Хелот из Лангедока

– Хелотище…

От неожиданности Хелот даже подпрыгнул.

– Из Ноттингамшира я уйду заикой, – объявил он сердито. – Что ты пристал ко мне, Тукало-Вонюкало?

– Давай поговорим как интеллигент с интеллигентом, – предложил отец Тук. – Тоска с этим мужичьем. Тьфу! Никакого политесу, ограниченные люди…

Из этого краткого, но выразительного заявления Хелот сделал совершенно правильный вывод о том, что монах успел с утра разругаться со своим неразлучным другом Малюткой Джоном.

Оба помолчали, настраиваясь на интеллектуальное общение.

– Осень… – уронил отец Тук многозначительно.

– Да, – отозвался Хелот. – Вот, наступила… листья падают…

Он подставил ладонь, в которую тихо опустился увядший лист.

– Ты, говорят, на зиму хорошо устроился, – завистливо сказал отец Тук. – Не жалеешь, что из монастыря ушел?

– Да не был я ни в каком монастыре, – с досадой отозвался Хелот. – Отстань ты от меня ради Бога.

Отец Тук хихикнул.

– Христианский Бог тебе в этом лесу не поможет, Хелот. Здесь до сих пор бродят древние боги кельтов. – Теперь беглый монах заговорил вполне серьезно. – Люди полагают, что они давно умерли, но это не так. Как-то раз, когда я еще не был блудным сыном Матери Нашей Святой Церкви, одна девушка по имени Эни Бонн примчалась в деревню с криком, что видела дьявола. Я ей не поверил. Станет дьявол гоняться за какой-то Эни! Нужна ему больно какая-то девка! Я-то знаю, и женщины говорили, что это был сам Кернуннос, коли рога у него оленьи, а сложением настоящий богатырь. Бедняжку Эни всю трясло от страха, когда она прискакала ко мне на исповедь.

– Она тебе о дьяволе, а ты ей – о пользе язычества? – Хелот не мог сдержать улыбку, представив себе эту странную исповедь.

Святой отец позволил себе широко ухмыльнуться.

– Ага. – Он взмахнул рукой, описывая полукруг, чтобы слушателю было понятнее. – Вот церковь Божья, вот я сижу – а тут Эни елозит по каменному полу на своих толстых коленках и захлебывается плачем. Враг, говорит, рода человеческого и всего святого высунулся из-за кустов и смотрел на меня огненными глазами! Эни – первейшая потаскушка в округе. Ах, какая девочка – розан! – Отец Тук облизнулся. – Бормотала что-то о власянице и вечном покаянии, чуть ли не об обете не притрагиваться больше к мужчинам. Но я ее успокоил. Рассказал о кельтских богах. Невежественные люди в наших деревнях, чудовищно невежественные…

– Что-то мне до сих пор никаких богов не встречалось, – сказал Хелот.

Его удивило, что отец Тук по-настоящему испугался.

– Тише ты, болван. Если они услышат, тебе несдобровать. Здесь тебе не город, школяр ты недоученный.

Помолчав, Хелот сменил тему.

– Ты давно знаком с Локсли? – спросил он, устраиваясь поудобнее на своем бревне.

Отец Тук плюхнулся рядом и провалился увесистым задом в трухлявую древесину. Ворча и барахтаясь, он кое-как выкарабкался и сердито засопел, уставив на Хелота неопрятную бороду.

– Порядочно, – сказал он наконец. – Он славный парень. Не то что некоторые.

Злобный выпад святого отца Хелот пропустил мимо ушей. Он давно уже собирался разузнать побольше о Локсли, тем более что до него стали доходить всякие слухи насчет происхождения лесного разбойника: дескать, не такой уж он простой крестьянин. «Баронская дочь на охоту пошла, пеленок с собой она в лес не брала…» и прочие сплетни.

– Сколько ему лет?

– Думаю, двадцать или около того. А что?

Хелот сорвал позднюю травинку, сунул ее в рот.

– Да так, – ответил он невнятно. – Просто командует людьми так, будто его с детства этому учили.

– Жизнь его научила, – сказал отец Тук. – А потом вошло в привычку. Я знаю, что года четыре или около того у них в Локсли случился большой неурожай. Ты, вероятно, знаешь, что такое голод.

– Нет, – признал Хелот. – Я всегда ел досыта.

Отец Тук скользнул глазами по его тощей фигуре и откровенно усомнился.

