Кречет. Книга I

Чтобы достичь своей цели, он готов уничтожить всех других вождей: ты – первый!»

Во взгляде Сагоеваты вспыхнуло пламя гнева, и голос его впервые дрогнул.

– Твой язык шипит, подобно языку змеи! Как бы ни был честолюбив Корнплэнтер, он не может надеяться победить самого великого из нас, вождя мохоков Тайенданегу! Что же ему делить со мной, если я менее могуч, чем он?

– Обладает ли твой вождь мохоков красивейшей из жен?

Секунду Жиль думал, что Сагоевата вцепится ему в горло, но самообладание этого человека было сверхъестественным! Подобно тому как это случилось совсем недавно у столба пыток, взгляды черных глаз и синих глаз скрестились… затем, презрительно пожав плечами, индеец отвернулся.

– Слова, сказанные нами, унесет ветер, который развеет армию колонистов. Измена вползает туда, а когда она сделает свое дело, то долго еще их вождь не сможет предложить свою дружбу кому бы то ни было, даже самому жалкому из нас. Что до тебя, то я решу завтра: жить тебе или умереть…

Хладнокровно выслушав угрозу. Жиль обратил внимание на одно лишь слово из тех, что сказал Сагоевата.

– Измена? Что ты хочешь сказать?

Ничего не ответив ему, вождь покинул хижину. Жиль бросился было за ним, но перед его носом скрестились два копья, и Жиль понял, что его положение в индейском лагере опять переменилось. Из кандидата в мученики он превратился в гостя, а теперь по неведомой ему причине снова стал пленником.

Если у него еще и были какие-то сомнения, то очень скоро они развеялись: два воина вошли в хижину, один нес миску, полную маисовой каши с кусками рыбы, и кувшин с водой, другой – колышки, веревки и деревянную колотушку. Они жестами дали понять Жилю, что он должен быстро поесть, и юноша заставил себя проглотить неаппетитное индейское рагу, единственно для того, чтобы поддержать свои силы. Индейцы наблюдали за ним с невозмутимым видом, а затем, увидев, что юноша проглотил последний кусок, набросились на него. Жиль оказался распростертым на земляном полу с разведенными в стороны ногами и руками, лодыжки и запястья его были привязаны к четырем колышкам, крепко вбитым в землю. На яростные протесты Жиля индейцы не обратили ни малейшего внимания. По всей вероятности, Сагоевата не очень полагался на прочность жилищ своего народа и хотел быть уверенным, что его гость не воспользуется ночной темнотой, чтобы проделать дыру в стене и сбежать, а ведь именно это и намеревался сделать Жиль.

Не имея возможности двинуть ни рукой, ни ногой, разъяренный и униженный, юноша провел тревожную и утомительную ночь. Ему мешала уснуть крайне неудобная поза, в которой его оставили индейцы, но еще сильнее его терзали теснившиеся в мозгу мысли… Что Корнплэнтер сказал Сагоевате? Что это за измена, угрожающая Вашингтону? Кто обречет его на бесславное поражение? Куда, черт возьми, могли подеваться Тим и Гунилла?

Под утро ему все же удалось задремать, но страшный шум, раздавшийся с первыми лучами солнца, прервал его краткий отдых. Жиль попытался пошевелиться, но застонал от боли и тут же стал ругаться, как старый солдат. Его тело одеревенело, во рту пересохло, и ему казалось, что от него пахнет так же дурно, как от всего лагеря. К тому же тело под слоем покрывающей его краски начало сильно чесаться…

Несмотря на боль, юноша попытался приподняться, чтобы лучше слышать. Сомнений быть не могло: воины племени сенека снова покидали свою деревню, чтобы последовать за Корнплэнтером в смертоносный набег на мирных поселенцев Шохари. Скоро краснокожие дьяволы обрушатся, подобно молнии, на мирное поселение, где созревшие хлеба золотятся под летним солнцем, чтобы предать все огню и упиться кровью, оставляя за собою лишь пепел и трупы без скальпов.

Никто и ничто не сможет помешать драме свершиться…

Он еще надеялся убедить Сагоевату, когда тот придет известить его о принятом решении, но и эта слабая надежда улетучилась, когда огромная тень заслонила солнце, проникавшее в хижину через вход с откинутыми шкурами, заменяющими дверь. По короне из жесткого оленьего меха юноша узнал Хиакина и вверил свою душу Господу. Если уж колдун сам пришел к нему, то это означало самые скверные новости… Жиль был совершенно уверен, что его сейчас снова отведут к столбу пыток, чтобы продолжить обычные здешние развлечения с того места, где они были прерваны.

