Изгнанник

После отъезда Агнес они встречались впервые лицом к лицу. Своего рода молчаливое соглашение держало их на отдалении друг от друга до этого дня. Понятно, что доктор не искал повода встретиться с Гийомом, да и он тоже, почти уверившись в том, что Пьер и есть тот самый загадочный любовник его жены, не проявлял желания узнать об этом подробнее. Отчаяние, отразившееся на лице его старого друга в тот момент, когда они виделись в последний раз, сказало ему больше, чем длинные рассуждения, и показалось Тремэну достаточной карой. Ему не представляло труда вообразить себе, какие страдания мог переживать Аннеброн, если он в самом деле любил молодую женщину. Именно поэтому он поспешил откликнуться на его зов: без сомнения, речь шла об очень серьезных вещах…

– Так что же? – только и спросил он, когда их взгляды встретились.

Пьер тяжело поднялся, обошел вокруг стола, чтобы подойти ближе к своему другу:

– Только что в Сен-Васте произошло нечто ужасное. Я бы предпочел не говорить тебе об этом, но, пожалуй, ты бы мне потом не простил этого…

Ударение, сделанное им на последнем слове – сознательно или неосознанно, – заставило взлететь вверх брови Гийома. Он не удержался и заметил:

– Что же такое я мог бы тебе не простить, кроме того, что ты позабыл дорогу в мой дом? Я должен быть признателен человеку, который спас меня от смерти, и благодарность моя настолько велика, что вряд ли когда-нибудь сможет иссякнуть. Я так обязан тебе…

Аннеброн повернул голову и исподлобья посмотрел на него долгим внимательным взглядом.

– Ты ничего мне не должен… особенно благодарности. Я и так уже… вознагражден, и при том сверх того, что заслуживал.

– Это… вознаграждение отравляет твое существование, не так ли? Мне кажется, я догадываюсь, о чем идет речь, но, если не возражаешь, мы поговорим об этом после. Что же, произошло в Сен-Васте?

– Пойдем, посмотришь!

Ведя за собой Тремэна к лестнице на верхний этаж, а потом к комнате, Аннеброн рассказывал, как приближение Рождества подтолкнуло четырех пожилых женщин из деревушки, расположенной на побережье, на бессмысленный поступок они решили навести порядок в оскверненной церкви, очистить и помыть священные чаши. Мысль о святотатстве в храме, совершенном бандой Бюто, была невыносима их набожным сердцам, наполненным светлой любовью к Богу.

– Они пошли в церковь на виду у всех?

– Именно так и было. Единственной их защитой были их возраст, их незапятнанная репутация и седые волосы. Только на это они и рассчитывали…

– Никто из их близких не пытался их удержать?

– У них нет близких. Трое из этих женщин – вдовы и не имеют детей, четвертая – никогда не была замужем. С риском для жизни они хотели дать Господу последнее доказательство своей любви и преданности…

– Ну и что же с ними сделали? Эти сволочи их сразу…

– Убили? Нет. Правда, несчастные женщины ранены, но раны не слишком серьезны, впрочем, наверное, они предпочли бы умереть. Эти дикари не только отказались выслушать их, они их схватили, разорвали на них платье, они били их палками, а потом… отрезали им волосы!

– Что?

– Да, подстригли наголо! «Обрили», как здесь говорят! Потом они тащили их на Потери, чтобы заставить плясать вокруг своего проклятого дерева Свободы…

Гийом чувствовал, как волосы шевелятся у него на голове от ужаса и негодования…

– И никто ничего не сделал, чтобы помешать этим ублюдкам? Где же мужчины в этой стране?

– А что они могли сделать, кроме того, чтобы просто смотреть? У тех, других, было оружие – пистолеты, сабли. Если бы кто-нибудь попробовал вмешаться и воспрепятствовать им, они могли бы убить не только этих несчастных женщин, но и других – тех, кто попытался прийти им на помощь. И еще…

– Неужели еще что-нибудь?

– Да. Они заставили их идти на Огю: там они хотели их бросить в воду, но несколько старых солдат из форта открыли портал и вытащили пушку… В этой банде не так уж много смельчаков! Они все припустились наутек. Так бедным женщинам удалось спастись…

– А ты? Где ты был в это время?

