Смерш-2

Матвей железными пальцами сжал запястье милиционера с дубинкой, второй рукой схватил его за грудки, привлек к себе и сказал тихо, но так, что сержант побелел:

– Послушай, урод! Вали из органов. Сегодня же! Если я еще раз встречу тебя в форме, скормлю «чистильщикам»! Усек?

Милиционер, сглотнув, дернул головой.

– Ну и ладушки, – миролюбиво закончил Матвей. – Так не забудь. Придешь на работу – сразу рапорт начальству на стол. Я проверю. – Повернулся к малышу: – Пошли, Тихон.

Через несколько минут Матвей сдал «находку» в ближайшее отделение милиции и до стоянки добрался уже без приключений. Думал он о том, что до сих пор в милицию идут зачастую те, кто не нашел себя в жизни: отщепенцы, дуболомы, идиоты, эгоисты, властолюбцы и бандиты, не желающие работать. Иначе трудно объяснить причины постоянного роста преступности. Такие, как этот сержант, с позволения сказать, «блюстители порядка» наверняка живут с подачек рэкетирствующих банд, коммерческих структур и мафии, закрывая глаза в нужное время и в нужном месте на бесчинства хулиганья, прямое воровство и многое другое.

Илья чувствовал себя лучше, хотя до полного выздоровления ему предстояло пролежать в больнице не меньше двух недель. Матвей не стал ему рассказывать о своей попытке отвадить команду Белого, но в душе твердо решил добиться своего. Надо было лишь соответствующим образом подготовиться и поработать с информацией. Об отряде «Щит» он до задания Ивакина ничего не слышал, но подобные формирования явно попирали закон, как и отряды фашистского толка, нацлегионы, чернорубашечники и воинствующие секты сатанистов. «Независимой федерацией кикбоксинга» следовало заняться всерьез.

Матвей остановил машину за хозяйственным магазином на Булгаковской и вернулся. Несколько минут он вслушивался в мир вокруг, сконцентрировавшись на локации возможной опасности, но все было спокойно. Темных облаков и угрюмых непрослушиваемых зон, по которым он определял наличие факторов, угрожающих жизни, этот квартал не таил. Тогда Матвей вошел в арку дома напротив хозмага и во дворе под липами увидел белый «рафик» с матовыми стеклами по бортам. За рулем сидел какой-то бородатый тип и читал газету. Увидев Соболева, он выбросил газету в окно, и Матвей повернул к «рафику»: машина ждала его.

Горшин, как и было условлено, сидел в салоне микроавтобуса – в строгом сером костюме, белой рубашке с галстуком и летних туфлях. В этом наряде его можно было принять не то за директора банка, не то за агента спецслужб. Сжав как клещами руку Матвея, он окинул его взглядом и кивнул на стопку одежды на сиденье:

– Переодевайтесь.

– Зачем?

– Едем вызволять Ариставу.

Матвей едва удержался от возгласа удивления, недоверчиво глянул в безмятежное лицо Тараса, хотел выразить сомнение в целесообразности столь нахальной операции (днем?! на глазах врачей и двух десятков охранников?), но поймал сверлящий взгляд Горшина, насмешливый, ироничный, полный уверенности в себе, и стал молча переодеваться в точно такой же костюм, что и на «чистильщике».

«Рафик» тронулся с места, выехал со двора и влился в транспортный поток улицы.

– Костю держат на Большой Потемкинской, в Первой спецтравматологии, принадлежащей ФСК, – сообщил Тарас, достал из сумки какие-то карты, сунул Матвею. – Это план здания, фото и схема охраны. В вашем распоряжении четверть часа. Справитесь?

Матвей взял пачку листов, принялся изучать. Вопрос задал лишь один:

– Кто еще участвует в операции?

– Я и водитель, – ответил Горшин, ожидая реакции Матвея, но, поскольку тот оставался невозмутимым, добавил: – Существует теория увеличения результативности при увеличении риска, я ее проверил на практике.

Вскоре машина остановилась.

– Приехали. Вы готовы?

Матвей сложил фотографии, схемы и планы в стопку, подровнял и вдруг мгновенным ударом указательного пальца пронзил всю стопку насквозь.

