Страница 2 из 17
«Ох, не к добру это!» – подумал Фуруху. Бесноватые попадаются нечасто. Их, как правило, сразу уничтожают, но они успевают накликать беду. В прошлый раз, например, когда орал такой же кретин, гроза началась чуть не на полчаса раньше, чем ее ждали. Фруктовики не успели убрать очень много корзин, и несметное количество плодов бесценной айдын-чумры погибло под крупным градом. Но страшнее всего было, когда бесноватые кричали на моналойском языке. Они его безобразно коверкали, но все-таки у них получались иногда не только отдельные слова, но и целые осмысленные предложения. От этого мороз пробирал по коже. Ведь в Уставе планеты Моналои ясно сказано: «Моналоец не должен говорить на фруктовиковом языке, а фруктовик не может говорить на моналойском». «Не может» означает только одно: не может. А этот орал громче нагрудного крикунца, и из глотки его вырывались вполне понятные фразы:
– Спасувайтесь! Опась! Гроза – не крупная зла! Горы – страха более!..
Собственно, как и всякий бесноватый фруктовик, этот тоже прекрасно понимал (если они вообще способны что-то понимать): люди не поверят ему. Крики бесноватых были всегда криками отчаяния. Они как будто делали вид, что предупреждают о беде, а в действительности просто объявляли ее, когда уже ничего нельзя было исправить. Поздно «спасуваться». Однако свихнувшийся фруктовик помимо обычных предупреждений об опасности успел прокричать раза четыре подряд нечто совсем необычное. Он упорно называл два незнакомых Фуруху имени. Он просил найти одного человека и обязательно передать ему, что во всем виноват некий другой человек. Фуруху очень хорошо запомнил оба странных по звучанию имени, но почему-то даже в мыслях боялся повторить их. Словно это были какие-то зловещие колдовские заклинания. Молодой сотник раньше и представить себе не мог, что просто слова, просто звуки бывают настолько страшными.
Потом один из самых крепких десятников – высокий Жуму, ударив бесноватого палкой, заставил его замолчать, тут же двое других помогли ему и довольно быстро забили фруктовика насмерть. Фуруху видел, как окровавленное безжизненное тело оттащили подальше от вышки и бросили в мутную воду между рядами кустов.
Вроде эпизод как эпизод. Ничего особенного. И все же что-то в случившемся очень не понравилось Фуруху, что-то не давало покою. Гадостное предчувствие закралось в душу. И он полез в карман за маленьким переговорником. Доверенным сотникам, кроме крикунцов, выдавали еще и переговорники для прямой связи с султанами в исключительных случаях. Фуруху счел данный случай вполне исключительным.
Султана Азбая на месте не оказалось. Говорить пришлось с его персональным охранником. Удивительно тупой тип! К опасениям Фуруху всерьез отнестись не захотел. Сказал: «Что там может быть страшного в горах?» Спасибо хоть разрешил закончить работу на пятнадцать минут раньше ожидаемого начала грозы. Но напоследок не преминул обозвать самого Фуруху бесноватым и гнусно хихикнуть.
Доверенный сотник, сильно расстроенный разговором с начальством, минут пять приходил в себя. Мрачно озирал плантацию, свинцовые тучи со стороны моря и горы за спиной, не предвещавшие вроде бы ничего ужасного. Потом рявкнул в нагрудный крикунец:
– Именем султана Азбая! Десятиминутная готовность к завершению работ в связи с грозою! Передать по цепочке!
Другие сотники мигом откликнулись. Команда загрохотала над рядами кустов, над серо-голубыми полосками воды меж них, над коричневыми спинами фруктовиков. Сборщики суперфруктов забегали еще быстрее, хотя казалось, что быстрее уже невозможно. Эффектное зрелище.
Страх перед неведомой опасностью отступал. Фуруху почувствовал необычайный подъем. Радостное предвкушение долгого отдыха после работы, а потом, потом… Что-то совсем необычное померещилось ему в самом ближайшем будущем.
Но додумать он не успел.
Бесноватый-то прав оказался. Как всегда. Громыхнуло не со стороны моря и свинцовых туч. Громыхнуло со стороны гор. Да как громыхнуло! Спаси нас эмир-шах! Фуруху невольно оглянулся.
