Страница 11 из 52
— Ты будешь счастлива, глупышка, если выйдешь за Эмиля де Мориво. А если Александр Шенье станет твоим любовником, виконт де Лабрюйер останется лишь воспоминанием. А теперь ложись спать.
— Я боюсь одна оставаться в своей спальне.
— Ты боишься, к тебе вновь придет виконт Лабрюйер? — вновь улыбнулась Констанция.
— Нет, я просто боюсь.
— Тогда ложись ко мне в постель, — предложила мадемуазель Аламбер.
Колетта с радостью согласилась и вскоре уже спала на плече своей старшей подруги. Констанция сладко потянулась.
«Ну все, теперь я отмщена. Эта юная девушка не достанется в руки Эмилю невинным существом. Она уже узнала вкус измены и не задумается перед тем, как нарушить верность. Я отомстила тебе, Эмиль, так, как сумела. Жаль, что ты только не знаешь, что это моих рук дело. Я могла бы расстроить и свадьбу, но такая месть мне более по душе».
— А ты, глупышка, спи, — пробормотала Констанция, поглаживая Колетту по длинным распущенным волосам, — спи и пусть во сне тебя навестит образ Александра или Анри. Лишь бы только не Эмиля. И тут Констанция спохватилась:
«Ведь Анри отправился к Колетте диктовать письмо, — и мадемуазель Аламбер вполне представила себе сцену, разыгравшуюся в спальне Колетты, — скорее всего, они оставили письмо где-нибудь на виду».
Сама еще не понимая, почему бы не подождать до утра, Констанция вышла в коридор.
Дворецкий приоткрыл лишь один глаз и вновь упал головой на руки.
«Так и есть, — всплеснула Констанция руками — недописанное письмо лежит на полу, а рядом чернильница и перо».
Она сложила лист вчетверо, поставила под кровать письменный прибор и вновь вернулась к себе в спальню.
«Завтра утром Колетта перепишет письмо. Нельзя же посылать его с такой отвратительной кляксой, оборванное на полуслове!»И мадемуазель Аламбер, вполне удовлетворенная сегодняшним днем, уснула сном праведницы.
ГЛАВА 3
Лишь только дворецкий в доме графини Лабрюйер уверился, что наконец-то ему удастся выспаться, вновь тихо скрипнула дверь. Он тут же встрепенулся, вскочил из-за стола, при этом чуть не обернув канделябр.
«Когда же они угомонятся? — думал дворецкий. — Ведь ночью всем нужно спать. Такого здесь до появления виконта не было».
В коридор тихо выскользнула Мадлен Ламартин. Она посмотрела на дворецкого с такой тоской в глазах, что тот тут же забыл свои обиды.
«Несчастная женщина, — подумал дворецкий, — неужели прямо сейчас она отправится к виконту?»
Но многоопытный дворецкий ошибся. Мадлен Ламартин взялась за ручку двери комнаты Констанции Аламбер и замерла: у нее не хватило духа постучать.
Дворецкий застыл, как статуя, и Мадлен тоже.
«Ну, решайтесь же…»— говорил про себя мужчина, глядя на растерявшуюся вконец женщину.
Если бы Мадлен оказалась одна в коридоре, возможно, она и не решилась бы постучать в дверь к Констанции, но взгляд дворецкого подстегнул ее, и маленький кулачок трижды ударил в золоченую дверь.
Да, Констанции Аламбер решительно не везло сегодня ночью, вернее, везение не было относительным. И так всю жизнь — если удавалось одно, другое обязательно расстраивалось.
Констанция заслужила спать эту ночь без приключений, видеть приятные сны. Но получилось совсем иначе.
Мадемуазель Аламбер приоткрыла глаза и вслушалась в шорох за дверью.
«Показалось мне или нет? — думала женщина. — По-моему, кто-то стучал».
Колетта мирно посапывала у нее на плече, а больше посетителей, вроде бы, не предвиделось. Не мог же виконт прийти, чтобы похваляться своей победой над Колеттой!
Констанция уже было уверила себя, что ей почудилось, как тихий стук повторился. Она прикрылась одеялом и негромко, чтобы не разбудить Колетту, сказала:
— Входите!
Из коридора в темную комнату упал косой луч света и на блестящий паркет легла тень. Мадлен медленно, стыдливо входила в комнату Констанции Аламбер.
Заметив, что та в постели не одна, Мадлен хотела покинуть спальню, но Констанция остановила ее:
— Мадам, не бойтесь, это моя воспитанница Колетта.