– Пошли. Силой эту больницу все равно не взять, так что ваш расчет на внезапность и наглость может сработать.

– Существует поговорка: сила – пропуск для входа, ум – для выхода. Применительно к нашим условиям она будет звучать так: ум – пропуск для входа, сила и ум – для выхода, и все это с изрядной долей наглости. Объяснять ганфайтеру, что следует делать в той или иной ситуации, не требуется?

Матвей не ответил и стал вылезать из «рафика».

Центр спецтравматологии представлял собой с виду небольшое двухэтажное здание в форме буквы П, окруженное парком и забором из металлической сетки. Забор не находился под напряжением, но представлял собой хитроумный колебательный контур, к которому подсоединялся измерительный комплекс, способный по изменению емкости контура определить, в каком месте и какое подошло к забору живое существо. Основной же объем центра прятался под землей – еще целых пять этажей с операционными, лабораториями, палатами, манипуляционными кабинетами, медицинским компьютерным комплексом.

Горшин подошел к закрытым воротам, вставил в белый ящичек слева какой-то стержень, и ворота стали медленно открываться.

– Заезжай, – махнул рукой Тарас.

«Рафик» въехал в ворота и покатил по аллее к левому крылу здания.

– А мы через центральный.

Охраны нигде не было видно, но Матвей чувствовал, что за ними следят. Где-то в зарослях прятались телекамеры, а может быть, и скрытые посты.

Двери центрального входа, не приспособленные для вноса пациентов, были открыты, но за вертушкой посетителей ждал детектор, кодированный автомат пропуска и охранник в серой униформе с кобурой пистолета на боку. Второй выглядывал из окошка будки допуска.

Горшин вставил в автомат плоскую пластинку, и вертушка провернулась, пропуская гостей. Охраннику Горшин показал красное удостоверение с золотым тисненым орлом и печатью: «Федеральная служба контрразведки России». Наискось через уголок удостоверения шли две полоски, золотая и серебряная, – знак допуска высшей степени. У Матвея удостоверения не было, но его пропустили и так. Он молча прошел мимо охранников, потом мимо дежурной медсестры в холле за перегородкой, уверенно двинулся к лифту.

В кабинке оказался такой же кодовый запросчик, что и на входе. Горшин положил руку на панель аппарата, полузакрыл глаза и некоторое время стоял так, пока у Матвея не созрело ошущение, будто воздух загустел и завибрировал. Дверь лифта закрылась, кабина поехала вниз. Горшин усмехнулся в ответ на вопросительный взгляд Матвея, но ничего пояснять не стал.

Вышли на третьем – если считать с поверхности – этаже, вышли и уперлись в прозрачную перегородку. Верзила в сером костюме отложил газету, поднялся со стула и взялся за ремень. Тарас молча сунул ему удостоверение, охранник так же молча нажал кнопку в стене, и дверь отъехала в сторону.

Освещенный белыми люминесцентами коридор казался залитым солнечным светом. Ни одного человека в белом халате Матвей не увидел, подумав, что на больницу этот центр мало похож, скорее – на тюремный изолятор.

Костя Аристава лежал в палате под номером четыре, оборудованной капельницей и кислородным боксом с комплексом автоуправления. Здесь же находился охранник, читавший уже не газету, а журнал «Мы». Он встал, удивленно таращась на вошедших.

Горшин посмотрел ему прямо в глаза, и Матвею опять показалось, что воздух странно уплотнился, а по голове пробежал холодок.

– Носилки, дежурного врача, – бросил Тарас.

Охранник выронил журнал, прошел к интеркому на стойке в углу, вызвал врача и остался стоять, выжидательно глядя на вновь прибывших.

Вскоре появился дежурный врач в сопровождении офицера охраны в форме капитана внутренних войск.

– Мы забираем его, – кивнул Горшин на раненого. – Вот индульгенция.

В руке Тараса появилась сложенная вдвое белая карточка, хотя Матвей мог поклясться, что Горшин не сделал ни единого движения, чтобы достать ее. Матвей мигнул – карточка исчезла, но для врача и офицера она, похоже, продолжала существовать. Врач пожал плечами и поманил из коридора санитаров с тележкой. Офицер тоже удовлетворился «документом», лишь спросил:

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.