Страница 79 из 93
— Давайте ужинать! — сказала Изабелла де Монсальви. — Больше ожидать некого.
— Прошу простить меня, — произнесла Катрин, — но я не хочу есть. Вы прекрасно поужинаете и без меня. Желаю спокойной ночи.
Быстро поклонившись, она вышла из залы. На лестнице ощущение удушья исчезло. Решительно, ей дышалось гораздо лучше вдали от Изабеллы и Мари. Она подобрала тяжелые юбки, чтобы быстрее подняться к себе, почти бегом преодолела последние ступени и упала в объятия Сары, уже уложившей Мишеля. Дрожа от холода и горя, молодая женщина прижалась к верной служанке, инстинктивно ища спасения и утешения в этих теплых руках.
— Если мне придется постоянно находиться с этими двумя женщинами, Сара, я не выдержу! От них обеих исходит такая ненависть, такое презрение, что их, кажется, можно потрогать рукой. Завтра же, как только я увижу Арно, я скажу ему, что он должен выбрать, что…
— Ты ничего не скажешь! — твердо заявила Сара. — Стыдись, ты ведешь себя как девчонка. И все почему? Потому что у мужа есть другие заботы и он не может себе позволить ворковать весь день возле тебя? Какое ребячество! Он мужчина, у него своя мужская жизнь. А ты обязана быть ему опорой. Бывают минуты, когда это тяжело, ужасно тяжело. Но надо иметь мужество.
— Мужество! Мужество! — со стоном произнесла Катрин. — Настанет ли день, когда от меня не будут требовать мужества? У меня его больше нет, слышишь, нет!
— Не правда!
Сара, с материнской нежностью обняв молодую женщину усадила ее на скамеечку. Золотоволосая голова тут же прильнула к плечу цыганки.
— Малышка моя, тебе понадобится очень много мужества, больше, чем ты думаешь, но ты все преодолеешь, потому что ты его любишь, потому что ты его жена.
Катрин закрыла глаза, пока нежная рука гладила ее по волосам, и не видела, как по темным щекам цыганки вновь полились слезы. Она не слышала немую молитву, которую беззвучно шептали толстые губы — страстную молитву о том, чтобы миновала ее великая беда, чтобы хватило у нее сил пережить ужасное несчастье.
— Благородная госпожа, — крикнул с порога запыхавшийся солдат, — мессир Арно зовет вас! Скорее… это очень срочно! Вы нужны ему… Он болен!
— Болен?
Катрин, швырнув на иол пряжу и веретено, рванулась к двери.
— Что с ним? Где он?
— В донжоне. Он осматривал бойницы. Вдруг ему стало плохо… он упал. Пойдемте, госпожа, пойдемте скорее!
Катрин не стала терять времени на вопросы. Бросив последний взгляд на сына, мирно спавшего в колыбели, и решив не звать Сару, которая должна была вот-вот вернуться с кухни, она подобрала юбки и побежала за солдатом. Едва она ступила за порог замка, налетел порыв ветра, хлестнувший ее прямо в лицо. Юбка облепила ноги, словно мокрая простыня. Впереди возвышался донжон в клубах тумана, которые кружились на ветру, как в бешенном танце. Катрин инстинктивно пригнулась и упрямо двинулась к массивной башне. Она изнемогала от беспокойства и в то же время испытывала какую-то странную радость. Наконец-то он позвал ее! Наконец-то она ему понадобилась!
Вот уже неделю, с тех пор как он переселился в башню Сен-Жан, она почти не видела его. По утрам и по вечерам он приходил в замок, чтобы поздороваться с матерью и женой, но не целовал их. Горло побаливает, объяснял он, и мучает кашель. По той же причине он отказывался подходить к сыну. Встревоженная Катрин призвала к себе Фортюна и, расспросив его, забеспокоилась не на шутку. Арно почти ничего не ел, ночами не ложился и без конца расхаживал по своей комнате.
— Когда слышишь ночью эти шаги, то можно свихнуться! — признался маленький гасконец. — Что-то мучит монсеньора, но говорить об этом он не желает.
