Страница 6 из 8
По второй версии предполагалось, что английское слово «стор» прочно укоренилось в русском языке на момент колонизации планеты и употреблялось оно в смысле «универсальный склад общего назначения». За последним эвфемизмом скрывалась, разумеется, сугубо военная специфика. Таковым складом реально и служил в те далекие годы свежеосвоенный мир на задворках цивилизации. Каждая звездная система пыталась отгородиться ото всех прочих с помощью самого современного оружия. Поргорсторсаанд расшифровывался таким образом как «Порт-город-стор стратегической авиации и артиллерии наземного дислоцирования». Такая топонимическая гипотеза выглядела весьма убедительной, но уж слишком скучной.
Был третий вариант, отсылавший историков к более позднему периоду в развитии планеты, когда один из форпостов галактической цивилизации неожиданно превратился во всеобщий бордель вселенского масштаба, что-то вроде острова Куба на старой Земле. Период этот продлился недолго. В результате очередного военного переворота некто Саанд – хозяин экстравагантного заведения размером с целую планету – был низвергнут и изгнан (по другой версии – публично распят), но последователи его в течение недолгого времени сопротивлялись в открытую, а затем – очень долго – подпольно. Они-то якобы и дали планете имя: Порнографическая гордость сторонников Саанда.
Но самым замечательным показалось Язону предположение некоего исследователя Петрова, обнаружившего бортовой журнал первого межзвездного корабля, прибывшего на Поргорсторсаанд. К сожалению, сам журнал не сохранился, и оставалось лишь верить господину Петрову на слово. Оказывается, именно в тот период вошли в обиход у космонавтов термоножи – универсальные двусторонние резаки, позволявшие без переключения режимов использовать как горячее, так и холодное лезвие, в зависимости от специфики материала. Создававшиеся в качестве универсального инструмента и одновременно оружия (которое уже трудно было назвать холодным) термоножи, конечно, пускали в ход и при открывании консервных банок, и для приготовления бутербродов. Подобные неуставные действия иногда заканчивались печально, о чем вахтенный, по предположению господина Петрова, и сообщал своему сменщику. Бортжурнал хранил следы крови, вытекшей из ранки. Было отчего огорчиться дежурному офицеру, так нескладно начавшему свой завтрак. И вот в расстроенных чувствах, торопясь, сокращая слова и морщась от боли, он перепутал графу «Происшествия» с графой «Вновь открытые планеты» и записал следующее: «Пор. гор. стор. С. А. Анд.», что означало: «Порезался горячей стороной. Сергей Александрович Андреев». В дальнейшем сканер механически считал запись, и нелепое название осталось в памяти всех компьютеров на веки вечные.
Язон не стал углубляться в героические времена Саанда. (Теперь ему нравилось называть родную планету именно так. Что, если Сергей Андреев и стал впоследствии тем самым Саандом?) Этот исторический период отмечен был бесчисленными войнами, а последовательность приходов к власти королей, президентов и каких-то подозрительных генеральных секретарей вызывала большие сомнения в достоверности источников. Язон пролистнул все это тысячелетнее безумие и решил подробнее остановиться на том моменте, когда он сам появился на свет. Тут-то и оказалось, что дата его рождения нигде не записана – так, очень приблизительно, плюс-минус два года. Ничего себе! Впрочем, удивляться-то особо нечему. Он просто отвык от обычаев родной планеты за долгие годы скитаний в космосе.
А на Саанде вот уж который век жизнь текла плавно, размеренно и однообразно, так что в фермерском сословии, к которому и принадлежал Язон, никого, в сущности, не интересовали понятия, связанные с категорией времени. Какая разница, сколько лет и зим ты обрабатываешь землю и выращиваешь скот? Главное, что дети твои сыты, а у них растут внуки, и учатся помаленьку древним навыкам отцов, и не нарушают никаких законов. Главным же законом этой планеты было испокон веку одно – не совать нос в чужие дела.
Все население делилось на четыре сословия: аристократы, военные, фермеры и мудрецы. Высшие пользовались услугами низших, практически ничего не давая взамен – так было установлено, и закон свято соблюдался. А последняя, презираемая каста мудрецов считалась почти нечеловеческим отродьем. Одни говорили о генетической мутации, другие – о простой заразной болезни типа проказы, но так или иначе сама мысль об общении с ними считалась отвратительной в равной мере для фермера и аристократа. Мудрецы жили в полной изоляции по лесам и пещерам.