– Здесь. Я лечил старого Герэна, который вывихнул себе руку, пытаясь в одиночку перевернуть свою лодку. Но Сидони была там и все видела. Именно она и настояла, чтобы одну из несчастных привезли сюда…

Они подошли к комнате, которую когда-то давно занимал Гийом, но, держа руку на ручке двери, Аннеброн все не решался ее открыть. Гийом вспыхнул, его ладонь надавила на руку доктора, но тот продолжал сопротивляться.

– Дай мне войти! Кто у тебя там?

– Ты все еще сомневаешься?

Нет, Гийом представлял, кого он увидит там, за дверью: Анн-Мари, его дорогая Анн-Мари Леусуа, та, которая «никогда не была замужем»… Дверь наконец открылась, он вошел… и ужаснулся. Страшное зрелище представляло собою благородное лицо бедной старушки, покрытое смертельной бледностью, и бритый затылок делал ее похожей на труп. Сидони, которая сидела на стульчике у ее изголовья, поднялась при виде мужчин и на цыпочках подошла к ним.

– Она только что уснула, – прошептала она. – Не надо ее будить!

– Не думаю, что она может нас услышать, – сказал Аннеброн. – Я дал ей опий…

В оцепенении Гийом стоял у кровати и смотрел на спящую тяжелым сном старушку. На глаза его навернулись слезы. Сидони прикрыла ее голый череп белым кружевным чепцом, на лбу и шее видны были шрамы, видимо, следы от бритвы… Гийом склонился над Анн-Мари и с величайшей нежностью дотронулся губами до этих страшных рубцов. Затем выпрямился:

– Знает ли кто-нибудь, где в эту минуту может быть Адриан Амель со своей бравой командой? Вернулись в Валонь?

– Нет, конечно! – тяжело вздохнула мадемуазель Пуэншеваль и горько заплакала. – Они… у моего брата, в кабачке! Это их излюбленное место сборищ…

– Хорошеньких клиентов подбирает себе ваш брат!..

– Конечно, он предпочел бы иных! – прервал доктор. – Но если отказать этим мерзавцам, то можно быть уверенным, что они тут же подожгут твой дом…

Гийом понял, что был не прав, и, похлопав старую женщину по плечу, вышел из комнаты. Вернувшись в кабинет к доктору, он расстегнул сюртук и вытащил два пистолета, висевшие у него за поясом, тщательно проверил затвор, посмотрел порох…

– Ты собираешься в одиночку атаковать кабак? – спросил его Аннеброн.

– В одиночку? Почему? Разве тебя это дело не заинтересовало?

– Ты сам знаешь, что я всегда готов, – ответил Пьер, пожимая плечами, – но этих типов там достаточно много, и подкрепление нам бы не помешало…

– Разумеется, но в этот час, я уверен, они все уже перепились до умопомрачения! Пойдем посмотрим, как обстоит дело у Пуэншеваль. Будем действовать в зависимости от обстоятельств, но одно мне известно точно: я вернусь в Тринадцать Ветров только после того, как расплачусь с этими мерзавцами за их преступление.

Доктор одобрительно кивнул и подошел к шкафу, чтобы достать оттуда оружие. Он бережно взял в руки тяжелые пистолеты и заткнул их за пояс.

– Ну, пойдем! – коротко сказал он и подошел к вешалке, чтобы одеться. Гийом наблюдал за его передвижениями с еле заметной улыбкой на губах: отправляться на такое дело с человеком комплекции Пьера Аннеброна, таким внушительным и сильным от природы и вдобавок хорошо вооруженным, – было почти безопасно…

Но нечто более впечатляющее ожидало их снаружи, стоило им только переступить порог. С крыльца они увидели вдали приближающуюся к ним серую группу каких-то людей. Зрелище было впечатляющим, потому что они двигались молча. Подойдя к крыльцу, они остановились, после чего и послышался приглушенный, как им показалось, голос Мишеля Кантэна:

– А, так вы тоже здесь, Гийом? Тем лучше! А то я хотел попросить доктора послать за вами. Вы слышали о том, что сегодня произошло?

– Да. Мы как раз собирались сейчас проучить этих подлецов так, как они того заслуживают.

– Проучить? Этого недостаточно: старая Жанна Арель только что умерла, да и Матильда Дюбуа сейчас почти при смерти!.. Их надо судить, иначе – они не имеют права жить! Вы согласны?