Несколько раз Катрин предпринимала попытки остаться с супругом наедине, однако со страхом обнаружила, что он старается избегать ее даже больше, чем прочих. Казалось, его интересовало только одно: оборонительные укрепления Карлата и безопасность его обитателей. Катрин чувствовала, что он сознательно обходит стороной замок, где жили три женщины и маленький ребенок. Он словно не замечал, как дорастает вражда между матерью, женой и кузиной, а они исподтишка следили друг за другом, подстерегали каждый опрометчивый или неосторожный шаг, чтобы в удобный момент нанести удар. В этом безжалостном турнире Мари, бесспорно, имела все преимущества, ибо Катрин не могла думать ни о чем другом, как только о муже. Терзаясь, она задавала себе бесконечные вопросы, пытаясь понять, что произошло, разглядеть то неуловимое, что отвратило от нее Арно. Теперь же, когда она бежала по двору, нагнув голову, как упрямый бычок, под порывами южного ветра, она говорила себе, что муж наконец-то решился открыть терзавшую его тайну. Даже если он еще колеблется, она от него не отстанет и заставит сказать правду!
Согнувшись, она нырнула в низкую дверь, донжона и устремилась к лестнице. Ни один факел не горел, что было странно. Впрочем, в башне гуляли сквозняки, вероятно, огни погасли от порыва ветра, проникавшего сквозь бойницы. Катрин пришлось замедлить шаг. Оперевшись одной рукой о влажные камни стены, она нащупывала ногой стертые ступени. Мало-помалу глаза ее привыкли к почти полной темноте этого каменного мешка, освещенного только сумрачным вечерним светом, проходящим сквозь узкие прорези наверху. Внезапно она почувствовала себя одинокой, брошенной. Башня была пуста. Ни одного солдата, ни одного слуги! В самом конце лестницы что-то громыхало, как будто молния ударяла в вершину огромной башни, как будто кто — то выбивал дробь на громадном барабане.
Только сейчас Катрин заметила, что пришедший за ней солдат исчез. Поглощенная своими мыслями, она не обращала на него внимания. Как, однако, странно, что болезнь Арно не вызвала обычной в таких случаях суматохи! И вдобавок эта лестница, которой не видно было конца!
Она достигла дверей первой залы и остановилась, чтобы перевести дух. Сердце от напряжения готово было выскочить из груди, и она прислонилась к липкой стене. Перед глазами оказалась узкая бойница, и она инстинктивно заглянула в нее… Это было невероятно! Она отшатнулась, вскрикнув от изумления, а затем снова припала к бойнице. Лоб ее покрылся потом. Во дворе она увидела Арно, одетого и вооруженного как обычно. Он бережно поддерживал старого сира де Кабана, вместе с которым вышел из старой кордегардии. Катрин сощурила глаза, чтобы лучше видеть. Нет, сомнений не оставалось это действительно был Арно!
Она подняла голову, стараясь разглядеть верхнюю часть башни, где странный грохот, вдруг прекратился. И в наступившей тишине явственно услышала тяжелое дыхание человека, поднимавшегося по лестнице. Еще не успев испугаться по-настоящему, она просунула руку в бойницу и закричала как можно громче:
— Арно!Арно!
Слишком далеко и слишком высоко! Монсальви не услышал ее зова. Даже не повернув головы, он вошел в кузницу вместе с Жаном де Кабаном.
Пожав плечами, Катрин двинулась вниз. Здесь было темнее, и она, поскользнувшись, неудачно переступила ступеньку. Застонав от боли, опять прислонилась к стене и в этот момент увидела багровое лицо Эскорнебефа, внезапно выступившее из темноты. Гасконец поднимался медленно, выставив вперед руки и тараща глаза, сотрясаясь от беззвучного смеха. Кровь застыла в жилах Катрин. Она наконец осознала, что попала в ловушку. Однако гордость не позволила ей отступить перед опасностью. Огромный сержант полностью загораживал узкую лестницу и явно не собирался посторониться.
— Изволь-ка пропустить меня! — сказала она повелительно.
Не ответив, он продолжал подниматься. Его дыхание, шумное, как кузнечные мехи, оглушило Катрин. Эти вытаращенные глаза, этот полубезумный злобный смех! Она попятилась, поднялась на одну ступеньку, а тот уже наклонился, вытянув руки, чтобы схватить ее… Ужас охватил молодую женщину. Только сейчас она поняла, что в башне никого нет, что она в полной власти этого грубого негодяя, чьи намерения были даже слишком ясны. Издав сдавленный крик, она бросилась наверх… У нее оставалась только одна надежда на спасение: надо было добраться до второго этажа и закрыться в круглой комнате Жана де Кабана. Она помнила эту комнату с массивной дверью и прочными запорами. Но ей не удалось как следует отдышаться, и она чувствовала, что слабеет. Тяжелое дыхание приближалось: гасконец тоже бежал. А на этой проклятой лестнице было так темно! Где же спасительная дверь? На глазах у нее выступили слезы бессильной ярости.