Страница 43 из 74
— В тот день, когда я была в Ватикане, — сказала она беззаботным тоном, — я встретила племянницу папы, графиню Риарио. Вы не можете мне сказать, где она живет?
— Донна Катарина? Конечно. Видите, вон там церковь Святого Аполлинарио и дворец Сан — Марко? Между ними стоит большое здание с зубцами и с башней. Там она и живет.
— А, вижу! Но я встретила и другую важную персону: кардинала Детутвилля.
— Француза? Того, о котором говорят, что он самый богатый человек в Риме? Так вот, смотрите…
Но Фьоре не было суждено узнать местонахождение дворца Детутвилля, потому что в этот момент большая группа всадников окружала мула в богатой красно-золотой упряжке, на котором восседал вице-канцлер церкви Борджиа. Прохожие припадали на колени прямо в пыль для получения благословения, так же как и слуги, только что отворившие ворота.
Увидев его сверху, Фьора подумала, что под своей широкой шляпой он был похож на огромный гриб, но он поднял голову и увидел обеих женщин. Властным жестом он приказал им вернуться в комнату. Хуана позеленела.
— Святая Мария! Он разгневан! Я не думала, что поступаю плохо, позволяя вам смотреть в окно. Ведь он не видел в этом ничего особенного раньше, когда…
— Когда другие женщины жили в этой комнате? — закончила за нее Фьора, которая не смогла удержаться от смеха при виде испуганного лица кузины.
Хуана закрыла окно и принялась взволнованно ходить по комнате взад и вперед.
— Не смейтесь, прошу вас! Это… это ужасно!
— Вы так боитесь? Не станет же он вас бить?
— Он сделает хуже. Он посмотрит на меня с гневом и раздавит презрением.
— А вы не преувеличиваете? Это из-за такой мелочи?
Но Хуана знала, что говорила, и, казалось, чего-то недоговаривала. Когда через несколько минут появился Борджиа, красный и задыхавшийся оттого, что так быстро преодолел все этажи в порыве гнева, он вылил на ее бедную голову настоящий поток испано-итальянских ругательств. Бросившись на ковер к его ногам, Хуана рыдала, билась лбом об пол и молила его о прощении душераздирающим голосом. Так как эта сцена показалась Фьоре смешной и одновременно возмутительной, она решила вмешаться.
— Достаточно! — крикнула она. — Я не вижу причины, почему эта несчастная заслуживает такого обращения. Ее единственная вина в том, что она разрешила мне подышать немного свежим воздухом.
Но разгневанный Борджиа даже не услышал ее. Тогда Фьора взяла с туалетного стола зеркало, схватила кардинала за рукав, и поднесла зеркало к его искаженному гневом лицу, в котором было что-то дьявольское.
— Взгляните на себя! Вы отвратительны! И вы еще осмеливаетесь говорить, что хотите понравиться мне?
Это внезапное столкновение со своим собственным отображением немного отрезвило его. Фьора воспользовалась этим:
— Благородный испанец! Иерарх церкви, который ведет себя как погонщик быков перед неловкой пастушкой. Вам следовало бы умереть от стыда! Вы мне отвратительны!
Она стояла перед ним прямо, с презрительным выражением лица, в платье из белого атласа, шитом черными и золотыми нитями, в которое Хуана одела ее сегодня, потрясая зеркалом, словно крестом перед дьяволом, и эта картина остудила весь его гнев. Он повернулся к Хуане, все еще униженно валяющейся у него в ногах, и бросил:
— Уходи! Вернешься, когда я тебя позову!
Она вскочила и убежала со скоростью мыши, преследуемой кошкой. Борджиа подошел к окну, выходящему во двор, и распахнул его, чтобы вдохнуть воздуха. Понемногу он успокаивался, и лицо его вновь принимало нормальный цвет. Почувствовав себя лучше, он глубоко вздохнул, повернулся и посмотрел на молодую женщину. Сидя в кресле с высокой спинкой, обитом зеленым бархатом, она молча ждала. Зеркало лежало у нее на коленях.
— Извините меня, я не должен был давать волю своему гневу! Но, увидев вас в окне, я сильно испугался.
— Вздор! У меня были маска на лице и вуаль на голове. Донна Хуана с большим трудом уговорила меня надеть их, но таково было условие, чтобы позволить мне подышать свежим воздухом у этого несчастного окна.
