Страница 26 из 26
Циллы в спальне не было. Не было никого. Казалось, комната простояла запертой не одну зиму. Синяя ткань, которой были обиты стены и которая и дала название спальне, истлела и висела грязными, мокрыми клочьями, доски под ногами сгнили и покрылись осклизлым налетом, влажные простыни покрывали отвратительные пятна, а три банкетки казались обтянутыми бурым мехом, который на поверку оказался плесенью. Луиза ухватилась за мокрый дверной косяк, свеча вывалилась из подсвечника и погасла, но женщина этого не заметила. Цилла! Ее уродливая, злая, крикливая дочка, ее девочка! Где она? Что с ней? Святая Октавия, да сделай же что-нибудь! Верни мне Циллу, она же ни в чем не виновата. Ей всего семь, дети не могут быть виноваты!
– Ой, сударыня!
Кто это? Дениза! Что ей надо? И где Цилла?
– Уволок он ее, – кормилица всплеснула руками, – как есть уволок! То-то он так быстро удрал… Выходцы, они хитрые. Понял, что мы его не пустим, так он к малой сунулся, а она окно и открой. Сам-то он войти не смог, дите неразумное его папенькой зовет, а не по имени нареченному. Короче, поцеловал он ее, и она с ним ушла. Ой, сударыня, теперь вовсе худо! Вы даром что с понятием, а мать она и есть мать. Как придет дочка под окно и будет плакать, вас же за руки держать придется.
– Я буду держать, Дениза, – пробормотал Герард, – гвардейцам выходцы не страшны!
Может, гвардейцам и не страшны… Арнольд пришел и увел Циллу. Теперь ее тоже нет, есть выходец. Выходец, который будет плакать под окнами, кричать, звать мать, жаловаться на холод и голод, но она не должна отзываться. Не должна, потому что ее четверо детей еще живы, ради них она выдержит.
– Дениза, что делать с комнатой?
– Запереть. Завтра я наберу осоки и все ею забросаю. А сейчас поставим четыре свечки и пойдем, негоже гнилью этой дышать… Ох, Четверо Заступников, оберегите и сохраните! Вот беда-то!
Она что-то шептала, плевалась, приносила и зажигала свечки, дети ей помогали, а Луиза все цеплялась за подгнившее дерево и смотрела на пустую кровать. Если б она не наказала Циллу, та бы была с ней. Она ушла с отцом, потому что ненавидела всех, кроме него. Нет, все не так! Она погибла, потому что ее мало любили…
Глава 4
Фрамбуа и Оллария
«Король Мечей» & «Восьмерка Мечей»
1
Ричард не меньше часа провел у зеркала, решая, стянуть ли ему волосы по-варастийски, расчесать на прямой пробор, как это делал Савиньяк, или отбросить назад по примеру своего эра. К несчастью, темно-русая шевелюра Дика, что он с ней ни делал, никак не желала производить нужное впечатление. Еще одной неприятностью стало истрепавшееся перо на шляпе, и, разумеется, в последнее мгновение у плаща ослабла застежка. Выручил Эмиль, ссудив молодого человека и пером, и пряжкой. Ричард был искренне благодарен брату Арно.
С этой минуты все пошло как по маслу. Довольный собой и миром Ричард спустился во двор «Талигойской звезды». Оставалось выбрать лошадь. Рокэ сдержал свое обещание, и, когда они проезжали Линарэ, купил оруженосцу белоснежного коня. Бьянко был неописуемо красив, отличался великолепным ходом и покладистостью, но Сона Ричарду была дороже. Они вместе скакали навстречу врагу, замирали от ужаса над обезумевшим потоком, блуждали по ночной степи. Сона была другом, Бьянко – всего лишь породистым жеребцом, на которого оборачивались прохожие.
Год назад Дик отдал бы за красивого линарца десять лет жизни, сейчас свои страдания из-за невзрачности Баловника он вспоминал со стыдом. Чужие насмешки для герцога Окделла теперь не значили ничего, ну, или почти ничего.
