Страница 18 из 73
«Королева, — говорилось в письме, — с детьми и друзьями сядет 10-го этого месяца на свой новый корабль и отправится от набережной Рапе в Фонтенбло по реке. У замка Сент-Ассиз королевскую семью поджидает несчастье, которое можно предотвратить, если вы придете 12-го в полночь на террасу Пти-Кавалье у Сен-Порта. Если вместо вас придет кто-то другой, он никого не найдет. Приходите один, не бойтесь, вам расскажут, как спасти королеву и наследников…»
Протянув Винклериду открытое письмо. Жиль спросил у Прения:
— Какое сегодня число?
— Восьмое октября, понедельник…
— А за сколько дней можно добраться по воде от Парижа до Фонтенбло?
— Дня за три, за четыре. По ночам не плывут, а днем упряжка лошадей медленно потащит корабль против течения.
— Так, — сказал Винклерид, — я весьма сожалею, что принес письмо. Я должен был сначала сам его прочитать и разорвать.
— Конечно, это западня. Вместо тебя пойду я, договорились?
И он уже было собрался положить письмо в свой карман, но Турнемин выхватил его и передал Превию.
— Я сам решу, что мне делать.
— Нетрудно догадаться. Ты хочешь пойти на свидание. А что такое Сен-Порт?
— Небольшая деревушка возле замка Сент-Ассиз, о котором говорится в письме.
— Чей это замок?
— Маркизы де Монтессон, — ответил Превий, — морганатической жены герцога Орлеанского. Мы, артисты, хорошо знаем ее замок. Она обожает театр, сама ставит пьесы и сама в них играет.
— Послушайся доброго совета! — воскликнул Винклерид. — Не ходи — это западня. Кто-то знает или догадался, что ты не покойник, и хочет вытащить тебя из норы.
— Может, да, а может, нет. В любом случае моя безопасность ничто по сравнению с жизнью королевы и наследников.
Швейцарец даже побагровел от возмущения.
— Глупость какая! Если бы хотели убить Ее Величество, тебе бы не сообщили. Давай я возьму письмо, поеду в Версаль и покажу его королю… И королевская семья поедет в Фонтенбло в карете.
По-моему, это выход!
— А я боюсь, что нет, — вмешался Превий, — конечно, вы можете показать письмо королю, но это ничего не даст. Когда королева вобьет себе что-нибудь в голову, никто переубедить ее не может. Корабль построен по ее специальному приказу именно для поездки в Фонтенбло. Это огромное, позолоченное, как Буцентавр венецианского дожа, судно, стоившее казне никак не меньше сотни тысяч ливров. Королева ни за что не откажется от поездки… Однажды, будучи беременной, она плавала в Фонтенбло на корабле, и этот способ путешествия ей несказанно понравился.
— Но если король скажет «нет»?
— Она найдет средство переубедить его. К несчастью, сейчас, после истории с колье, король ни в чем ей не противоречит.
— Друзья мои, — возразил Жиль, — мое решение непоколебимо. В письме сказано, что только я один могу предотвратить трагедию, и у меня нет ни желания, ни права уклониться от предложенной встречи. Вы мне дадите лошадь, господин Превий?
— Конечно, вы куда собираетесь ехать?
— В Париж. Я остановлюсь на постоялом дворе и попытаюсь изучить корабль королевы. У меня остается всего один день…
— Никакого постоялого двора! — воскликнул Винклерид. — Бомарше велел привезти тебя к нему.
Турнемин рассмеялся.
— Даже не читая письма, он догадался, что я вернусь?
— Он очень умный человек, — пробормотал Ульрих-Август, — он еще сказал, что должен передать тебе какие-то документы и просил на время оставить Понго у Превия.
Мысль о разлуке с верным индейцем сильно огорчила Жиля, но он рассудил, что так будет лучше. Превий еще не нашел новую роль для Понго, и Турнемин рисковал быть узнанным из-за своего слуги.
— Я вернусь к тебе, как только смогу, — сказал Жиль индейцу. — Если же со мной что-нибудь случится…
— Тогда вместо тебя приду я, — прошептал Винклерид. — Понго знает, что у меня всегда найдется место для него. А теперь нам пора в дорогу!
— Не поужинав! — воскликнул Превий. — Не сомневаюсь, что вы оба голодны, а путешествовать на голодный желудок очень вредно!
— Мне стыдно признаться, — сказал Винклерид, глядя с благодарностью на хозяина дома, — но я действительно голоден, как волк.
