Завоеватели

Бьярни пригнал несколько солдат, чтобы вычистили пыль, растопили печку и натаскали воды.

Несколько минут Норг постоял на втором этаже, слушая бурные протесты Хилле, который яростно сопротивлялся попыткам Тоддина отправить его за дровами. Невнятно ругаясь и душераздирающе кашляя через слово, он уверял, что не создан для лесоповала. Послушав некоторое время, Норг внезапно озверел и молча треснул подростка по голове кулаком. Хилле замолчал и покорно затопал вниз.

Хильзен, как всегда, непринужденно отлынивал. Он поднялся на третий этаж, где никого, кроме Синяки, не было. Тот смотрел в узкое окно на залив, где хорошо были видны яркие полосатые паруса, освещенные предзакатным солнцем. Хильзен задумчиво изучал фигуру юноши. Что-то странное было в облике этого молодого горожанина.

Синяка почувствовал на себе взгляд и обернулся. И тогда Хильзен понял. Волосы, вот оно что, сказал себе юный Завоеватель. Волосы у Синяки были светлее, чем кожа. При таком смуглом лице он должен был иметь иссиня-черные кудри или, на худой конец, угольные, но уж никак не русые.

Хильзен нашел лавку поудобнее и тяжело опустился на нее. Машинально прижал к груди левой ладонью больную правую руку и поморщился.

– У форта? – спросил Синяка, кивая на повязку в коричневых пятнах крови.

– Угу, – процедил Хильзен, не разжимая губ.

Ресницы Синяки дрогнули, и он еле заметно пожал плечами. Хильзен потер пальцами больную руку пониже раны.

– А сам почему хромаешь? – спросил он вдруг Синяку.

Мгновение Синяка смотрел на Завоевателя молча. Хильзен кривил рот, баюкал правую руку и, казалось, целиком ушел в свои думы.

– Почему хромаю? – переспросил наконец Синяка. – Ваши постарались.

Хильзен поднял голову. На мгновение глаза их встретились. Потом Хильзен нарочито зевнул во весь рот.

– Ты, парень, знаешь что, – сказал он. – Ты иди. Мы ведь пленных не берем.

– А мне некуда идти, – сказал Синяка равнодушно и посмотрел на Хильзена так, словно тот был древним доспехом. Потом его глаза снова зацепились за неряшливую повязку повыше правого локтя.

– Ты промой дырку на руке, чудо, – сказал Синяка. – У тебя заражение будет.

– Не учи ученого, – небрежно произнес Завоеватель. – Одо фон Хильзен получал в сражениях раны и потяжелее.

– Это ты о ком? – не понял Синяка.

– О себе, болван, – сказал Хильзен и снова зевнул. – А все же лучше бы тебе было уйти из города со своими… Мы ведь скоро здесь камня на камне не оставим…

Синяка криво дернул плечом.

Над лестницей появилась всклокоченная светловолосая голова Норга. Сделав умильное лицо, он произнес:

– Господин граф! Кушать подано!

Хильзен подошел к лестнице и легонько пнул сапогом макушку Норга.

– Убери башку с прохода, – сказал он. – Не видишь – граф идет.

Норг, возмущенно взвыв, с грохотом скатился вниз по ступенькам.

Вскоре Хильзен уже восседал за столом и вкушал нечто вроде каши, в которой мелькали кусочки плохо проваренной сушеной рыбы. Отставив мизинец, на котором поблескивал железный перстенек, он орудовал огромным, острым, как бритва, ножом, деликатно снимая губами с широкого клинка внушительные холмики каши.

Норг следовал его примеру, однако подобным изяществом манер не обладал и ножом орудовал, как лопатой, деловито посапывая. Хилле Батюшка-Барин запустил в серебряную тарелку свои невероятно грязные пальцы, не прибегая к помощи столовых приборов.

Когда Синяке выдали порцию, он уселся на краю стола и, подобно Батюшке, принялся жадно хватать еду руками, заглатывая куски целиком, по-собачьи. Рыбьи кости трещали у него на зубах. Покончив с кашей, он тщательно вылизал тарелку и обтер пальцы об одежду.

Хильзен пошарил в груде серебряной посуды, надеясь отыскать себе подходящую кружку. Одна показалась ему не очень замызганной. Она вмещала в себя никак не менее пинты и была снабжена откидывающейся крышкой. Сама кружка была сделана в виде бочки, а ее ручка – в виде втрое витого каната.

Хильзен зачерпнул кипятка и тихо взвыл: серебро немедленно нагрелось и обожгло руки. Он поставил кружку на пол. От усталости он уже плохо соображал. Высунув руку в окно, Хильзен нащупал белый флаг, который Завоеватели заметили на подходах к башне, и сорвал его. Обернув серебряную кружку белым флагом поражения, Хильзен принялся с наслаждением пить кипяток. Постепенно он согревался. Ахен завоеван, он, Хильзен, жив, и есть где провести ночь – под крышей и в относительной безопасности. Хильзена неудержимо тянуло в сон.

Косматый Бьярни, подобревший от сытости и удачи, развалился в кресле. Это был настоящий трон – с высокой прямой спинкой и двумя грифонами-подлокотниками из черного дерева. Капитан смотрел, как Синяка облизывает миску. Все, что он слышал о горожанах, – образованных, зажиточных людях, которые построили этот прекрасный город, – к тому же, о людях с БЕЛОЙ кожей, – всё это никак не вязалось с диким обликом Синяки.

– Эй, ты! – крикнул Бьярни.

На другом конце стола Синяка поднял голову от тарелки.

– Ты что, сто лет не ел? – спросил Бьярни, ковыряя ножом в зубах. Синяка не расслышал и переспросил, но Бьярни потерял охоту продолжать разговор. У него начал заплетаться язык, и он почувствовал, что пьянеет от сытости.

Хильзен уже спал, приоткрыв во сне рот. Тоддин вынул из ножен шпагу, поддел белый флаг и направил его в сторону Косматого Бьярни.

– Командир, – сказал он, – этот парнишка говорил, что в башне вот уже сотню лет как не было людей.

Бьярни широко зевнул.

– Так их и не было, – сказал он лениво. – Вон сколько пыли. Следов-то нет?

– Это, конечно, так, – согласился Тоддин. – Но, в таком случае, кто же вывесил в окне белый флаг?

– Призрак Желтой Дамы, – сказал Норг и глупо захохотал.

Бьярни усиленно пытался заставить себя думать и разрешить эту загадку. Он поискал глазами Синяку, но тот куда-то делся. Махнув рукой, Косматый с трудом встал из-за стола. Он обнаружил Синяку спящим возле печки. Рядом с ним, уткнувшись лицом в золу, сопел Хилле Батюшка-Барин. Бьярни потыкал в Синяку сапогом, но парнишка только подтянул колени к животу и пробормотал что-то невнятное. Бьярни плюнул и ушел спать.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.