Ты, Марианна

Самочувствие ее после этого стало превосходным. Солнечные ожоги на лице, шее и руках успокоились благодаря маслу рыбака, и когда она надела плиссированную тунику, она почувствовала себя почти такой же свежей, как при выходе из своей парижской ванны Толкнув наконец грубую деревянную дверь, закрывавшую ее временное обиталище, она увидела Сафо, сидевшую в ожидании у колодца.

Она держала в руке лиру, а девушки, которых Марианна видела утром, окружили ее, уже готовые к выступлению.

При виде новоприбывшей Сафо встала и рукой указала ей место между двумя девушками, которые даже не взглянули на нее.

Затем белая вереница направилась к краю плато, открывшемуся перед Марианной во всей своей протяженности.

Покатое к востоку, покрытое виноградниками и грядками томатов, оно довольно плавно спускалось к морю, но с западной стороны переходило в возвышение, увенчанное широким массивным белым строением, которое из-за отсутствия колокольни легко могло сойти за крепость и за которым собиралось исчезнуть солнце. Что касается места, где Марианна провела день, это действительно оказалась небольшая полуразрушенная часовня, на желтой крыше которой торчали, словно громоотвод, остатки древнего креста. Рядом, за водоемом, виднелись обвалившиеся портики венецианской виллы.

По-прежнему распевая какой-то древний гимн, процессия подошла к возвышавшемуся над синеющим пространством моря месту.

Серую пыль здесь сменила застывшая лава, которая образовала черную груду, напоминавшую формой трон. Сафо величественным шагом взошла на него, обеими руками прижимая лиру к груди, в то время как девушки опустились на колени вокруг нее. Все повернулись к заходящему солнцу, стараясь изобразить выражение экстаза, который запечатлелся на лице их жрицы и который Марианна нашла бы довольно смешным, если бы не поняла, что это только спектакль и что дело в другом, в чем-то гораздо более серьезном и достойном уважения, скрытом под постоянным маскарадом, вынужденно разыгрываемым этими женщинами.

«Меня считают безумной», — сказала Сафо, и действительно, она поступала так, чтобы убедить в этом всех. После минутной сосредоточенности она взяла несколько аккордов на лире и сильным голосом запела что-то вроде литании солнцу, ритм которой был не без достоинств, но показавшейся Марианне слишком скучной и длинной, чтобы попытаться вникнуть в ее смысл.

Затем несколько девушек встали и начали танцевать. Это был танец медленный и чопорный, но вместе с тем удивительно яркий.

Он словно приносил в жертву угасающему солнцу крепкие юные тела, обрисовывающиеся складками полотна во время танца…

Вскоре этот удивительный концерт привел к не менее удивительным последствиям. На крутой тропинке, ведущей к белой крепости, появились три черные фигуры, которые гневно кричали, грозя кулаками танцующим. Марианна поняла, что то, что она считала крепостью, было монастырем, и хореографические упражнения пришлись не по вкусу обитавшим в нем священнослужителям.

Вспомнив, какое отвращение проявил к ней поп в лодке Иоргоса, она не особенно удивилась, но все-таки встревожилась, когда эта троица неистово принялась швырять в них камнями. К счастью, они находились довольно далеко и их броски не достигали цели.

Впрочем, ни Сафо, ни ее ансамбль это ничуть не тронуло. Они не смутились, даже когда один из монахов подбежал к двум турецким солдатам, двум янычарам в фетровых фесках и красных сапогах, проходившим по дороге, и исступленными жестами стал показывать в сторону женщин. Турки едва повернули головы, скучающе взглянули на танцующих, пожали плечами и, оттолкнув монаха, пошли дальше.

К тому же Сафо закончила пение. Солнце исчезло за гребнем.

Быстро наступала ночь. В молчании девушки собрались и в том же порядке направились к старой вилле следом за их жрицей и флейтистами, которые с еще более вдохновенным видом шли впереди.