Вот такого еще никто на Моналои не видел.
Самая высокая из окрестных гор выплюнула вдруг прямо в небо целый фонтан огня. А потом это ужасное пламя потекло по склонам, сжигая все на своем пути, и стало ясно, что не пройдет и нескольких минут, как потоки смертоносной жижи достигнут плантации.
Паника началась несусветная. Вместо организованной эвакуации фруктовиков – сплошное бегство во все стороны. А уж о спасении урожая, похоже, вообще не думал никто. Особо послушные, пытавшиеся покидать плантацию вместе с корзинами, просто отставали от общей массы бегущих, мешали всем и в итоге оказывались затоптанными своими же собратьями. Или их забивали кусачими палками разъяренные десятники.
«Идиоты! – думал Фуруху. – На что они тратят время? Лучше бы сами ноги уносили!»
Да и фруктовикам не мешало бы помочь спастись. Все-таки при таких потерях в живой силе ценность жизни любого работника резко возрастает: не будет сборщиков – не будет и урожая. Надо же и об этом подумать. И Фуруху некоторое время еще пытался отдавать десятникам приказы, отчаянно вопя в свой крикунец. Но куда там! Разве возможно хоть что-то услышать? А тем более, услышав, воспринять? Уже через каких-нибудь полминуты нереально было разобрать, где его собственные подчиненные, а где совсем левые бойцы, забежавшие с сопредельных территорий. А после стало трудно даже углядеть своих среди сотен шерстяных. Ведь в этой обезумевшей толпе внизу люди и фруктовики перемешались, спины их теперь через одного были исполосованы колючками кустарника, палками и когтями, одежда перепачкана в грязи и разодрана, лица и морды перекошены от ужаса.
Фуруху затравленно озирался по сторонам и ждал приказов. С вышки он слезать боялся, но и оставаться на ней было бессмысленно и даже страшновато. Жидкое пламя со склонов гор неотвратимо приближалось. Фуруху не знал, что это такое, но догадывался, что опоры вышки, хоть и сделаны из самой прочной сарателлы, а сгорят все равно за одну секунду, охваченные этим кошмаром. А значит… смерть? Ему не хотелось умирать. И он сказал себе, что будет ждать приказа еще минуту, а затем просто ринется вниз и побежит вместе с толпой по плантациям, наискосок, к ближайшим баракам и стоянкам терренгбилей.
Про терренгбили Фуруху вовремя вспомнил. Он, как сотник, имел право пользоваться ими даже в обычное время, а уж в такой экстренной ситуации…
Ну вот, слава эмир-шаху! О нем не забыли. Начальство прислало терренгбили на гусеничном ходу – целая колонна двигалась со стороны поселка. Ему не придется бежать по грязи вместе с этой ужасной толпой. Терренгбили, которые иногда в разговоре называли просто билями, перемещались лихо, потому что они специально были предназначены для движения по любому бездорожью. Вот только какой же жуткий урон наносят они плантации!
Фуруху сам удивился, о чем он думает в подобную минуту, ведь жидкий огонь был уже совсем близко. Ах, если бы начальство умело читать его мысли! Именно сейчас. Наверно, сразу произвели бы в персональные охранники. Впрочем, далеко не все свои мысли Фуруху готов был доверить начальству. Так что пусть лучше не умеют их читать.
А в терренгбили уже грузились десятники, и очумевшие фруктовики пытались залезать туда же, цепляясь за любые выступы и ручки, и некоторым удавалось уезжать вместе с машинами. Однако десятники злобно отпихивали их руками и палками, скидывали под колеса и давили лязгающими гусеницами. И кровь фруктовиков смешивалась с грязью, водой и ярко-алым соком айдын-чумры. Это было не то чтобы красиво, но очень эффектно. Фуруху даже засмотрелся, даже забыл, что и ему пора торопиться. Жидкое пламя подползло уже настолько близко, что стала ощутимой исходившая от него жара.
И тут наконец ожил его переговорник, лежавший в кармане форменных штанов.
– Сотник Фуруху, погляди налево. Мы приехали за тобой. Ты удостоен быть спасенным на особом транспорте, предназначенном только для доверенных сотников и прочих избранных категорий населения.