Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 11

5. 

Они вместе сошли с крыльца.

Собственно, крыльца не было, а была лишь утоптанная площадка перед низкой дверью. А вокруг площадки – клевер и подорожники. В траве играли Бом и рыжий заяц Евсей. Заяц наскакивал сзади, молотил пса передними лапами по спине, а потом удирал. Но недалеко, носился кругами. Бом догонял его и опрокидывал тяжелой лапой. Евсей отбивался задними ногами. Это у него получалось здорово, не подступишься. Бом отпрыгивал и обиженно гавкал. Евсей вскакивал и удирал опять. Наконец он умчался далеко, в кленовые заросли. Бом хотел было кинуться следом, но раздумал. Подошел к деревянному столбу, по-кошачьи потерся о него мордой…

Косой этот столб врыт был на краю площадки. К нему прибили узорчатый чугунный кронштейн (похоже, что от старинного фонаря) и в метрах полутора от земли подвесили плоскую железяку – вроде небольшого полукруглого щита. Здесь же висела на шнуре березовая колотушка, совсем низко.

– Это что же, пожарная сигнализация? – усмехнулся Артем.

– А вот сейчас увидите…

В ту же секунду из кленовых зарослей, в которые удрал Евсей, выскочил пацаненок лет семи. Коричневый, голый до пояса и босой, но в длинных камуфляжных штанах. Подбежал, ухватил колотушку.

– Дядя Шура, можно я ударю?

– А здороваться кто будет?

– Ой… – Мальчишка посопел. У него была круглая голова с темным ежиком и темные восточные глаза. Ими он прошелся по Артему – от головы до башмаков. Стукнул себя колотушкой по тугому немытому животу и задумчиво сказал:

– Большой привет…

– Привет, – улыбнулся Артем.

– Дядя Шура, ну можно я ударю? Я хочу раньше всех.

– Ладно, поддержи традицию…

Мальчишка медленно, даже чуть торжественно отвел колотушку вытянутыми руками и вдарил по железу. Чистый громкий звон разошелся над лужайкой, умчался за кленовую чащу, иван-чай и тополя, многоразовым эхом отозвался вдали…

Нет это было не эхо. В разных местах – и вблизи, и в дальних далях – тоже били по звонкому металлу.

– Похоже на колокола, – сказал Артем.

– Кое-где и вправду колокола, но не много. Больше рельсы развешены. Или баллоны от газа. Тоже звенят красиво.

– А зачем это? Игра такая?

– Пожалуй, что игра. Но не только. Можно сказать, обычай. Дети верят, что если звонить несколько раз в течение дня, все в этом краю будет славно: и погода, и настроение. И удачи во всяких делах… Ребятишки так и говорят: «Позвоним хорошую погоду»… А один мой знакомый выразился однажды наукообразно: «Этот ежедневный перезвон стабилизирует автономную структуру здешних пространств». «Не знакомый, а ты сам, наверно, вывел эту формулу», – подумал Артем. Но не решился сказать. Ему и самому захотелось ударить в певучее железо, да постеснялся…

Перезвон плавно затих. Голопузый звонарь колобком укатился в заросли. Бом кинулся за ним. Артем пожал старику прохладную сухую руку и вновь двинулся через Безлюдные пространства.

Помня указания старика, он прошел между длинными бетонными цехами, пересек площадку с упавшим мостовым краном и минут десять шагал по заросшему рельсовому пути. По краям полотна рос буйный цветущий репейник, а между шпалами густо желтели одуванчики и сурепка – такой солнечный цвет.

Впереди стоял на рельсах разбитый товарный вагон. Из-за него выскочили пятеро пацанов. В юбочках из лопухов, в уборах из перистых листьев, с размалеванными рыжей глиной и черной грязью телами. С луками и копьями. Ясное дело, ирокезы. «Держись, бледнолицый!»

Но индейцы оказались мирными. Отошли со шпал, уступив дорогу. Глянули на незнакомца без робости, но и без вызова. Самый маленький (вроде недавнего звонаря) с той же задумчивостью произнес:

– Здрасте…

– Привет славному племени… – Артем придержал шаг.

Тогда мальчик постарше глянул Артему в глаза, наклонил к плечу голову в шлеме из белоцвета:

– А вы кто?

