Страница 58 из 74
— Я тронута, ваше святейшество, вашими словами, но замуж за негодяя выхожу все-таки я! Если он хоть чуть похож на покойного сына Иеронимы, мои дни сочтены, так же, впрочем, как и его…
— Негодяй? Чудовище? Не надо преувеличивать. Карло некрасив и не слишком умен, но в нем нет ничего от злодея. Он слабоволен, и вы сделаете из него все, что вам будет угодно. Но я уверен, что когда-нибудь вы оцените Рим по достоинству. Вы здесь станете одной из первых дам…
— Не понимаю, зачем все это нужно?
— Причина самая простая: я так хочу. Когда вы станете моей соседкой, то все быстро поймут, что вы находитесь под моим покровительством… Признаюсь, что это мне будет тем более приятно, что мы сможем поговорить о великих древних авторах и об их книгах, которые мы оба так любим.
От этого любезного предложения Фьора просто онемела.
Действительно, странно. Все великие мира сего, которых судьбе было угодно поставить на ее жизненном пути, — друзья и недруги — все наперебой старались поселить ее в своей непосредственной близости. Людовик XI подарил ей дом, увитый барвинком, в час откровения Карл Смелый предлагал ей земельные владения, а после войны приглашал ее ко двору, и теперь вот папа намерен поселить ее рядом с собой на Ватиканском холме во дворце Санта-Мария-ин — Портико.
— Ну, что? — спросил Сикст IV. — Почему вы молчите?
Что вы думаете о моих предложениях?
— Вы слишком великодушны, ваше святейшество. Тем не менее я хочу вам напомнить, что у меня во Франции есть маленький сын, с которым меня разлучили против моей воли.
— А в чем трудности? Он приедет сюда вместе с остальными вашими домочадцами и здесь будет пользоваться нашим особым расположением. Как только брак будет заключен, я направлю к королю Франции посольство, чтобы сообщить ему о вашей судьбе и счастливом завершении всех наших общих дел.
— Неужели король освободил отца Игнасио и того кардинала, не помню, как его зовут?
Папа залился веселым смехом, как будто ему удалась отличная шутка:
— На днях мне вернут кардинала Балю18. Что касается моего кастеляна, то мне сообщили о его смерти, и нам остается молиться о спасении его души. Они оба были только… предлогом, чтобы выманить вас из Франции. Однако прошу, оставим в стороне политику и…
— Тем не менее я хотела бы задать вашему святейшеству еще один вопрос, если, конечно, вы позволите.
— Задавайте! — снисходительно кивнул Сикст IV.
— Эта удивительная перемена и милостивое внимание, которое мне оказаны сегодня, как раз когда я ожидала, что на мою голову обрушится вся мощь папского гнева, — почему все это? Неужели исключительно из-за появления на свет маленькой Бьянки?
— Нет. Конечно, нет. Этому причиной два обстоятельства: во-первых, то, что вы пришли к раскаянию, и это главное; а во-вторых, наша горячо любимая племянница, донна Катарина, все время вас защищала, а нам не хотелось бы огорчать ее. В ее лице вы имеете хорошую подругу, а она постарается заставить вас полюбить Рим.
На этих словах папа протянул для поцелуя к губам Фьоры свой перстень и позвал Патризи, чтобы тот отвел ее назад, в замок Святого Ангела, где она должна была прожить еще какое-то время. На другой день выходило Вербное воскресенье, в которое не полагалось заключать браки, поэтому венчание отложили до вечера понедельника. Оно должно было состояться в личной папской домашней церкви, обряд обещал совершить сам папа.
