Страница 12 из 15
– А террористы тоже вносят свой кирпичик?
– Террористы и всякие другие носители зла их разрушают…
– Тогда зачем Всемирный Разум их терпит? Они тоже неизбежность ?
– Видимо, на каком-то этапе – да. Счастье и совершенство вселенной достигается только в борьбе и споре.
– Ну ладно. А когда оно, это счастье и совершенство, будет достигнуто, дальше что?
– Как что? Это высший результат.
– Подожди… Скажем, достигли мы такого результата. Сидим в этом самом прекрасном здании, радуемся, радуемся счастью… всю бесконечность, что ли? Надоест же в конце концов, если все время так…
Он засмеялся за колыхнувшимся в сумерках занавесом.
– Ты рассуждаешь, как тетя Дуся на грядках с редиской. Что ты знаешь про Время ? Думаешь, оно как твой будильник, который тикает на тумбочке? Оно может быть слиянием бесконечности и мига. Таким, в котором никогда ничего не надоест .
Я помолчала, переваривая Илюхино философское рассуждение. Нельзя сказать, что разобралась в нем до конца, но что-то, кажется, уловила. А он вдруг сказал – раздумчиво так:
– К тому же я уверен, что и в этом конечном счастье будет возможность творчества. Без него, по-моему, полная гармония невозможна…
Я опять помолчала, подумала.
– Слушай, а всякие сволочные души, которые творят только зло, они-то куда денутся? В какой-нибудь подвал под этим “всеобщим счастливым зданием”?
Илья сказал со вздохом:
– Не будет таких душ. В процессе совершенствования мира они должны измениться. Без этого всеобщей гармонии не достичь.
– Как они изменятся? Кто? Гитлер? Сталин? Бен-Ладен? Или те сволочи, что недавно кинули гранату в окно детского сада?!
– Да пойми же ты! Не будет ни Гитлера и никаких других гадов. На то и происходит всеобщее развитие вселенной. Оно перековывает души и постепенно отсеивает всякое зло.
– Медленно отсеивает, – сумрачно сказала я. – Могло бы и побыстрее…
Я думала, он опять начнет говорить про всемирные масштабы и краткость человеческой жизни на их фоне. Но брат лишь вздохнул:
– Что поделаешь…
– Илюха…
– Что?
– А как ты думаешь… Там, когда всеэто будет построено… те, кто потерял друг друга в этой жизни на Земле, они встретятся?
Спросила и сразу испугалась: вдруг начнет говорить, что они, мол, будут уже не те, изменившиеся, с другим пониманием…
Но Илья сказал просто и понятно:
– Само собой. Без этого какое счастье…
И я ему была благодарна.
В то время еще ни я, ни мама не знали, что Илья пойдет на философский факультет. А можно было бы уже догадаться. Ведь и в ту пору он любил порассуждать на такие темы. Особенно со мной. Чаще всего он пытался втолковать мне что такое многомерность и многовариантность миров. Многомерность, говорил он, это значит, что существует рядом с нашим пространством еще множество других (параллельных, как их именуют в фантастике) пространств. Одни похожи на наши, а другие – ни чуточки, там все иное. И таких миров бесконечное множество. А многовариантность – это когда природа одного пространства (точнее пространства-времени) может перебирать и повторять варианты одних и тех же событий и менять их, пока не выберет самую подходящую комбинацию. Только мы, к сожалению, этого не замечаем.. И кроме того (это самое поганое) обычно оказываемся не в самой хорошей комбинации.
– Да уж…
Зато, вещал мне Илья, люди постепенно обретают возможность сами строить новые варианты пространств. С помощью компьютерной техники, которая развивается с невероятной стремительностью. Пока еще это так называемые виртуальные пространства, то есть живущие в рамках магнитной памяти. Но в конце концов будет найден способ, чтобы “переводить их в материальную сферу”. То есть делать настоящими. И близость этой новой эпохи требует серьезного научного осмысления.
Я спросил: на фига нам делать настоящими эти компьютерные пространства, если всяких параллельных миров и без того бесконечное множество?
Илюха пожал плечами:
– Это, мучача, тоже неизбежность. Развитие мысли не остановить.