Ворон лишь усмехнулся, увидев, что Ричард продолжает ездить на вороной кобыле, а Эмиль Савиньяк заметил, что выбор Дика делает честь не только его сердцу, но и уму – даже самый лучший линарец никогда не сравнится со средним мориском. Осмелевший оруженосец попросил эра забрать Бьянко и, если можно, оставить ему Сону.
– Она и так твоя, – махнул рукой Проэмперадор, – девочка тебя приняла, так что все в порядке, а запасной конь никогда не помешает. У тебя, кажется, есть сестра, лучшего подарка для невесты не найдешь!
Айрис будет в восторге, у нее никогда не было такой красивой лошади, да и откуда бы! На деньги, которые Рокэ отвалил за Бьянко, Повелители Скал жили полгода. Дикон каждый день навещал белоснежного красавца, представляя, как заблестят глаза Айрис. Правда, оставалось объяснить матушке и Эйвону, откуда у него Бьянко. Юноша боялся, что герцогиня Окделлская, узнав, как попал к ее сыну конь, запретит дочери его принять. Сказать, что он выиграл жеребца? Матушка не одобряет азартных игр. Может, выдать Бьянко за военный трофей? Ричард с сомнением смотрел на двух лошадей – черную и белоснежную. Так Сона или Бьянко? Если б знать вкусы Катари…
Из дверей торопливо выскочил папаша Эркюль и остановился, придерживая тяжелую створку, которая и не думала закрываться. Трактирщик с обожанием смотрел на Проэмперадора, за которым следовал раскрасневшийся Манрик.
– Рокэ, – генерал-церемониймейстер говорил столь же громко и недовольно, как Жиль Понси, – существуют неписаные законы. Победитель въезжает в столицу на белом коне. У ворот Олларии нас ждут люди с подходящим жеребцом…
– Хватит, Фридрих, – Рокэ небрежно взмахнул перчатками, – мне и до писаных-то законов дела нет, а уж до неписаных! С тем, что к любой удаче присасываются десятки двуногих, не имевших к ней никакого отношения, ничего не поделаешь, но лошадей со стороны я не потерплю.
Святой Алан, Рокэ прав! Воина украшают победы, а не вышитые плащи и разукрашенные перьями скакуны, тем более Их Величества ожидают победителей не на улице, а в Большом Тронном зале. Ричард решил – он поедет на Соне. В конце концов это очень хорошая лошадь. Очень! Плохих в конюшне Ворона просто не было.
Фридрих Манрик возмущенно пожал плечами и отошел, а Рокэ вскочил в седло. В черном маршальском камзоле, отороченном пеной аратских кружев, с двуцветной лентой через плечо, в белом плаще с гербом Олларов и белой же шляпе с черным пером Ворон был великолепен, равно как и Моро. Мориск рыл покрытую инеем землю и злобно косился на других лошадей.
– Я бы посоветовал Манрикам и другим достойным людям воздержаться от общения с Вороном, – заметил Савиньяк, хватая своего рыжего за гриву.
Дик бросил взгляд на герцога. Тот ослепительно улыбался.
– Не туда смотришь, – хмыкнул кавалерист, – Рокэ скрытен, как Леворукий, но Моро готов всех разнести по кустам, а это верный признак – черный змей чует хозяина, как никто. Хотел бы я знать, что с Вороном такое. Вчера был человек человеком, а сегодня не ровен час кого-нибудь убьет.
А вот Ричард ничего знать не хотел, он был слишком счастлив, чтобы думать о неприятностях. Слова Савиньяка вылетели у юноши из головы, едва он занял свое законное место рядом с Проэмперадором Варасты. Рокэ дружелюбно кивнул оруженосцу, он казался вполне довольным, а Моро просто выказывает норов. Мориск не любит, когда рядом незнакомые кони, а всадник тут ни при чем.
Распахнулись ворота, и блистательная кавалькада потянулась по радостно вопящей улице. Заворачивая за угол, Ричард бросил прощальный взгляд на «Талигойскую звезду». Юная Октавия задумчиво смотрела вдаль, она ждала свою любовь и надеялась на счастье, а Ричард Окделл на него не надеялся, потому что был счастлив здесь и сейчас.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.