– По тебе не скажешь, – заметил он. – Ну ладно, слушай. Был неурожай, к тому же шериф неудачно поохотился прямо на крестьянских полях и вытоптал все подчистую. Дичь в лесах королевская, ее убивать кому попало не разрешается. Словом, народ подумал-подумал и стал потихоньку вымирать. – Глазки святого отца затуманились, щеки – и те обвисли печально. Он вытащил из рыжей бороды несколько подозрительных соломинок и уставился на них в недоумении.

Хелот подтолкнул его в бок:

– Дальше-то что было?

Отец Тук сердито икнул.

– Мог бы и сам догадаться. Когда деревенские поняли, что их ждет, они снарядили трех человек в город просить помощи. Рассчитывали, что если даже кто-нибудь по дороге помрет, то хоть один-то из троих добредет по назначению. Пошли Робин и еще двое, муж и жена. А может, брат и сестра, кто их разберет, дикие люди. Эти-то, прямо скажем, ребята умом не блещут, туповаты малость, но зато это единственный их недостаток, других не имеется. Да ты их знаешь, Хелот, – они содержат теперь тот трактир, где мы с тобой впервые повстречались… гм… – Отец Тук звучно почесался под рясой. – Словом, – продолжал он, – вся эта компания в конце концов предстала перед славным шерифом. Он долго смеялся и так распотешился, что ограничился распоряжением дать каждому из посланцев по десяти ударов плетью, после чего отпустить с Богом. Тилли и Милли – оба в слезы. Так и изошли бы плачем на дерьмо у шерифских сапог, если бы Робин не пнул их, как следует, и не велел замолчать. Гордый попался, вот ведь как. Он пообещал шерифу извести всех оленей в Шервудском лесу. За это шериф удвоил ему наказание. Как ты понимаешь, через два дня Робин убил своего первого оленя, а еще через пару дней в деревню был послан отряд под командованием Гая Гисборна и деревню сожгли. Мужчины, те, что уцелели, ушли в лес. С того и началось…

Хелот сорвал еще одну травинку.

– Обычная история, – сказал он.

Отец Тук раскрыл уже было рот, чтобы продолжить рассказ, и вдруг замер.

– Посмотри вон туда, – шепнул он.

Хелот, привстав, вытянул шею, вглядываясь в лесную чащу. Сперва он не видел ничего, а потом заметил и затаил дыхание. Между валунов, среди березовых стволов, в ливне беззвучно падающих листьев, лежала белая лошадь, озаренная таинственным светом. У нее была светлая спутанная грива, темные глаза, розовые ноздри.

– Эпона, – прошептал монах, – мать лошадей… – Он подергал Хелота за рукав: – Ты смотри, смотри…

Теперь Хелот ясно различал на спине лошади полупрозрачную тень очень маленькой и очень юной женщины с длинными светлыми волосами. Она стояла, обернув к людям ладони поднятых рук и едва касаясь лошадиной спины кончиками пальцев ног, как плясунья. Все ярче и ярче проступали на бесплотном лице большие глаза, глядящие из седой древности. Хелот видел длинные белые ресницы, расширенные зрачки, которые надвигались, надвигались на него, грозя поглотить.

Отец Тук схватил его за руку:

– Уйдем отсюда.

Оба торопливо пошли прочь, но через несколько шагов обернулись. Видение исчезло бесследно. Даже трава в том месте, где лежала лошадь, не была примята, и только листья падали и падали с берез неудержимым потоком, и их все не убывало – осень была в самом начале.

Расставшись с отцом Туком, Хелот направился к малиннику у Кривой Норы в надежде поживиться остатками малины. После видения языческой богини ему хотелось побыть наедине со своими мыслями.

Однако возле малинника его ожидал неприятный сюрприз в виде совершенно незнакомого человека, одетого в нелепые в лесу белые одежды. К тому же, как, присмотревшись, определил Хелот, рваные и довольно-таки грязные.

Хелот замер, созерцая спину наглеца, и потихоньку вытащил из-за пояса длинный кинжал, подарок Малютки Джона. «Мало ли что может случиться, – подумал он, – а при встрече с неизвестным ножик не помешает». Попутно Хелот мельком отметил, что у незнакомца черные волосы – бедняга, каково ему в этом царстве рыжих…

Хелот тихонько свистнул. Человек, однако, и не подумал оборачиваться – как сидел, так и продолжал рассиживаться. «Ну, это уже наглость», – подумал Хелот. Он с треском прошелся по сучьям и приблизился, держа нож в опущенной руке.