— Колетта? — переспросила Мадлен.
— Ну да, ей страшно спать одной, и она прибежала ко мне, ну совсем как маленькое дитя!
— Простите, мадемуазель, но я должна поговорить с вами.
Констанция даже не выказала удивления.
— Сейчас. Лучше всего это сделать в коридоре или гостиной, иначе Колетта проснется.
Констанция быстро набросила на плечи шаль и в одной ночной рубашке вышла вслед за Мадлен из своей спальни.
— Еще раз простите меня. Констанция нахмурилась.
— Да не извиняйтесь же, мадам, я прекрасно понимаю ваше состояние.
— Я говорила вам сегодня…
— Подождите, нас могут услышать, — Констанция обернулась и увидела дворецкого, стоявшего навытяжку перед горящим канделябром. — Любезный, зажгите свечи в гостиной.
Дворецкий, немного пошатываясь со сна, взял канделябр и, капая расплавленным воском на паркет, двинулся впереди женщин. Яркий свет канделябра сжался в три небольшие сферы, таким плотным был мрак в огромной гостиной. Но
Вскоре запылали бра, огоньки свечей, умноженные зеркальными рефлекторами, раздвинули границы видимого.
Констанция уселась на диван и поджала под себя зябнущие ноги. Мадлен устроилась рядом с ней, но не могла заставить себя вести так раскованно.
— Я понимаю, что-то случилось? — спросила Констанция.
— Да.
— И это связано с виконтом Лабрюйером.
— Вы угадали, мадемуазель. Констанции хотелось зевнуть, но она сдержалась. «Боже мой, еще одна невинная жертва, принесенная на алтарь любвеобильного виконта. Анри, что ты делаешь? Когда-нибудь один из обманутых мужей проткнет тебя шпагой. Такие люди, как ты, не доживают до седых волос, но зато по тебе останется прекрасная память. Но ведь женщины не умеют забывать былых любовников и всегда сравнивают мужчин во времена настоящие с мужчинами из своей молодости. Ты продлил себе жизнь еще на одно поколение. Вот только жаль, нет у тебя сына и некому передать свое искусство».
— Вы о чем-то думаете, мадемуазель? — голос Мадлен вывел Констанцию из задумчивости.
— Это нельзя назвать размышлением, дорогая, скорее, это воспоминания.
— Я решилась вас потревожить, мадемуазель, поскольку мне кажется, вы единственный человек в этом доме, способный меня понять.
— Вы переоцениваете мои возможности, мадам.
— Нисколько. Констанция улыбнулась.
— Вы просто плохо знаете меня.
— Я уверена в вашей искренности.
— Ни в чем нельзя быть абсолютно уверенной, мадам.
— Я хочу поговорить с вами о виконте Лабрюйере. И вновь Констанция не смогла скрыть улыбку.
— О нем многие хотят поговорить, мадам Ламартин.
— Что вы можете мне сказать об этом человеке?
— Сегодня мы уже говорили о нем.
— Но этого мало, мадемуазель.
— Он один из самых моих преданных друзей.
— Но ведь вы такие разные…
— Ровно настолько, насколько могут быть разными мужчина и женщина. А в душе мы очень близки.
— А я думаю, это не так. Глядя на вас, мадемуазель, сразу можно понять — вы чисты, хоть и стараетесь выглядеть иной.
— Вы хотите, мадам, оскорбить меня? Ведь я столько стараний приложила, чтобы создать себе образ при дворе, а вы его хотите разрушить парой фраз.
— Нет, что вы, мадемуазель, меньше всего я хотела обидеть вас и уж конечно не стала бы будить вас среди ночи, чтобы сообщить такую банальность.
— Тогда спрашивайте.
— Кто он такой, виконт Лабрюйер?
— Мужчина — и этим сказано все, мадам.
— А как вы, мадемуазель, сами относитесь к нему.
Констанция задумалась.
— Если бы у меня был брат, я бы хотела видеть на его месте виконта Лабрюйера.
— Это достойный ответ, мадемуазель. Но что бы вы посоветовали мне?
— Днем вы меня обманули, мадам. Мадлен опустила взгляд.
— Да.
— Я не думаю, что вы это сделали специально, скорее всего, вам не хотелось верить в собственное открытие. Не правда ли, довольно сложно признаться в любви своему избраннику, но еще сложнее признаться постороннему человеку. Или я не права, мадам?