Страница 12 из 18
Испугало ли короля проклятие? Вряд ли. Скорее всего Филипп думал о том, как повлияет оно на настроение парижан. Когда богатый и могущественный Орден прилюдно уничтожали, народ откровенно злорадствовал. Но страшные слова проклятия, прозвучавшего с костра, могли сказаться на отношении подданных к своему государю…
Так оно и случилось: с той ночи народ невзлюбил Филиппа Красивого. Неблагодарные французы с легкостью позабыли постоянную заботу, которую проявлял о них этот король, учредивший Генеральные штаты, отменивший крепостную зависимость селян от своих сеньоров, обуздавший знать, уравнявший в правах провинции, строивший крепости и поддерживавший мир. Зато все заговорили о том, что золотые монеты день ото дня становятся легче и стоят дороже, что бунты кончаются виселицами и что все должны беспрекословно покоряться королевской власти.
И только два человека всегда поддерживали короля в его начинаниях: Ангерран де Мариньи, коадъютор, правитель королевства, и Гийом де Ногарэ, хранитель печати, канцлер Франции. Оба они присутствовали при казни, и одного из них – Гийома де Ногарэ – проклял тамплиер.
Именно Гийом де Ногарэ, уроженец окрестностей Тулузы, вероятный последователь еретиков-катаров,[4] бывший королевский судья сенешальства Бокер, ставший главным вершителем правосудия королевства и одним из советников государя, некогда поднял руку на престарелого Папу Бонифация VIII, отвесив ему пощечину латной рукавицей. Он же заправлял на протяжении семи лет страшным судилищем над тамплиерами, лично проводя допросы. Бесчувствием Ногарэ мог соперничать с заправскими палачами: он ни разу даже не побледнел, слушая мольбы о пощаде и предсмертные крики истязаемых жертв.
Проклятие Жака де Молэ вызвало на его лице лишь саркастическую улыбку. Ногарэ пожал плечами: он исполнял свой долг и не усматривал за собой ни малейшей вины. Никогда еще во Франции не было столь сурового хранителя печати…
Рядом с Филиппом Красивым, Мариньи и Ногарэ на балконе дворцовой галереи стояли три королевских сына. Увы, только один из них – средний, тоже Филипп, граф Пуатье, – радовал отца. Старший же – Людовик, унаследовавший от матери корону Наварры, уже получил в народе вполне заслуженное нелестное прозвище Сварливый.
Глядя на своих сыновей, Филипп Красивый думал о законе первородства и о том, что природа не позаботилась об интересах французского престола. Ведь чего только не натворит, став королем, его старший сын Людовик!..
Лишь отдаленно напоминая внешностью отца, узкоплечий, со впалой грудью и потухшим взором, мелочный, злобный, неуравновешенный и скудный умом, наследный принц обладал тщеславием павлина, страшно гордился своей наваррской короной, не проявлял интереса ни к чему, кроме игры в лапту, и, будучи уже семь лет женатым на прелестной женщине, сумел стать отцом одного-единственного ребенка, да и то девочки. Великодушием и отзывчивостью сердца Людовик тоже не отличался. Великий магистр тамплиеров был его крестным отцом, однако принц и пальцем не пошевелил, чтобы его спасти, более того, он с нескрываемым злорадством глядел на гибель Жака де Молэ. И все же страшное проклятие рыцаря повергло его в трепет…
Филипп, граф Пуатье, прозванный за рост Длинным, был, напротив, человеком разумным и рассудительным. Обликом своим и душевными качествами он отличался от всех прочих членов королевского дома. В нем не было ни красоты и властности отца, ни тучности и запальчивости дяди Карла Валуа. Высокий, худощавый, с узким лицом, с неестественно длинными руками и ногами, Филипп говорил ясным, суховатым голосом, был скуп на жесты. Все в нем – тонкие черты лица, скромная одежда, вежливая, размеренная речь – свидетельствовало о решительном нраве, здравомыслии и о том, что голова властвует над порывами сердца.
Отец выделял его среди сыновей и сожалел, что не Филипп унаследует корону. Увы, порядок, в котором дети появляются на свет, дело не родительское, а божье.