Эти двое суток Фьора провела в компании Доминго, которого к ней приставили для охраны. Учитывая доброе расположение папы, Фьора надеялась, что ей вернут Хатун, однако после рождения ребенка молодая княгиня нуждалась в особом внимании и, конечно же, не пожелала расставаться с ней. Тем не менее эти последние часы ее плена протекли совершенно незаметно благодаря Доминго, который всячески старался развлечь ее: играл с нею в шахматы, водил на прогулки по галереям замка, с высоты которого она могла вволю наслаждаться красотой панорамы Рима. Это были последние часы перед тем, как ее жизнь в корне переменится, что страшно пугало Фьору, несмотря на все уверения папы. Хотела Фьора того или нет, но она становилась одной из Пацци, а при мысли об этом молодая женщина вздрагивала от отвращения и ненависти. Еще она думала о Мортимере, который пока оставался узником замка Святого Ангела и которого ей так и не позволили увидеть, хотя она и настаивала на этом. Сможет ли он когда — нибудь вернуться во Францию? Риарио обещал все устроить, но как можно было верить словам этого человека? Еще одна забота прогоняла сон в последнее время: угроза, которая нависла над Медичи. Фьора отлично догадывалась о том, что это будет за «путешествие», в которое на другой день после свадьбы отправятся Иеронима и Франческо. Они собираются подготовить почву для своей победы и присутствовать во время последнего акта трагедии, в результате которой их семья станет самой богатой и знатной во Флоренции и приберет к своим жадным рукам огромную часть состояния своих поверженных противников и все состояние Бельтрами. Мысль о том, что Лоренцо и Джулиано погибнут, а она не сможет им ничем помочь, не выходила у нее из головы.
Поэтому она была мрачной и несчастной, когда однажды к вечеру Доминго приготовил ей ванну и одновременно с этим запросто объявил, что скоро надо будет облачаться в свадебный туалет.
— Ты бледна, как смерть, — заметил он. — Доминго постарается, чтобы ты выглядела повеселее.
— Никто и не ждет, что я пойду к алтарю со счастливым видом. Мой вид не будет иметь никакого значения, поэтому я не Добираюсь прихорашиваться.
— Святой отец будет недоволен…
— Ошибаешься, — оборвала его Фьора. — Единственное, что для него важно, это мое согласие на этот брак. Выйти замуж! Что я делаю? В то время как Филипп…
Она так горько разрыдалась, что испуганный нубиец побежал за уксусом, чтобы смочить ей виски и лоб.
— . Ради бога, успокойся! Доминго накажут, если люди увидят что ты так несчастна. Тебе надо быть мужественной.
— . Он прав, — произнес тихий голос, который Фьора сразу же узнала. — Мне кажется, что ты почувствуешь себя намного сильнее, если прочтешь письмо, которое я тебе принесла!
Хатун двумя руками взяла свою хозяйку за плечи и повернула к себе, чтобы посмотреть прямо в глаза.
— Ты пришла? Тебе позволили!
— Да, но прошу тебя, прочитай это письмо! А ты, — продолжала она, обращаясь к нубийцу, — спустись вниз и принеси сюда сундук, который доставили лакеи княгини Риарио.
Письмо, естественно, было от Катарины. «В этот тяжелый для вас момент, — писала она, — я хотела бы помочь вам тем, что в моих силах. Я хочу сказать: умная женщина способна сделать для себя удобным любой самый худший брак, если только у нее есть друзья, которые могут ей оказать помощь, а у вас есть я. Хатун, которую я к вам посылаю, будет моим свадебным подарком, и она расскажет все, что я не осмелилась написать в этом письме. И еще примите платье, которое я отправила вместе с нею. Чем вы будете прекраснее и увереннее, тем больше выиграете в глазах моего дяди. Скоро мы с вами увидимся, потому что я уже потребовала, чтобы завтра же вы пришли ко мне с визитом, что вполне естественно, потому что мне необходимо оставаться в постели. Желаю вам сохранить всю вашу отвагу, и верьте мне! Целую, Катарина».
Это было как глоток живительного воздуха. Фьора в последний раз всплакнула на груди Хатун, которую она с искренней радостью прижала к своему сердцу.
— По крайней мере, ты снова со мною! Я и не думала, что сегодня вечером меня ждет такая радость.
Теперь она испытывала такое ощущение, что старые времена возвращаются вновь, и позволила татарке одеть себя в изумительное золотистое платье, которое успел принести Доминго, но от прикосновения к коже золотого шитья она вздрогнула, и Хатун подумала тотчас, что причиной тому были скрываемые ею переживания.
— Брось эти мысли! — стала она уговаривать ее. — Не надо думать о прошлом! Представь себе, что все это дурной сон и завтра ты проснешься.
18
Его освободят в 1481 году, и он почти сразу умрет в Риме.