Страница 24 из 73
Ему ответило удивленное восклицание, повторенное спутницей Ферсена.
Женщина, на которую Жиль старался не смотреть, чтобы случайно не узнать, несомненно слышала прежде его имя.
Швед не поверил.
— Шевалье де Турнемин мертв, — сказал он грустно.
Ну надо же! Весть о его смерти разнеслась по всей Европе, события развиваются слишком быстро и скоро, наверное, вся Франция будет знать о его воскрешении.
— Да я жив, подойди и посмотри на меня.
Жиль подставил свое лицо лунному свету, и Ферсен наконец смог разглядеть нос хищной птицы, мощный подбородок, высокий лоб шевалье де Турнемина.
— Ну как? — спросил Жиль.
— Должен признать, — ответил Ферсен, — это действительно ты, наш несносный бретонец, вернувшийся из ада.
— Ты не мог сказать лучше. Тем не менее, прошу тебя дать мне слово… и за даму тоже, сохранить в тайне мое возвращение. Это секрет не мой, а короля.
— Хорошо, я дам тебе слово и ручаюсь за эту даму. Но тебе лучше уйти, я не люблю сообщников кардинала де Рогана.
— Вы, мой дорогой граф, или глупы, или глухи. Я думал, что мы друзья, видимо, я ошибался. Повторяю еще раз: вы мне нужны, чтобы спасти королеву и ее детей.
Не отвечая, Ферсен подошел к своей спутнице, сказал ей шепотом несколько слов и вернулся к Турнемину.
— Прошу прощения. Я слушаю вас.
Не раскрывая, от кого он узнал о готовящемся покушении и кем оно задумано. Жиль в нескольких словах рассказал об ужасной опасности, угрожающей королевской гондоле, об отправке сети в Сен-Ассиз и о миссии Тима Токера в поместье герцога Орлеанского.
Вскрикнув при слове «порох», Ферсен слушал его не перебивая. Лишь когда Жиль умолк, только тогда он спросил его дружеским, доверительным тоном:
— Кто это сделал? Ты его знаешь?
— Да, и ты его узнаешь, если хорошенько подумаешь. Но его имя произнести невозможно, равно как невозможно уличить его в покушении. Теперь, я полагаю, мы достаточно поговорили и пора начинать действовать…
— Ты прав. Пошли! Мы подплывем к кораблю, куда я должен отвезти эту даму, она одна из немецких фрейлин королевы. Говорить тебе с ней бесполезно, она не понимает по-французски.
Шевалье серьезно посмотрел в светлые глаза шведа, он лучше, чем кто-либо, знал, какие отношения связывают его с королевой Франции.
— С тобой дама? Я никого не вижу… Иди, я за тобой!
Молча они спустились к лодке; Жиль сел на весла, дама устроилась на носу, а Ферсен, отвязав цепь, оттолкнул лодку от берега и сел возле своей молчаливой спутницы. Кроме капюшона, опущенного на глаза, на ней была венецианская маска, кружевная черная борода которой скрывала нижнюю часть лица и спускалась до шелковых завязок накидки. Она могла показаться эбеновой статуей, если бы расходящиеся полы накидки не открывали полоску светлой юбки. Жиль старался не смотреть на нее, но не мог подавить желание склониться перед этой прямой черной статуей и назвать ее «Ваше Величество»…
Молодой человек усиленно греб до середины реки, но по мере приближения к кораблю начал грести осторожней, стараясь без всплеска опускать весла в воду. Это был час, когда ночь, уступая дню, заставляет умолкнуть последние отголоски жизни, — это час ужаса и отчаянья, в этот час к кроватям больных бесшумно подходит смерть…
Пение петуха разорвало тишину и прогнало мрачные мысли Турнемина. Первому петуху ответил второй, потом третий…
Лодка коснулась корпуса корабля. Дама встала, опираясь на руку, предложенную Ферсеном.
Какая-то женщина выглянула в приоткрытое окно, потом вышла на палубу, опустила короткую веревочную лестницу и, наклонясь, протянула руку, помогая страннице вернуться на корабль. Не говоря ни слова, обе дамы удалились в каюты и больше не возвращались.
— Давай отплывем и пристанем чуть подальше, — прошептал Ферсен. — Потом я должен вернуться на этой лодке на виду у всех.
Жиль оттолкнулся веслом от гондолы — и лодка заскользила по течению. Отплыв достаточно далеко, Жиль снова взялся за весла, и вскоре дно лодки коснулось земли.