— Вы не знаете, что говорите! Несмотря на эти меры предосторожности, вас все равно могли бы узнать!
— Узнать? В городе, где меня не знает никто? — насмешливо спросила Фьора.
— За исключением всех тех, кто видел вас в Ватикане во время вашего прибытия, за исключением ваших попутчиков и монахинь Сан-Систо.
— Очень удачный пример! Они заточены в монастыре!
Борджиа вновь глубоко вздохнул и сел напротив нее.
— Однако это было большой неосторожностью. Все сыщики города подняты на ноги. Кроме того, вы не знаете еще, к какому решению пришел папа.
— Должна заметить, что впервые вы не говорите «святой отец», звание, которое и впрямь ему не подходит. Так к какому же решению он пришел?
— Доминго, нубийский евнух, охранявший вас, умеет неплохо рисовать. Он сделал несколько эскизов вашего лица, очень похожих, надо заметить. Глашатаи показывали их на всех перекрестках. А так как сумма в сто дукатов, обещанная тому, кто выдаст вас…
На этот раз Фьора побледнела. В это мгновение она поняла всю ненависть Иеронимы, потому что эта низкая женщина сумела передать ее папе. Все это было одновременно бессмысленным и страшным. Какой же злой гений присутствовал при ее рождении, чтобы она постоянно вызывала к себе неприязнь со стороны сильных мира сего? Она по очереди противопоставляла себя то своему родному городу Флоренции, то Карлу Смелому, самому опасному владыке в Европе, а теперь самому папе! Она любила единственного человека, которого у нее отняла смерть. Неужели кровь, текущая в ее жилах в результате кровосмешения, действительно была проклята?
Чтобы побороть охватившее ее беспокойство, Фьора обеими руками вцепилась в подлокотники кресла. Зеркало соскользнуло с ее колен и разбилось. Наступила тишина. Кардинал и молодая женщина смотрели на осколки, лежащие на ковре. Фьора резко поднялась.
— Монсеньор, — сказала она твердо, — вы зря прячете меня здесь. Вы только подвергаете опасности ваш дом. Прикажите проводить меня до Ватикана. Я хочу отдать себя им в руки.
В одно мгновение Борджиа вскочил на ноги, молния блеснула в его черных глазах. Он крепко сжал плечи молодой женщины:
— Вы безумны! Я сказал вам это не для того, чтобы довести вас до отчаяния, а чтобы вы поняли, насколько вам надо быть осторожной!
— Я знаю, но у меня нет желания быть осторожной. Я хочу умереть, вот и все! Единственно, о чем я попрошу вас, это чтобы вы лично вручили кардиналу Детутвиллю письмо, которое я напишу. Надо, чтобы король Людовик позаботился о моем сыне и о тех, кто мне дорог.
— Но вы не умрете! Если вы окажетесь в их руках, вас тут же выдадут замуж за Карло Пацци.
— Однако вы сами говорили мне, что во время ссоры с кардиналом папа кричал, что он прикажет казнить меня, понравится это Иерониме или нет.
— Она уже успела убедить его, что лучше выдать вас замуж.
А когда речь идет о деньгах, его святейшество становится покладистым, — пояснил Борджиа.
— Это не имеет никакого смысла. Мое состояние совсем не то, что было раньше. И кроме того, я не понимаю, как мой супруг, если предположить, что он у меня будет, мог бы унаследовать французское или бургундское состояние, которое, естественно, принадлежит моему сыну.
— Вы уверены, что у вас ничего не осталось во Флоренции?
— Больше ничего. — Лицо Фьоры омрачилось. — Дворец Бельтрами сгорел, вилла Фьезоле была конфискована, а делами моего отца управляет Анджело Донати.
— Анджело Донати умер, поэтому Лоренцо де Медичи сам теперь управляет вашей собственностью. Говорят, что, если вы решите вернуться во Флоренцию, вы получите свою виллу и кое-что еще.
— Говорят? Кто это говорит?
— Ходят такие слухи, словно сквозняки… Его святейшество содержит очень расторопных шпионов во Флоренции. Вам, видимо, известно, какие планы имеет папа относительно этого прекрасного города?
— Допустим худшее. Риарио завладеет Флоренцией. Он получит все, что ему захочется.