Страница 14 из 64
— Нет! Но я знаю, кто он. Что касается псевдонима князя, он получил право гражданства здесь по милости султана Махмуда за спасение его августейшей жизни от нападения двух змей во время охоты на Каппадосе.
Его величество удостоил своей дружбой того, чьего настоящего имени он не знает и принимает за богатого иностранного купца, соблазненного красотой императорского города и образом жизни в нем…
Марианна удержала вздох разочарования. По-видимому, невозможно заставить старую даму раскрыть то, что она считает чужой тайной! И тем не менее, по мере того как ей открывались новые детали, касающиеся странной особы, за которую она вышла замуж, необходимость узнать побольше возрастала и раздражала ее.
— Сударыня, умоляю вас, — попросила она в конце концов, — не говорите мне больше ничего… или скажите все. Мне надоели все эти вопросы, которые тяготят меня и на которые никто и никогда не согласится ответить.
Княгиня Морузи оперлась обеими руками о свою трость, с видимым усилием поднялась и подарила молодой женщине самую неожиданную из улыбок. Неожиданную, потому что невероятно юную и лукавую.
— Никто? Напротив! Скоро придет некто, кто ответит на все ваши вопросы. Я сказала ясно? Все, без малейшего исключения.
— Некто… Но кто же?
— Да… ваш супруг! События этой ночи заставили его нарушить обет молчания. И кроме того, он желает внести немного ясности в вашу жизнь и в ложное положение, в котором вы оказались.
Что-то вроде приступа лихорадки электрическим током пробежало по телу Марианны и оживило ее. Она приподнялась в постели и сделала движение, чтобы отбросить покрывала, под которыми, кстати, стало слишком жарко.
— Он здесь? — спросила она, инстинктивно понизив голос.
— Нет, но скоро придет, не позже чем через час, я думаю. Это оставляет вам время приготовиться к встрече, и я сейчас пришлю горничную.
Неторопливой походкой, вызывавшей жалость из-за тщетных усилий скрыть хромоту, старая княгиня направилась к двери. Там она взялась за висевший возле створки длинный шелковый шнур и дважды позвонила. Но, переступая порог, она обернулась, и Марианна, которая уже вставала, замерла, пораженная грустью и болью, написанными на этом лице, сохранившем исключительную красоту, несмотря на глубокие морщины.
— Я хотела бы сказать вам еще кое-что, — начала старая дама явно необычным для нее нерешительным тоном.
— Да, пожалуйста. Что же именно?
— Когда вы окажетесь лицом к лицу с Коррадо, вы испытаете огромное удивление… может быть, даже страх или отвращение! О, не бойтесь! — поспешила она добавить, увидев, как расширились зрачки ее невольной гостьи. — В нем нет ничего от чудовища. Но я недостаточно хорошо знакома с вами, вернее сказать, я совершенно не знакома с вами. Так что я не знаю, как вы поведете себя перед его открытым лицом… И я умоляю вас помнить, что он прежде всего жертва, что он долго и глубоко страдал… и что вы обладаете опасной властью в несколько мгновений сделать его более несчастным, чем это смогла сделать вся жизнь с ее мрачными шутками.
Помните также, что та оболочка, необычная для итальянского князя, которую вы сейчас увидите, скрывает благородное сердце, великодушное и лишенное всякой низости, как и злобы. Помните, наконец, что он дал вам свое имя при обстоятельствах, которые заставили бы других с пренебрежением отказаться…
— Сударыня, — запротестовала Марианна, уязвленная последними словами, произнесенными к тому же достаточно резким тоном, — неужели вы считаете, что меня положено оскорблять, тогда как вы особенно стараетесь, чтобы я ничего не знала о том, чем я могу обидеть князя?
— Я не оскорбляю вас. Правда никогда не может быть оскорблением, и иногда следует говорить ее полностью, даже если ее неприятно слышать! Разве вы не согласны со мной? В противном случае я буду разочарована…
— О, да, конечно, — признала Марианна, испытав неприятное ощущение еще одного поражения. — Но я прошу вас согласиться ответить на один вопрос, один-единственный, который касается только вас…
— Какой?
— Очень ли вы любите князя Сант'Анна?
