Ты, Марианна

Что будет с ним завтра, когда обнаружат разрезанные оковы? Сможет ли что-нибудь сделать Видок, чтобы он избежал худшего?

Маленькая группа продолжала путь. Теперь Ледрю шел впереди, ссутулившись, засунув руки в карманы куртки, торопясь поскорее ощутить под ногами палубу своей шхуны. Уцепившись за Жоливаля, Марианна шла медленнее, лихорадочно перебирая в уме все возможные способы спасения Язона. Ей казалось, что каждый сделанный шаг, отдаляющий ее от каторги, вносил что — то непоправимое между ней и тем, кого она любила. Спрятавшись под капюшоном, она тихо рыдала.

Добравшись до порта, Жан побежал к шхуне, бросив тревожный взгляд на жандарма, который ходил взад-вперед с таким видом, словно чего-то ждал. Увидев его, Жоливаль сказал Марианне на ухо:

— Лучше будет вернуться в Рекувранс, малютка. Подождите меня здесь, я схожу за вещами и узнаю, куда делся Гракх. Он должен был идти с матросами.

Она сделала знак, что поняла, и, в то время как он пошел к Шхуне, осталась на месте с безвольно опущенными руками, утратив всякое мужество и способность здраво рассуждать. Но тут жандарм, пройдя мимо Аркадиуса, внезапно бросился к ней и схватил за руку, не обращая внимания на вырвавшийся у нее слабый протестующий крик.

— Боже правый? Что вы болтаетесь тут без толку? Вы думаете, что мы уже в безопасности? Ради Бога, скорей на шхуну! Уже добрых четверть часа мы ждем вас как на иголках!

Она мгновенно пришла в себя от испуга, когда под треуголкой жандарма узнала лицо Видока. Внезапный приступ гнева охватил ее.

— Вы?.. Это вы бежали? Так это вас ищут, а в это время Язон…

— Да он на шхуне, ваш Язон, недотепа вы несчастная! Живей, живей!..

Подбежав к судну, он с такой силой подтолкнул ее, что она буквально упала на руки Жоливалю, и, в то время как команда торопливо готовилась к отплытию, он, в свою очередь, прыгнул на борт, спокойно прошел к бухте каната под фонарем и стал на нее, чтобы портовая охрана могла увидеть его жандармскую форму.

В городе не замечалось большее оживление, чем обычно, ввиду приближавшейся мессы. Сначала надо воздать почести Богу, а потом уже преследовать человека!

В этот же момент из камбуза появился еще один жандарм со смеющимися глазами на изможденном бородатом лице.

— Марианна! — позвал он тихо. — Иди сюда! Это я…

Она хотела что-нибудь сказать, даже закричать от радости, но чередование надежды, ужаса, скорби и изумления сломило ее стойкость. У нее хватило сил только на то, чтобы упасть в объятия мнимого жандарма, который, сам едва держась на ногах, все же нашел достаточно энергии, чтобы прижать ее к себе. Они долго оставались так, сплетясь в одно целое, не произнося ни слова, слишком взволнованные и счастливые, чтобы говорить. Вокруг них хлопали стремительно поднимавшиеся на мачты паруса. Матросы босиком бесшумно бегали по палубе. Стоя у штурвала, Жан Ледрю пожал плечами и отвернулся от этой пары, забывшей, похоже, обо всем на свете. , Но Видок не выдержал и заметил со своего наблюдательного поста:

— Будь я на вашем месте, я бы сел в тени под бортом! Даже глупым полицейским, тупым таможенникам или пьяным солдатам может показаться странным жандарм, который бросается на поиски каторжника, не выпуская женщину из объятий!

Они молча послушались, нашли укромное местечко и спрятались в нем, как две счастливые птички в гнезде. Нежным движением Марианна сняла дурацкую треуголку, чтобы морской ветер свободно гулял в волосах Язона.

И тут же она уже по привычке подняла глаза к небу: звезды ярко сияли, и их было гораздо больше, чем девять…

Ночь чудес сдержала свое обещание.

ГЛАВА III. ДА СВЕРШИТСЯ ПРАВОСУДИЕ

В то время как «Сей — Геноле», ведомая опытной рукой Жана Ледрю, неслась в открытом море по направлению к — мысу Сен-Матье и Конкету, а бретонские берега безмолвными призраками проплывали в ночи, Франсуа Видок рассказывал.

