Страница 8 из 74
Мебель, натертая пчелиным воском, была проста, но выполнена в безупречном вкусе. Комнаты украшали превосходные безделушки, иные из которых вызвали у Фьоры нежную улыбку: такие прекрасные чаши из пурпурного венецианского стекла и зеленой майолики могли появиться на свет только под небом Италии. А что до множества ларей, сундуков и сервантов, расставленных по всем комнатам, то в них таилось достаточное количество посуды и белья, чтобы задобрить ими любую хозяйку дома, даже такую привередливую, как Леонарда.
Наконец, кухня, сверкающая медной посудой и изобилующая аппетитными окороками, связками лука, чеснока и пучками высушенных трав, подвешенных к балкам, полностью и бесповоротно покорила сердце старой дамы, которая впервые за столь долгое время ощутила это восхитительное чувство возвращения домой после долгого отсутствия. А Фьора вошла в свой новый дом с простодушием маленького потерявшегося котенка, который обрел наконец домашний очаг и свернулся калачиком возле его теплых углей, чтобы переждать здесь холода и непогоду. Она освоилась в этом доме сразу, как если бы знала его всегда.
Незадолго до приезда Фьоры в замок были назначены новые служители: пожилая супружеская чета, Этьен Ле Пюэлье и его жена Перонелла. Их дом на берегу реки Шер был снесен сильным наводнением. Памятуя, что еще в прошлом году Людовик XI, знавший Этьена в детстве, приглашал их в Ле-Плесси, обещая дом лучше прежнего, если они согласятся присматривать за замком Рабодьер, они приняли его предложение и взялись ухаживать за этим небольшим поместьем. Сделали они это от чистого сердца, так как оба готовы были по одному лишь знаку их «доброго государя» пойти в огонь и воду.
Это были трудолюбивые жители Турени, приветливые и надежные. Они были бы самыми счастливыми на свете людьми, если бы небо послало им ребенка. Но тщетны были все их молитвы и обеты, не дали результатов и частые посещения могилы великого святого города Тура — Сен — Мартена. Посему, когда Перонелле исполнилось сорок пять лет, она уже знала, что ей больше нечего ждать от госпожи природы. Она утешилась тем, что стала потчевать своего Этьена изделиями своего кулинарного искусства, не уступая в этом самому мэтру Жаку Пастурелю, который заправлял всей королевской кухней. Случалось, что сам король, возвращаясь с охоты, останавливался в этом маленьком замке, чтобы отведать ее стряпни.
Перонелла была полненькой и кругленькой, как яблочко, с нежными чертами лица, главной достопримечательностью которого были большие глаза точно такого цвета, как барвинок, давший название этому дому.
В свое время Этьену пришлось поколотить немало воздыхателей, пытавшихся ухаживать за обладательницей этих прекрасных глаз. Он всегда выходил победителем, будучи от природы плечистым и крепким, а его постоянная работа с рыболовными сетями, лопатой и топором наделила его такими мускулами, с которыми нельзя было не считаться.
Приезд Фьоры и Леонарды не только не огорчил супругов Ле Пюэлье, но вызвал у них неподдельную радость и одновременно облегчение. Они до самого последнего момента не знали в точности, кому король отдал этот очаровательный замок. Им сообщили только, что это была одна молодая дама, к которой Людовик XI был расположен. Поэтому супруги опасались, что речь идет о какой-то фаворитке — капризной и вздорной. Само по себе то, что Людовик XI, будучи в преклонном возрасте, привязался к какой-то госпоже, в то время как он поклялся не касаться больше ни одной другой женщины, кроме своей жены, королевы Шарлотты, уже вызывало тревогу этих славных людей.
Красота Фьоры, благородство ее манер и почтенный вид Леонарды избавили супругов от их беспокойства, а Дуглас Мортимер, которого они хорошо знали и которому король поручил сопровождать новую владелицу замка, окончательно их успокоил.