– Я… Артем.

Старший мальчик – тощий, высокий, тонколицый, в почти таких же, как у Артема, очках – звонко обрадовался:

– Значит, это вы тогда в городе спасли Андрюшку-мастера!

– Ну… было, – опять признался Артем. И запоздало изумился: – А откуда вы знаете? Я же ему не говорил, как меня зовут!

Они засмеялись – не обидно, а будто звали повеселиться вместе:

– Тут все уже всё знают. Раззвонили потому что…

Они проводили Артема вдоль вагона, помахали вслед луками и копьями. Потом вдруг самый маленький догнал его и торопливым шепотом спросил:

– А вы к нам насовсем или в гости?

– Не знаю, – вздохнул Артем.

Здесь было хорошо. И не хотелось уходить. Но Нитка ждала и времени оставалось уже немного. И мысли о Нитке с каждым шагом делались все крепче и радостнее. Становились главными.

Он миновал приземистую башню станционной водокачки и спустился с полотна в траву. Рельсы поворачивали влево, а идти нужно было вперед. На восток. Так, чтобы солнце было справа (и теперь уже чуть позади), а слабо различимая луна – с левой стороны.

Впрочем, сейчас луну закрывала водокачка. Зато впереди… тьфу ты, что за напасть!.. Рядом с верхушкой столетнего тополя висел месяц – лунная половинка. Тоже бледный, похожий на обрывок желтого облака.

Артем обмер – не от страха, а от жутковатого веселья. Такое бывает в раннем детстве, когда ты в полутемном зале смотришь театральную сказку. Артем попятился, сделал шагов десять назад. Месяц спрятался за тополь. Круглая луна выплыла из-за башни. На «лице» у нее было выражение: «Я здесь ни при чем».

«Смотри у меня…» – погрозил ей Артем. И зашагал вперед. Луна укатилась за башню опять, месяц с готовностью выскочил из тополиной листвы.

– Издеваетесь, да?.. Ладно, посмотрим, что дальше.

Луна опять показалась из-за водокачки, месяц вновь укрылся за тополем – уже за другим. На какой-то миг Артем успел ухватить их размашистым взглядом вместе. И… больше не стал их ловить – со странным ощущением, что излишнее любопытство может что-то сломать в здешней сказке. Что-то нарушить. А! «Стабильность автономной структуры здешних пространств»!

«Черт возьми, почему я не удивляюсь?.. Непонятные места. «Странная страна»… Воздух звенит… Или это в ушах? Или, может быть, звенит время? Вдруг оно здесь совсем другое? «Скажите, дети, мне: какое тысячелетье на дворе?» Кажется, это чьи-то стихи… А вот еще стихи:

А они откуда?.. Ох, да ясно же откуда!

Это из давней поры, когда познакомились с Ниткой…

Было это полжизни назад.

II. Герда и Кей

1. 

Стихи сочинил шестилетний Кешка Назаров по прозвищу Кей. Он принес их в редакцию лагерной газеты «Дружная смена».

Редактором газеты был Артем Темрюк.

Почему его сделали редактором, Тём не понимал. Видимо, за «ученый» вид и очки. Писать заметки Тем не умел ну вот ни настолечко. Правда, он мог разрисовывать фломастерами заголовки, но это же дело художника, а не редактора! Но художником был Мишка Сомов.

Поскольку журналистских способностей Тем не проявил, настоящим редактором сделалась вожатая Шура – решительная девица с квадратной фигурой и толстыми косами. К Тему она испытывала некоторую симпатию – наверно, от того, что, как и он, ходила в очках. Тем сделался у нее «на подхвате». Бегал по отрядам и выпрашивал у пацанов и девчонок «ну. хоть две строчки про последние новости». Тыкая двумя пальцами, перепечатывал ребячьи каракули на допотопной машинке «Олимпия». Иногда помогал «худреду» Сомову раскрашивать буквы…

Однажды Шура велела Артему нарисовать объявление о литературном конкурсе. Пишите, мол, дорогие ребята, сказки и рассказы, поэмы и сонеты, трагедии и комедии и несите в редакцию любимой газеты. Лучшие творения напечатают. А за самые лучшие выдадут призы.