Находясь в середине процессии, Марианна тщетно пыталась найти ответы на терзавшие ее любопытство вопросы. Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила брошенный на тропинке пучок веток мастикового дерева, налетела на него, споткнулась и наверняка упала бы, но шагавшая рядом девушка удержала ее сильной рукой. Настолько сильной, что молодая женщина с большим вниманием посмотрела на нее. Это было создание худощавое и стройное, с тонкими, но энергичными чертами лица под шапкой собранных в шиньон черных локонов. Как и большинство ее подруг, она была высока и крепко сложена, но не лишена грации. Девушка слегка улыбнулась, когда ее темные глаза встретились с глазами Марианны, затем она отпустила ее и спокойно пошла дальше, словно ничего не произошло. Но новый вопросительный знак добавился к тем, которые уже беспокоили спасенную: Сафо тренировала этих девушек так же сурово, как делали некогда в Лакедемонии, — тело той, что поддержала ее, было твердым, как мрамор.

Вернувшись на виллу, процессия рассеялась. Одна за другой молодые женщины проходили перед Сафо, приветствовали ее и исчезали за портиком, но, когда к ней подошла Марианна, поэтесса взяла ее за руку и увлекла к часовне.

— Этой ночью лучше будет, чтобы ты не смешалась с другими.

Возвращайся к себе. Немного позже я принесу тебе поесть.

Марианна покорно подчинилась и закрыла за собой дверь. Внутри уже стало почти совершенно темно и царил сильный рыбный запах, которого не было, когда она уходила, и источник которого она попыталась найти. Она решила, что нашла его, когда обнаружила около кровати небольшую блестящую рыбку и машинально подобрала ее. Она смотрела на нее, еще не в состоянии понять, как она могла попасть сюда, когда вошла Сафо, неся на голове корзину со съестными припасами, а в руке масляную лампу, которую она сейчас же зажгла и поставила на стол. Но, увидев, чем заняты руки Марианны, она нахмурила брови, подошла к ней и отобрала рыбу.

— Надо будет выбранить Иоргоса, — сказала она непринужденным голосом, звучавшим довольно фальшиво. — Когда он приносит свой улов, у него уже превратилось в манию оставлять свои корзины здесь, ибо он считает, что кухня слишком далеко!

— — Это вовсе не так важно, — сказала молодая женщина с улыбкой. — Просто я не могла понять, как эта рыба очутилась здесь…

— Как видишь, вполне естественно! Ты можешь поужинать.

Она быстро выложила на стол кусок жареного козленка, несколько томатов, хлеб, сыр и неизбежный виноград, но потом начала медлить, расставляя миски и наполняя их, словно выигрывала время, перед тем как сказать то, что должна была сказать. Внезапно она решилась.

— Когда ты поешь, — сказала она, — не ложись спать. Я приду, когда станет совсем темно…

— Чтобы куда-нибудь пойти?

— Не задавай вопросы хотя бы теперь!.. Скоро ты поймешь многое, что, без сомнения, покажется тебе странным, если не безумным. Знай только одно: я не делаю ничего, что не имеет глубокого смысла, и я должна была долго размышлять в течение всего дня, прежде чем решить, что делать с тобой.

Горло Марианны мгновенно пересохло. В голосе женщины звучала угроза, скрытая, но непримиримая. Она внезапно подумала, что, может быть, действительно имеет дело с сумасшедшей, которая, подобно всем душевнобольным, не могла осознать свое состояние. Но она не хотела показать охватывавший ее страх и ограничилась тем, что прошептала:

— Ax… и ты решила?..

— Я решила… да, оказать тебе доверие! Но горе тебе, если ты меня обманешь! На всем Средиземном море не найдется уголка, где бы ты спаслась от нашей мести!.. Теперь ешь и жди меня! Ах, я забыла…

Она вынула из корзины сверток черной материи и бросила на кровать.

— Наденешь это! Ночь — надежное укрытие, если ты полностью растворяешься в ней!

Какое странное создание! Хотя на ней была все та же нелепая античная одежда, нынешняя Сафо резко отличалась от той, какой она была до сих пор. Словно она вдруг сбросила маску и показала подлинное лицо. И было в этом лице что-то неумолимое, вызывающее тревогу. Как — никак она же сказала, что выбрала доверие, но сказала это таким угрожающим голосом, что казалось, будто она сожалеет об этом, и что не она сама сделала выбор. Она подчинилась обстоятельствам…