Отец и мать Язона обучили его многим практическим навыкам, но от знаний (согласно закону) тщательно охраняли. Только в пятнадцать лет он исхитрился украсть у аристократов свою первую книгу и научился по ней читать. С этого все и началось. Он и раньше знал, что в Галактике есть другие обитаемые планеты, но теперь он знал, что они действительно другие. И заболел мечтой удрать в космос. Неважно куда. Лишь бы подальше от этого медвежьего угла.
Побег удался ему через три года, если считать от момента рождения мечты. Но чтобы бежать, пришлось нарушить все мыслимые законы: обмануть и бросить на произвол судьбы стариков-родителей, младших сестер и братьев; оглушить добротной фермерской дубиной военного, чтобы отнять его пистолет, а рукояткой пистолета оглушить представителя аристократии, чтобы переодеться в самый престижный костюм, только благодаря которому и можно было проникнуть на отлетающий корабль космофлота Лиги Миров, а не на какой-нибудь челнок местного значения; наконец, чтобы все это исполнить в лучшем виде, Язон оказался вынужден нарушить еще один, быть может, самый главный из законов – он пообщался с мудрецом.
Мудрец оказался вполне нормальным человеком, ничем не заразил его, только изъяснялся подчас загадками. Однако разговор с этим старцем стал для Язона определяющим. Представитель низшей касты пролил свет на многие вещи в окружающем мире и, безусловно, дал массу неоценимо полезных советов, но только одного так и не объяснил: почему же сами мудрецы живут на этой планете и не стремятся покинуть ее. Впрочем, по молодости лет Язон над такими проблемами подолгу не задумывался. А вот некую фразу, тоже весьма таинственную, запомнил на всю жизнь. «Твой отец, мальчик, – сказал мудрец, – научил тебя всему, что может понадобиться в жизни на других мирах. Хотя, может, ты и предпочел бы не быть ему сыном. Запомни, не я, а именно он обучил тебя всему. И будь всегда благодарен старому Хайрону».
Промелькнули годы и парсеки, сотни планет и женщин, тысячи соперников и врагов, миллионы кредитов, прошедших через руки, а друзей – единицы, стоящих проектов – единицы, до конца решенных задач – ни одной… Суета сует! Ради чего все это? Ради того, чтобы теперь примчаться на последнее свидание с умирающей матерью, о которой никогда бы не вспомнил, если б не молочный брат Экшен?
Вот такой философский настрой вызвало у Язона чтение файлов об истории родной планеты и о своей собственной истории, то есть биографии. Потом он внезапно вспомнил про Мету. Ведь эта девушка переменила все в его жизни!..
Все, да не все. Разве он по-прежнему не игрок в душе? Разве не такой же, как и раньше, космический бродяга? Просто они теперь повсюду вдвоем. Как это странно! А с другой стороны, как естественно! Ведь иначе уже нельзя, иначе он просто не представляет себе жизни…
За спиной Язона открылась дверь. «Наверно, Мета», – подумал он. Но вошел Экшен.
Этот перелет они совершали втроем. Им было интересно друг с другом. Нескончаемые воспоминания, рассказы о пережитом, споры. Экшен тоже покинул родительский дом молодым, он стал профессиональным охотником и звероловом, облетел сотни миров в поисках экзотических животных и богатых покупателей, которые заказывали ему чучела, шкуры, бивни или живых зверюг – для охраны, для игр, для декоративных и прочих целей. Экшен имел особое пристрастие к необитаемым планетам и несколько раз охотился даже на омерзительных чудищ, дышащих метаном, купающихся в озерах сероуглерода, с аппетитом поедающих кремнийорганику. Старые друзья и молочные братья сбились со счету, пытаясь выяснить, кто же из них больше повидал миров в Галактике. В итоге пришли к выводу, что, наверно, все-таки Язон. Ведь Экшен, в отличие от него, время от времени возвращался на планету детства – навестить родителей, погулять по родным перелескам, повидать друзей. Он никогда не нарушал местных законов, и аристократические власти признавали его гражданином Поргорсторсаанда, несмотря на параллельно оформленное подданство где-то на Клианде. Что ж, каждый из них выбрал свой путь. Тем интереснее было теперь узнавать друг о друге.