— Подожди меня здесь, — сказал Ферсен. — Я должен найти то, что спрятано на корабле. Ты оставайся здесь, тебя могут узнать.
— Какой роты гвардейцы охраняют корабль?
— Это бургундцы графа де Кастеллана.
— Они меня не знают. Я пойду с тобой. Нам надо делать все очень быстро, а поиски могут затянуться.
— Ты думаешь, что я один не справлюсь? Ничего, мне помогут гвардейцы. А тебе на корабль нельзя, если не гвардейцы, то фрейлины тебя обязательно узнают. Жди меня здесь, потом мы вместе переправимся через реку. Я снял домик недалеко от того места, где ты меня встретил.
Швед выпрыгнул на берег и побежал к первым постам охраны королевской гондолы, а Жиль растянулся на дне лодки, стараясь спрятаться от посторонних глаз. Кричали петухи, в ближайшем поселке засветились окна, в лагере сыграли подъем, начинался день.
Шевалье казалось, что он ждет уже целую вечность. Он отлично знал дьявольское коварство мосье, покушение было хорошо спланировано и тщательно организовано… Вдруг Ферсену не удастся обнаружить порох? Но тогда он, конечно, сможет убедить королеву высадиться на берег и продолжить путешествие в карете… хотя, кажется, она и сама уже в курсе дела… Воспоминание о таинственной даме в черной накидке несколько успокоило Турнемина.
Тонкая полоска света появилась на востоке.
Услыхав чьи-то осторожные шаги. Жиль выглянул из лодки. Это был Аксель, лицо его светилось радостью. Он прыгнул в лодку, хлопнул Друга по плечу и сказал:
— Давай на тот берег! Все в порядке. Кофр с порохом теперь на дне Сены.
— Кофр?
— Да, порох был не в бочке, бочку легко обнаружить. Нет, его положили в большой дорожный сундук, обитый медью. Он стоял в трюме, среди багажа. Мы его довольно быстро нашли, он был очень странно поставлен: против бортовой стенки, ближе к носу, как раз под тем местом, где обычно любит стоять королева, глядя на реку и на приветствующих ее подданных. Когда мы сдвинули кофр, на пол выпала маленькая трубочка, она была вставлена в его боковую стенку, в трубочке был порох, и соединялась с фитилем, пропущенным через скульптурное украшение носа. Убийце, подплывшему на лодке, достаточно было только руку протянуть… Мы все выбросили: и кофр, и трубочку, но фитиль оставили.
Жиль улыбнулся.
— Ты думаешь, это даст возможность поймать убийцу? Мысль хорошая, но, если сеть не натянут, вряд ли кто-нибудь решится подплыть к кораблю.
— Ничего! Сеть не натянут, но корабль все равно остановится возле Сент-Ассиза. Герцог Орлеанский, хоть и обижен на королеву за отказ, не преминет поприветствовать ее салютом. А маркиза де Монтессон, покровительница театра, обязательно покажет какое-нибудь представление.
Судно будет перед замком в полдень, я ни за что не хочу упустить такой занятный спектакль…
— Я тоже…
Остаток путешествия прошел в молчании. Выпрыгнув на берег, Аксель де Ферсен протянул руку своему другу, так долго оплакиваемому и так странно найденному.
— Ты прощаешь меня, шевалье? Я знаю, ты всегда был верным и преданным другом, я глубоко раскаиваюсь, что подозревал тебя!
Жиль засмеялся и пожал плечами.
— Не волнуйся, наша дружба не пострадала, мне не за что тебя извинять, я слишком многим тебе обязан. Ведь это благодаря тебе я нашел отца и обрел имя. Даже если бы ты застрелил меня там, на тропинке, я не стал бы тебя упрекать.
Друзья крепко обнялись и расстались. Ферсен пошел к деревьям, за которыми виднелась высокая черепичная крыша с красивой трубой, а Жиль вскочил в седло. Его лошадь прекрасно отдохнула и встретила хозяина радостным ржанием. Напоследок Жиль оглянулся на корабль королевы.
В легком утреннем тумане, приглушавшем его блеск, без обычного дневного оживления на борту, он казался захудалой декорацией для устаревшей оперы. И добрый бретонец почувствовал глубокое презрение к этому судну, не знавшему ни настоящего плавания, ни настоящего ветра. Теперь, утратив смертельный заряд, спрятанный в его трюме, оно превратилось в символ ничтожества и легкомыслия, недопустимые для женщины, наделенной по воле Бога королевским величием…