В конце дня на ремонтной верфи при каторге произошел ужасный случай. Из-за не правильного маневра на работавших в сухом доке каторжников упала мачта. Одного убило, а нескольких тяжело ранило. В один момент каторжный лазарет оказался переполненным настолько, что Язона Бофора, признанного достаточно поправившимся, немедленно перевели в общее помещение. К счастью, из-за спешки его не приковали к соседу, как обычно делается, а, отложив это на завтра, только к общим нарам.

— Зная, что вы уже готовы, мне надо было как можно скорей предупредить вас, что все изменилось, и в то же время я не мог заставить себя лишиться такой великолепной возможности, которую представляла ваша шхуна. Перепилить оковы Бофора не потребовало много времени… У меня есть некоторый опыт в подобных упражнениях, — добавил он с полуулыбкой. — Что касается моих, то я это сделал заранее. Оставалось обеспечить возможность выйти с каторги через дверь. Бофор мог идти. Он достаточно поправился для этого, но чтобы перелезть через стену… И я принял единственное возможное решение: оглушить двух жандармов и напялить их форму, после того как их, крепко связанных и с кляпами во рту, поместить в надежное местечко.

— Не таким уж надежным оно оказалось, — недовольно пробурчал Жоливаль. — Совсем немного времени понадобилось, чтобы их обнаружить, раз тревогу подняли вскоре после вашего ухода.

Виконт страдал от морской болезни. Вытянувшись во весь рост возле груды такелажа, не только избегая опасности от столкновения с гиком, при каждой перемене галса пролетавшим над палубой, но и стараясь не делать лишних движений, он упорно смотрел в темное небо, зная прекрасно, что стоит только глянуть на воду, как станет гораздо хуже.

— Я уверен, что даже сейчас их еще не обнаружили, — категорически утверждал Видок. — Они в канатной мастерской, куда до утра никто не заглянет. И поверьте мне, я умею связывать и затыкать кляпы!

— Тем не менее тревога была объявлена…

— Да, но не из-за нас! Очевидно, другой каторжник решил использовать рождественскую ночь, чтобы тоже попытать счастья. Мы просто не подумали об этом, — сказал он, пожимая плечами, — да и не могли же мы претендовать на монополию в части бегства.

— Но тогда, — воскликнула Марианна, — вас, может быть, вообще не ищут?

— Да, вполне возможно! Но если допустить, что жандармов еще не нашли, наше отсутствие все-таки должны заметить. Когда тревога уже объявлена, нашим товарищам незачем молчать. Наше счастье, что нас, без сомнения, ищут на побережье и в окрестных деревнях. Для каторжника практически невозможно раздобыть себе судно, особенно такое, как это, даже с помощью извне. — Ведь среди них нет богатых людей.

Он продолжал делиться своим опытом в части организации побегов, но Марианна больше не слушала Сидя у борта с растрепанными ветром волосами, она нежно гладила голову Язона, лежавшую у нее на коленях Он был еще очень слабый, и эта слабость волновала и восхищала Марианну, ибо таким он принадлежал ей полностью, только ей одной, как будто он был ее утраченным ребенком или одним из тех, кого она ему подарит.

С тех пор как покинули Брест, они почти ничего не говорили, может быть, потому, что отныне вся жизнь принадлежала им. Она распростерлась перед ними безмерная, как этот океан, который приплясывал вокруг них с глубокими влажными вздохами, подобно преданному животному, встретившему хозяина после долгого отсутствия.

Ей было показалось, что Язон заснул, но, нагнувшись, она увидела, как блестят его широко открытые глаза, и поняла, что он улыбается.

— Я забыл, что море так хорошо пахнет! — прошептал он, прижимая к шершавой щеке руку, которую он ни на мгновение не отпускал.

Видок услышал его шепот и рассмеялся.

— Особенно после спертого воздуха последних недель! Человеческая грязь, человеческая нищета — я не знаю запаха более ужасного, даже запах тления, ибо в тлении есть ростки нарождающейся жизни Но не надо больше думать об этом: для тебя с ароматами каторги покончено.

— Для тебя тоже, Франсуа.

— Кто может знать? Я создан не для бескрайней вселенной, а для замкнутого мирка, который движут человеческие мысли и инстинкты. Стихии — это великолепно, но и я предпочитаю себе подобных… Пусть не так красиво, зато более разнообразно.