Им стало известно от него, что донна Фьора — дочь старого Друга короля Людовика и что после многочисленных испытаний, жертвой которых она стала, этот последний решил взять ее под свою защиту. Решающее значение имело, пожалуй, то, что одно время она была замужем за бургундским сеньором, который являлся близким другом покойного Карла Смелого, Муж Фьоры, несмотря на просьбы своей молодой супруги, снова взялся за оружие и погнался за приключениями. Вот потому-то донна Фьора, глубоко опечаленная и оскорбленная, решилась искать защиты у своего покровителя, не желая обманывать его доверия.
Такая длинная речь была просто удивительна для шотландца, который обыкновенно произносил не более трех слов в час. Все это сильно поразило Этьена, который тоже не отличался разговорчивостью, и заставило прослезиться добрую и отзывчивую Перонеллу. Вот почему супруги приняли Фьору как родную и из кожи лезли, стараясь сделать приятной ее жизнь в Турени, в чем они, кстати сказать, очень преуспели.
Между Перонеллой и Леонардой, несмотря на некоторую разницу в возрасте, сразу установилось согласие. Обе они отличались чрезвычайной набожностью и прекрасно ладили во всем, что касалось ведения домашнего хозяйства. Леонарда, некогда управлявшая большим дворцом во Флоренции и роскошной виллой, умела очень деликатно подчеркнуть свое превосходство там, где она действительно этого заслуживала, и в то же время от всего сердца восхищалась кулинарным искусством Перонеллы, в котором та не знала себе равных.
Со своей стороны, Перонелла, воздавая должное тактичности старой девы, сама передала ей ключи от всех ларей и шкафов и старательно усваивала познания, принесенные ее подругой с другой стороны Альп. К тому же ей никогда не надоедало слушать рассказы Леонарды о всяких диковинках сказочного города Флоренции, который она, конечно же, никогда не посетит сама. Нередко можно было видеть, как на просторной кухне Леонарда, разбирая белье, живописует своей новой подруге, помешивающей на огне подливу, городской базар: его звуки, краски.
В другой раз происходило обратное, и Перонелла, которая обладала удивительной способностью всегда быть в курсе всех событий, просвещала Леонарду по части анекдотов, басен, небылиц и прочих сплетен, имевших хождение по городу и его окрестностям.
Бесспорно, Перонелла была словоохотлива и этим немного напоминала Леонарде толстушку Коломбу, ее подругу, которая была непревзойденным знатоком по части того, что происходило во Флоренции. Но темпераментная сбивчивая речь гувернантки из дома Альбицци не шла ни в какое сравнение с той манерой, в которой разговаривала супруга Ле Пюэлье. Последняя была прирожденной рассказчицей, умевшей преподнести самый обычный спор между двумя крестьянами на рынке в предместье Нотр-Дам-ла-Риш как красочное и увлекательное повествование. И Леонарда не преминула сделать ей комплимент.
— Это все оттого, — объяснила Перонелла, — что я родилась на этой земле. Мы, жители Турени, славимся на все королевство своим умением лучше всех говорить на нашем языке.
Иногда мне кажется, что отчасти именно поэтому наш добрый государь, король Людовик, так любит беседовать с жителями Тура, и не только со знатными горожанами, но даже с такими незначительными людьми, как мой Этьен и я.
Это заставило Леонарду еще более почтительно отнестись к своей подруге, а также сильнее привязаться к этой мирной стране, где всем так хорошо жилось. С каждым днем эта привязанность становилась все крепче. Ее беспокоили лишь две вещи, способные нарушить это блаженство, — внезапное появление Филиппа, который мог приехать за своей женой, чтобы лаской или силой увезти ее в свою бургундскую крепость, и осуществление данного Фьорой сгоряча обещания отправиться в Рим и попросить папу аннулировать их брак. Ее беспокойство не рассеивалось, несмотря на то, что Фьора, казалось, наслаждалась своим новым жилищем и ни разу за все время не упомянула имени своего супруга. Леонарда слишком хорошо знала ее импульсивность и эту жажду к перемене мест, свойственную ее натуре.
Поэтому, когда однажды мартовским утром Фьора, проснувшись, отказалась от своей традиционной миски хлеба с молоком и медом, сославшись на недомогание, и грациозно упала на кухне в обморок прямо к ногам Леонарды и Перонеллы, обе женщины переглянулись и с сияющими от радости лицами бросились в объятия друг другу, даже не подумав оказать ей прежде помощь.