Слишком юный для того, чтобы безмолвно выдержать издевательский взгляд Хиакина, Жиль пробурчал:

– Зачем ты пришел сюда, Хиакин? Узнать, чем кончается моя песня?

Лицо Медведя пожал могучими плечами.

– Если бы это зависело только от меня, ты бы запел ее тотчас же, – ответил он в присущей ему манере. – Но Сагоевата думает, что ты будешь ему полезен как заложник, потому что когда Виргинца победят и прогонят в его нору, воины, приплывшие из-за большой воды, будут, может быть, достаточно щедры, желая, чтобы пленники вернулись к ним целыми и невредимыми.

– А ты, – съязвил Жиль, – ты тоже так думаешь? Ты веришь в эту глупость, сказанную Корнплэнтером, в эту не правдоподобную историю о предательстве, которое, по его словам, отдаст американскую армию в лапы Красных Мундиров? Я считал тебя умнее. Ни один солдат Вашингтона не способен на такое!

– Кроме того, кто томится жаждой золота!

Не правдоподобная история, говоришь ты?! – вскричал Хиакин, позволив гневу увлечь себя в ловушку, расставленную его спеси. – Знай же, бледнолицый, что воин, командующий в Уэст-Пойнте, доблестный генерал Бенедикт Арнольд, вот уже несколько недель обменивается словами с прежними хозяевами, чтобы доставить удовольствие своей скво! Еще до наступления следующей луны он продаст за золото крепость на Гудзоне. Твой «великий белый вождь» исчезнет тогда, подобно утреннему туману…

Последние слова Хиакина были заглушены громким смехом Жиля, тем более громким, что за этим смехом пряталась тревога: в том, что сказал ему Лицо Медведя, он чувствовал ужасную правду. Это слишком хорошо совпадало с сомнениями, высказанными в Пикскилле полковником Гамильтоном насчет героя Саратоги. Если Арнольд сдаст Уэст-Пойнт, Вашингтон потеряет не только свою лучшую укрепленную позицию, но и золото Франции: оно прямым ходом отправится в карманы ее врагов. Что смогут сделать тогда Рошамбо и его пять тысяч солдат, стоящих на островке между английским флотом и огромным континентом, откуда уже не получишь никакой помощи?

– Почему ты смеешься? – недовольным тоном спросил Хиакин.

– Потому что вы еще более безумны, чем я думал. Так вот почему Сагоевата отказывается выслушать слова мира от моего хозяина? Несчастные болваны! Вы, значит, думаете, что Уэст-Пойнт – это последняя крепость Вашингтона?

Иди и скажи своему вождю, чтобы он расспросил младшего брата. Играк расскажет ему о могучих воинах короля Франции, блеске их оружия и огромных кораблях! А ведь эти воины – всего лишь авангард: вскоре придут другие корабли, они доставят еще больше оружия, пушек и солдат. Твои друзья. Красные Мундиры, будут сметены, как листья в бурю… и вы вместе с ними. Убей меня теперь, если хочешь, но ты вспомнишь мои слова, когда настанет твой час…

Сильный удар ногой в бок был единственным ответом Хиакина, и тот убрался из хижины значительно быстрее, чем пришел.

Адский шум снаружи становился все сильнее.

Дикарские песни, перемежаемые яростными воплями, заглушали бешеный грохот военных барабанов. Земля дрожала под ударами сотен ног – воины танцевали военный танец. Облако пыли, поднятой танцующими, достигло хижины и заволокло Жиля с ног до головы. Он раскашлялся и разъярился еще больше. Аттила победил Цицерона, и вскоре во главе своих диких орд они отправятся нести смерть и опустошение прекрасной стране, а низкая жадность человека без чести и совести нанесет удар в спину одному из величайших людей, какие когда-либо рождались на земле, человеку, уже ставшему Жилю другом.

Обезумев от ярости, Жиль принялся изо всех сил тянуть веревки, стараясь хотя бы раскачать колышки в надежде вырвать их из земли. Но колышки были вбиты крепко. Кровь окрасила кожу юноши, а они даже не пошатнулись. Тем не менее он обязан был выбраться отсюда, уйти из этой чертовой деревни любой ценой. Опасность похищения, грозившая прекрасной Ситапаноки, отступила перед смертельной опасностью, угрожающей инсургентам, которым предстояло столкнуться с изменой одного из них…