девочку подальше от окна.

– Вы хотите, чтобы вас убили? Подумайте о том, что вас оставили на мое попечение, и о том, что ваша мать...