– А как ты думаешь, научатся люди проникать в параллельные миры? Или это всегда будет фантастикой?
– Когда-нибудь обязательно научатся. Может быть, скоро…
– А может быть… ты уже умеешь? – спросила я с подначкой, но и… с капелькой жутковатой надежды (потому что вон какой он всезнающий, копающий всякие загадки вселенского устройства).
Илья не стал ни отшучиваться, ни мудрить. Сказал устало так, почти по-стариковски:
– Кабы знал, ухватил бы маму и тебя под мышки и куда подальше из этого пакостного пространства…
Я его поняла. Разговор был вскоре после того, как Илюха побывал в милиции. Случилось это в прошлом декабре, незадолго до Нового года.
2
Илья был тогда еще школьник, в одиннадцатом классе. Шел он с уроков и, как назло, один, без приятелей. На углу Октябрьской и Паровозной остановили его двое в сизом камуфляже и с автоматами.
– Тормози, школяр. Документы…
У Ильи какие документы, из школы идет парнишка. Он так и сказал.
– Паспорт надо всегда иметь при себе. Не слыхал?
Илья сказал, что не слыхал. Да еще дернуло его за язык:
– На кавказца я вроде не похож…
Они посмотрели на него, друг на друга.
– Это мы выясним, на кого ты похож… Куда идешь?
– В книжный магазин.
– Читатель, что ли? – хмыкнул старший сержант с белесыми глазами и подбородком шире лба (о нем еще будет речь, а пока пусть называется Мордастым).
– Читатель, – согласился Илья. – Разве нельзя?
– Ты повозникай! Сейчас скушаешь очки и будешь не читатель, а разъе…ль.
– Вы какое имеете право так… – начал Илья (потом сам признавал, что была это великая глупость; с ними – о правах!).
– Интеллигент, – гоготнул Мордастый. – Небось декларацию прав знаешь. Идем…
– Куда?
– Для выяснения…
– Никуда я не пойду! – Это была, конечно, вторая глупость. Они заломили ему локти и легко, будто сноп соломы, поволокли в отделение. Приговаривая при этом о сопротивлении сотрудникам правопорядка, которые при исполнении…
Отделение было почти рядом. Илью впихнули за решетку (ну, прямо как в кино, говорил он потом), но скоро привели в какой-то кабинет. Там кроме Мордастого и его напарника (худого и белобрысого) были пожилой морщинистый старшина и молодой офицер (кажется, младший лейтенант). Но они почти сразу ушли, офицер при этом сказал Мордастому:
– Ты, Панкратьев, это… по обстоятельствам.
Мордастый Панкратьев слегка поржал. Белобрысый сел за стол, придвинул бланк.
– Фамилия, имя-отчество, год рождения.
Илья сказал.
– Не кособочься, прямо стой, когда отвечаешь, птенчик… Адрес!
Илья сказал адрес.
– А чем докажешь? – спросил Мордастый, зевнул и потянулся.
– Давайте, я маме позвоню…
– Позвонишь потом в морг. Чтобы забрали отсюда. А пока не хрюкай.
– Но задержанный имеет права позвонить!
– Может, тебе еще адвоката? – опять зевнул старший сержант Панкратьев. – Раздевайся…
– З-зачем?
– Для досмотра! Шмотки на стул и руки по швам!
Они и правда заставили его раздеться. Не знаю уж, до пояса, до трусов или совсем… (Я многого не знаю точно, мне ведь это известно даже не со слов Ильи, а со слов мамы: он рассказывал ей, а она потом уж мне и, наверно, не все…).
– А это что! – злорадно завопил Панкратьев. – Давно кололся последний раз, козёл?!
У Ильи на вене был след от иглы, он только накануне сдавал кровь из вены, для анализов, которые требовали в военкомате.
– Это же в поликлинике!
– В …, а не в поликлинике! У кого отовариваешься, гнида?!
– Неправда! Я докажу!
– Докажи, докажи… Гашкин, погляди у него в карманах, нет ли пакетика с дурью? Наверняка есть…
Белобрысый Гашкин охотно оставил протокол и покопался в Илюхиной одежде. И, конечно, отыскал белый крохотный пакетик с порошком…