Младший сын, Карл, граф де ла Марш, прозванный, как и отец, Красивым, был пока что всего лишь смазливым юношей с детской душой. К сожалению, ему было суждено остаться таким навсегда. Стройный блондин с нежным румянцем на щеках, он как две капли воды походил на короля в юности, однако принцу недоставало отцовской мужественности, спокойной властности. Он был подобен раковине – прекрасный снаружи, но пустой внутри. Страшная казнь привела Карла в ужас…
– Вы довольны, брат мой? – обратился к Филиппу его высочество Карл Валуа, прервав невеселые мысли государя.
– Нет, – ответил брату Филипп. – Я совершил ошибку. Прежде чем послать их на костер, я должен был приказать вырвать им язык…
И, как всегда, невозмутимый, король в сопровождении Ангеррана де Мариньи и Гийома де Ногарэ покинул галерею.
– Ну и вонища, – брезгливо морщась, сказал Людовик Наваррский. – Наконец-то и мы можем уйти отсюда…
Вздохнув с облегчением, три королевских сына поспешили к своим женам; к тому времени все трое уже были женаты.
Принцессы по праву считались первейшими красавицами королевства. Воплощение молодости и изящества, они своим появлением оживили унылую атмосферу двора, погруженного в печаль со времени смерти королевы Жанны.
С тех пор прошло уже девять лет, но ни одной женщине не удалось завоевать суровое королевское сердце. Судьбе было угодно, чтобы Филипп полюбил ту, которую из высших государственных соображений предназначили ему в супруги, – Жанну Наваррскую, графиню Шампани.
До свадьбы с Филиппом маленькая принцесса двенадцать лет жила в Венсенском замке. Она ежедневно видела своего жениха, который был старше ее на четыре года, и не скрывала своей любви к нему.
– Ты самый красивый мальчик на свете, – говорила она Филиппу, забиралась ему на колени, гладила его длинные рыжеватые кудри и осыпала лицо поцелуями.
Юная королева очаровывала всех своей обходительностью и добротой. Она подарила супругу дочь и троих сыновей, и Филипп вполне мог рассчитывать на продолжение рода…
С кончиной Жанны Наваррской король не обращал внимания на женщин, храня целомудрие. И только своим юным невесткам невозмутимый Филипп способен был подарить улыбку.
«Моим сыновьям повезло, – думал король, смотря на принцесс. – Я не только преследовал интересы короны, но и дал им прекрасных спутниц жизни».
Маргарита Бургундская, королева Наваррская, супруга Людовика, приходилась своему сварливому мужу троюродной сестрой. Она была дочерью Робера II Бургундского, одного из верных советников короля, и Агнессы Французской, младшей дочери Людовика Святого и Маргариты Прованской.
Принцессе исполнилось двадцать три года, и ее красота достигла высшего расцвета. Маленькая изящная брюнетка со смугло-золотистой кожей и огромными черными глазами, доставшимися ей в наследство от бабки-южанки, Маргарита напоминала Бланку Кастильскую и живостью характера, и любовью к музыке, живописи и нарядам, а также – не будем лукавить – любвеобильностью. У нее было восхитительное тело, и она отлично знала это. Нечастые и в большинстве своем церемониальные визиты маломощного супруга в спальню Маргариты не могли утолить чувственного аппетита молодой женщины, что, разумеется, не способствовало улучшению отношений между мужем и женой. При дворе поговаривали, что эти двое не благоволили друг к другу еще до брака, со временем же неприязнь переросла в глухую ненависть. Гордой и горячей Маргарите нужен был решительный и властный супруг, которому она могла бы повиноваться, Людовик же не отличался ни темпераментом, ни красотой, не блистал он и умом и не мог стать повелителем подобной женщины. Нетрудно вообразить, какой была их первая брачная ночь…
Бракосочетание юной пары состоялось тринадцатого сентября 1305 года в Верноне, в долине Сены, всего в пяти лье от мрачной крепости Шато-Гайар, возведенной более ста лет назад Ричардом Львиное Сердце.
Выбор места свадьбы не был случайным: Вернон составлял часть приданого Агнессы Французской, отец которой, Людовик Святой, любил этот городок, где специально для него выращивали салат, и часто навещал уютный вернонский замок. В день свадьбы дочери с Робером Бургундским он подарил Вернон Агнессе.
4
Катары – члены религиозной секты, отрицавшие плотскую жизнь и практиковавшие самоубийства. Секта эта распространилась на юге Франции в конце XII – начале XIII века. Родители Ногарэ были ее членами.