Страница 27 из 49
При первой же возможности.
— Сюда! Сюда! — Констанция тащила Филиппа к самому водопаду.
И тот понял план девушки. Она прошла в узкую расщелину. Филипп шагнул за ней. Они оказались на ровной каменной площадке, а перед ними стеной летела вода, сверкая на солнце несколькими радугами.
— Ты, Филипп, пойдешь по этой площадке и перейдешь на другую сторону, там твоя земля.
— Мы еще увидимся? — с надеждой спросил Филипп, когда Констанция выпустила его руку. Девушка пожала плечами.
— Может быть, когда-нибудь мы и увидимся.
— Я приду завтра! — воскликнул Филипп.
— Нет, завтра нет. И вообще, Филипп, не приходи больше, я запрещаю тебе, братья могут убить тебя.
— Констанция! — где-то совсем рядом раздался голос Жака. — Где ты? Да отзовись же!
— Я здесь! — крикнула Констанция и зло скривилась.
— Где?
— Да тут!
Жак, сидя на коне, озирался и никак не мог сообразить, откуда доносится голос кузины. Наконец, он увидел девушку, выходящую из-за скалы.
— Ты почему так долго не отзывалась? Отец весь извелся! Ты что, не слышала, как я тебя звал?
— А я тебе отвечала, — с деланным изумлением ответила Констанция, — просто, наверное, водопад шумит слишком сильно, и ты не слышал моего голоса.
Но по улыбке и глазам девушки Жак понял, что здесь что-то не так. Он спрыгнул с лошади и подошел к Констанции.
— Ведь на тебя могут напасть, украсть, убить! Быстрее возвращаемся, отец вне себя от ярости.
— Но у нас еще есть время, — Констанция посмотрела на солнце, — я обещала вернуться к полудню и как раз собиралась в обратный путь.
— Да что ты, Констанция, вообще здесь делаешь? Я не понимаю…
Девушка пожала плечами.
— Ничего, любуюсь водой, слушаю водопад. Здесь так красиво… Неужели, Жак, ты этого не понимаешь?
Жак с недоумением осмотрел окрестный пейзаж. Да в общем, ничего необычного здесь не было — вода, камни, кусты. Но что-то в поведении Констанции ему не нравилось.
Он взял ее за плечи и пристально заглянул в глаза. Девушка не отвела взгляда.
— Ты здесь была одна? — прошипел Жак.
— Нет, не одна, — спокойно ответила Констанция.
— Кто был с тобой? — разъярился Жак.
— Вон, — показала девушка рукой, и Жак резко обернулся, готовый в любой момент выхватить пистолет.
Перед ним стоял конь Констанции и мирно щипал траву.Констанция рассмеялась.
— Ну и пуглив же ты, Жак. Я была тут со своим конем и с рыбами. Вот, смотри.
Но Жак, как ни пытался, не мог рассмотреть в бурлящем потоке рыб, о которых ему говорила Констанция.
— Да хватит, мне уже надоело! — разозлился Жак. — Я и так из-за тебя потерял много времени и вместо того, чтобы отдохнуть, мне пришлось скакать к этому ручью и волноваться. Больше одна ты никуда не пойдешь.
А Филипп Абинье, в это время стоявший за водопадом, видел в разрывах струй стройную фигуру девушки и мрачного Жака, который что-то пытался ей доказать.
— Как она красива! — прошептал Филипп, любуясь ореолом радуги, который обрамлял Констанцию. — Но она Реньяр, — тут же добавил Филипп, и губы его плотно сжались. — Она права, и нам лучше не встречаться. Это принесет несчастье и мне, и Констанции.
— Скорее же, поехали! — торопил Жак Констанцию, ведь та уже сидела в седле, но все еще не спешила тронуть поводья.
— Я только попрощаюсь с водопадом.
Констанция взмахнула рукой, догадываясь, что Филипп видит ее сейчас. И тут же сердце Филиппа Абинье бешено забилось.»Она вспомнила обо мне, она передумала, я обязательно приду сюда!»
Юноша забыл уже об осторожности, обо всем. Ему хотелось, чтобы Констанция увидела его сейчас. Он смотрел на серебристые брызги водопада, на марево, которое колебалось над водой, и внезапно вспомнил, где и когда он увидел Констанцию — это было в тот день, когда убили отца. Она — та маленькая девочка, вырывавшаяся из рук Жака. И он даже вспомнил тусклый блеск золотого медальона, матовое свечение жемчужины. Но самым ярким впечатлением были отливавшие зеленым глаза девочки, наполненные страхом и отчаянием. Он вспомнил клочья тумана, вспомнил пожухлую траву и даже явственно услышал глухие звуки выстрелов, тонущих в тумане.