Пока гости подкреплялись, Превий распорядился оседлать лошадей и собрать нехитрый багаж Турнемина.
Было раннее утро, когда Жиль и Винклерид, промчавшись по улице Вьей-дю-Тампль, остановились у ворот особняка Бомарше. Париж просыпался; консьерж подметал двор, сопровождая каждый взмах метлы глубоким вздохом: он был врагом напрасных усилий и не понимал, зачем хозяйка особняка заставляет его каждый день делать одно и то же. Он часто останавливался, облокачивался на метлу и вступал в разговоры с водоносами, продавцами зелени, рыбы, молока, чьи крики сливались с топотом лошадей и ослов, со скрипом повозок и шелестом экипажей и составляли неповторимый, незабываемый шум столицы Франции.
Жиль осведомился, дома ли хозяин, и, получив утвердительный ответ, оба мужчины вошли и поднялись в библиотеку. Бомарше, в ночном колпаке с зеленой лентой и ночной сорочке с разводами, склонился над большой чашкой дымящегося кофе, перед ним лежал свежий номер «Газетт». Уставившись на незваных гостей, один из которых был ему знаком, а другой незнаком вовсе, Бомарше прорычал:
— Что вам здесь надо? И кто, черт побери, впустил вас в дом?!
Турнемин рассмеялся:
— Нас впустил старый Поль, он меня не узнал, но я сказал ему, что вы нас ждете. А с бароном Винклеридом вы, кажется, уже знакомы?
Услыхав этот голос, так хорошо ему знакомый, Пьер-Огюстен отбросил газету, отодвинул чашку и с удивлением посмотрел на говорившего.
— Это вы? Но как вам удалось?
— Это не мне удалось, это Превию. Он великий человек…
— Я же вам говорил! — воскликнул Бомарше. — Садитесь за стол, господа, я прикажу принести еще кофе и поджаренных хлебцев. Терезы сегодня нет, она уехала в Эрменонвиль.
Пока он давал распоряжения Полю, Турнемин заглянул в газету, раскрытую на статье за подписью Мирабо, и сразу понял причину плохого настроения Бомарше.
«Темное происхождение и интрига — вот сущность Бомарше. Его пример послужит уроком тем, кто, внезапно разбогатев, стремится запугать и погубить людей более достойных, а кончит…»
— Не читайте эту гадость! — воскликнул Бомарше, вырывая у Турнемина газету. — От такого соседства запачкалась бы даже тухлятина. Я знаю, чего добивается подлый Мирабо: разорить братьев Перье — владельцев акций водяных насосов, остановить прогресс, а заодно пустить меня по миру…
— Но это ему не удастся, ведь ваше состояние огромно…
— Мое состояние?
Голос Бомарше внезапно дрогнул, лицо стало печальным.
— У меня больше ничего нет, кроме долгов.
Если правительство не вернет мне то, что задолжало Родриго Хорталесу, мне придется вместе с Терезой и Эжени уехать в Соединенные Штаты. И Мирабо, животное, знает это! Ах, если бы я был по-прежнему богат! Но ничего, я умею бороться, я привык… Поговорим лучше о вас. Что за письмо передал вам барон?
Вместо ответа Турнемин вынул письмо и протянул его Бомарше.
— Конечно, вы едете? — спросил Пьер-Огюстен, ознакомившись с письмом. — Но сначала давайте обсудим все как следует.
— Естественно!
— Я думаю, вам ясно, что это скорей всего ловушка. Видимо, кто-то сомневается в вашей смерти и хочет выманить вас из норы.
— Я с вами согласен, но просьба такова, что я не имею права отказаться. Кроме того, мне любопытно…
— Любопытство может стоить вам жизни, молодой человек. Маска будет сорвана раньше, чем нужно.
— Но я не собираюсь идти на свидание в образе моряка. В письме сказано, что только Турнемин может спасти королеву. Превий выбрал для меня роль американского матроса…
— И она прекрасно вам подходит, мы не ошиблись. Кстати…
Бомарше открыл дверцу шкафа и вынул оттуда пачку документов. Жестом пригласив Турнемина к столу, Бомарше разложил бумаги, отыскав среди них одну, с пробелами между строк, он заполнил ее и протянул большой шуршащий лист Жилю. Это был паспорт со всеми необходимыми печатями и подписью графа Верженна, министра иностранных дел, выписанный на имя капитана Джона Вогана из Провиданса (Род-Айленд).