Старая дама напряглась, и ее свободная рука коснулась висевшего на груди большого золотого креста, словно желая этим подтвердить свои слова.
— Да! — сказала она. — Я очень люблю его. Я люблю его, как любила бы сына, если бы он у меня был.
Вот почему я не хочу, чтобы вы причинили ему горе…
И она порывисто вышла, хлопнув дверью.
ГЛАВА III. ТУРХАН-БЕЙ
Час спустя Марианна ходила по просторной комнате первого этажа, со сводчатым потолком, с большими зарешеченными окнами, выходившими в сад, где среди кипарисов масса увядающих роз пыталась уверить кого-то, что весна еще не прошла.
Над строгим салоном с мебелью из черного дерева царил гигантский портрет мужчины с великолепными усами, в расшитом доломане и берете со сверкающим эгретом, с длинным, усыпанным драгоценными камнями кинжалом за шелковым поясом: покойного господаря Морузи, супруга княгини. Но Марианна, войдя в это помещение, слишком большое для интимной беседы, едва бросила на него равнодушный взгляд. Она чувствовала себя раздраженной, сильно встревоженной…
Так внезапно представившаяся ей возможность встречи, на которую она всегда подсознательно надеялась, хотя и не верила в это, выбила ее из колеи.
С того дня как она стала его женой, Коррадо Сант'Анна был для нее загадкой, раздражающей и одновременно вызывающей жалость, ибо она чувствовала себя уязвленной его нежеланием показать свое лицо. В то же время она от чистого сердца желала как-то помочь ему, облегчить его судьбу, ужасную, как она догадывалась, являвшуюся, однако, судьбой человека, чье величие души и королевская щедрость не вызывали сомнений, человека, который так много давал и так мало требовал.
Она чистосердечно пролила слезы, узнав о смерти несчастного, погибшего, как ей было сказано, от руки убийцы, которому он слишком доверял. Она мечтала о наказании виновного и перед лицом Маттео Дамиани, цинично хваставшегося своим преступлением, она по-настоящему почувствовала себя княгиней Сант'Анна, настолько супругой князя, словно их соединяли годы совместной жизни.
И вот внезапно на нее обрушиваются одна за другой ошеломляющие новости: трагически загадочный князь жив, он сейчас появится перед ней, и она увидит его, коснется, может быть, и комната, несмотря на ее размеры, вдруг показалась ей слишком тесной для подобного события. Всадник-призрак, хозяин Ильдерима Великолепного, человек, выходивший из дома только ночью и в маске из белой кожи, сейчас придет сюда… В это невозможно поверить!
Будет ли он снова в маске, как в ту трагическую ночь? Марианна упрекнула себя, что не спросила об этом хозяйку, а теперь было слишком поздно: княгиня ушла…
Только что, после того как Марианна с помощью опытной горничной привела себя в порядок, бородатый, как пророк, слуга попросил ее спуститься в приемную, и она надеялась встретить там хозяйку. Но слуга исчез, беззвучно затворив за собой дверь, и больше не появлялся. И Марианна поняла, что она в полном одиночестве встретит самое, возможно, драматическое мгновение за всю ее жизнь.
Сон, сморивший ее в доме Ревекки, оказался очень долгим, так как солнце, которое она при пробуждении посчитала утренним, теперь заходило за длинными черными ветвями старых деревьев. Его лучи окрасили в красный цвет камни античного зала, чья закладка должна была восходить еще к временам крестового похода слепого дожа Анри Дандоло, и заставили плясать бесчисленные пылинки перед руками в перчатках покойного господаря.
В саду стало тихо. А шум громадного города почти не проникал сквозь стены этого старого здания. Вскоре и он прекратился, когда крики муэдзинов стали призывать правоверных к вечернему намазу…
С напряженными до предела нервами Марианна сжимала руки и покусывала губы. Гость, более пугающий, чем желанный, заставлял себя ждать. И Марианна, остановившись на мгновение перед портретом и посмотрев на него с безотчетной суровостью, продолжала свою лихорадочную прогулку, когда дверь снова отворилась, пропуская бородатого слугу, который стал в стороне, согнувшись в низком поклоне, в то время как в дверном проеме возникла высокая белая фигура, а сердце молодой женщины пропустило один удар…