— Это была она, — прошептал Филипп, прикрыв глаза, — это из-за нее погиб мой отец. Но тут же оборвал себя:
— Нет, это я ослушался отца, и он погиб из-за меня. Она здесь ни при чем, Констанция не виновата.
Филипп, прижимаясь спиной к влажному скользкому камню, двинулся по каменному карнизу. Шумел водопад, струи низвергались, поднимая мириады брызг.
Теперь уже мир не казался Филиппу таким прекрасным, он вновь стал суровым и жестоким, он вновь разделился на своих и врагов. И сейчас Филипп пробирался по самой границе между этими двумя лагерями и один неверный шаг, одно неверное
Движение могли нарушить то хрупкое равновесие, которое держалось последние годы.
И как ни старался Филипп, он не мог придумать место, где он, Филипп Абинье, и она, Констанция Реньяр, могут быть вместе.»Разве что этот камень, нагретый солнцем, посреди ручья, который лежит неизвестно на чьей земле… Неужели мы всегда будем на разных берегах и между нами будет мчаться обжигающе — холодный поток ненависти и вражды? Но ведь над
Нами всеми светит одно солнце, плывут одни и те же облака, птицы, которые поют по утрам, будят и меня и ее. И ветер, пролетая над моим домом, так же стучит ставнями дома Реньяров. Но, может, стена, разделяющая нас, такая же как этот
Водопад? С виду она непреодолима, — подумал Филипп, протянул вперед руку, и его кисть исчезла в клокочущей воде. — Но я же смог перейти с одного берега на другой. Должна же существовать тропа от одного берега к другому? Должны же
Существовать мосты? А если их нет, то их нужно возводить».
И тут же Филипп зло оборвал себя. Он до боли в суставах сжал кулаки и вспомнил свирепый взгляд старого Гильома Реньяра, брошенный на него из-под косматых бровей. Он вспомнил нацеленный пистолет и огонь, полыхнувший из
Ствола. Вспомнил, как отец покачнулся и рухнул на стерню, крикнув перед смертью:»Беги! Беги, Филипп!»
И он, как заученную молитву, повторил:
— Беги, беги, Филипп!
— Тогда я убежал, — прошептал Филипп, — но теперь мне не к лицу бегать, я отомщу за тебя, отец.
Выбравшись на другой берег, он отыскал своего коня, беззаботно пасущегося на лужайке, вскочил в седло и помчался к своему дому.
Небо словно вторило мрачным мыслям Филиппа и быстро темнело. Из-за холмов плыли тяжелые мохнатые тучи, готовые вот-вот разразиться проливным дождем. Как ни торопил Филипп своего коня, все равно не успел добраться домой сухим. Дождь хлынул как из ведра. Казалось, с неба низвергается водопад. Филипп мгновенно
Промок до нитки, но его мокрые губы все равно продолжали шептать одно слово, прохладное на вкус и горьковатое:
— Констанция! Констанция!
И тут же он добавлял, будто бы бередя раны, будто бы добавляя в бокал терпкого вина яд:
— Констанция Реньяр! Реньяр! И почему, почему ты не родилась в другом доме? Почему ты носишь это ненавистное имя? Почему между нами кровь моего отца и кровь двух его братьев?
Наконец, промокший до нитки, продрогший, он добрался до дома, быстро снял с лошади седло и завел ее в конюшню. Прикрываясь седлом от дождя, хотя и понимая, что это ни к чему, Филипп вошел в дом и сразу же, бросив у порога сумку с рыбой на пол, двинулся к жарко пылающему очагу.
— Ну ты и вымок! — сказала сестра, продолжая стряпать.
— Да, погода разбушевалась.
— А рыбу ты привез?
— Конечно, посмотри в сумке. Сестра тут же подняла тяжелую кожаную сумку и заглянула внутрь.
— О, да ты, Филипп, замечательный рыбак! Две такие огромные рыбы! Значит, ты еще не забыл, чему тебя учил отец.
— Нет, я ничего не забыл. У меня такая память, сестра, что я помню все до мельчайших подробностей. Я помню тот день, когда убили отца.
— Не надо, не надо об этом, Филипп. Мать может услышать, расплачется, и тогда ты ее ничем не успокоишь.