Наваждения

– Нет зрелища более завораживающего, чем медленный бег реки! – с пафосом сказал я и тут же хихикнул: – Но вообще-то, на наших горожан это действительно не похоже. Терять драгоценное время, созерцая текущую воду, когда можно зайти в ближайший трактир и заказать там что-нибудь занимательное. О поварах я уже не говорю – нужна им вся эта поэзия! Так что я, пожалуй, посмотрю, что они там обнаружили. Зрелище того стоит, полагаю.

Пробраться к перилам моста оказалось не так просто, как я рассчитывал. Я уже давно привык к тому, что одного вида моей Мантии Смерти вполне достаточно, чтобы разогнать любую толпу. Завидев развевающиеся полы моего черно-золотого лоохи, обыватели шарахаются на другую сторону улицы с таким энтузиазмом, что плакать хочется. Но на сей раз дело обстояло иначе. Почтеннейшая публика так увлеклась созерцанием свинцовых волн Хурона, что никто даже не заметил моего присутствия. Мне пришлось отчаянно пихаться локтями, чтобы принять личное участие в этом нелепом мероприятии. Впрочем, никто не оказывал мне активного сопротивления, поэтому я все-таки пробился к перилам и с любопытством вытаращился на воду.

Ничего особенного там не происходило. Ну, плыли вниз по течению четыре пустых водных амобилера, тоже мне, великое событие!

Я поморгал и постарался сконцентрироваться. Вообще-то, я вполне способен не заметить у себя под носом даже очень упитанного слона. Поэтому я терпеливо вглядывался в мельтешащую серебристую рябь на поверхности реки. И вдруг понял, что никакая она не серебристая. Нежно-зеленая, как первые клейкие почки, поспешившие появиться на безрассудном молодом деревце в самом начале весны.

«Я так давно родился, что слышу иногда, как надо мной проходит зеленая вода»[1] — эти слова вдруг зазвучали – не в ушах, даже не в голове; они заполнили мое тело, превратив меня в этакий антропоморфный пирожок с поэтической начинкой. Сначала я не мог сообразить, где и когда мне уже доводилось слышать эти завораживающие строчки. Но потом вспомнил толстенький серый томик Арсения Тарковского, которым очень дорожил когда-то давно, в иной какой-то – моей ли? чужой ли? – жизни.

Впрочем, какая, к черту, разница? Сейчас этот грешный речитатив гудел во мне, как монашеский колокольчик. Он вполне мог подхватить меня и унести куда-то далеко. Страшно подумать, насколько далеко!

Но, разумеется, никуда меня не унесло. Я и сам не успел заметить, как стал крупным специалистом по вопросам борьбы с наваждениями. Кроме весьма богатого личного опыта имелся еще и прочно засевший в моей груди невидимый меч короля Мёнина, однажды убивший меня – чтобы сделать неуязвимым. Он настойчиво напомнил о себе острой сквозной болью, так что я вздрогнул, поморщился… и ошеломленно огляделся по сторонам: а что, собственно говоря, я здесь делаю?!

«Я так давно родился, что слышу иногда, как надо мной проходит зеленая вода»,– гипнотизирующий шепот снова отчетливо раздался в моем сознании, но на этот раз плевать я хотел на его завораживающий ритм.

«„Зеленая вода» – это надо бы запомнить», – подумал я, отворачиваясь от реки. Выбрался из толпы, подошел к сэру Кофе.

– А я уж думал, что мне придется силой тебя оттуда волочь, – проворчал он.

– Меня не придется. Зато всех остальных – пожалуй. Их нужно немедленно увести с этого моста, – сказал я. – Причем именно силой, сами они никуда отсюда не уйдут, поверьте мне на слово.

– А что с ними?

– Еще не знаю. Но когда я посмотрел на воду, на меня навалилось почти непреодолимое оцепенение. Словно бы я внезапно задремал, только снов никаких не было. Ну, почти никаких. Какое-то смутное бормотание про «зеленую воду» – по крайней мере, это все, что я помню.

– Именно про «зеленую»? – переспросил Кофа.

– Ага. А вам это что-то говорит?

– Ничего. Просто странно. Воду Хурона уж никак нельзя назвать зеленой, даже если здорово напрячь воображение… Ладно, потом разберемся. Сейчас я отправлю зов в Дом у Моста, пусть присылают сюда всех полицейских, которым в данный момент нечем заняться. Будем оттаскивать от перил этих созерцателей.

– Наверное, следует сообщить горожанам, что им пока не стоит наслаждаться прогулками по мостам. Я уже не говорю о водных амобилерах, поездках на пароме и прочих сомнительных развлечениях в таком духе, – предположил я.

– Да, я тоже об этом подумал. Для начала придется отправить наших бравых ребят из Городской Полиции на пристань и поставить кого-нибудь сторожить въезды на мосты. Я скажу Джуффину, он это устроит. А ты пока пошли зов сэру Рогро, пусть займется экстренным выпуском «Королевского Голоса» – с одной-единственной, зато сногсшибательной новостью: вода Хурона стала опасной, поэтому к реке лучше не приближаться.

Надо отдать должное Безмолвной речи – это гораздо удобнее, чем телефон! Уж если тебе приспичило с кем-нибудь пообщаться, ты достанешь беднягу где угодно, даже если он в настоящий момент пытается досмотреть очередной сладкий сон. Лично мне известны только два достаточно веских предлога, чтобы уклониться от такой беседы, – смерть или пребывание в стенах Королевской тюрьмы Холоми. Правда, мои коллеги в один голос утверждают, что, когда я дрыхну, меня никакая Безмолвная речь не берет. Ничего удивительного, в свое время я умудрялся игнорировать даже собственный будильник – самую скандальную сволочь во Вселенной.

Но владелец и главный редактор «Королевского Голоса», сэр Рогро Жииль, хвала Магистрам, не был таким крепким орешком. Он проснулся как миленький. Мне пришлось лишить беднягу нескольких часов честно заслуженного отдыха. Середина дня – единственное время суток, когда наш медиа-магнат позволяет себе расслабиться: вечерний выпуск уже подписан в печать, а до утреннего дело дойдет еще не скоро.

Впрочем, мое сообщение о том, что с Хуроном творится что-то неладное, здорово подняло настроение Рогро. С точки зрения главного газетчика Соединенного Королевства, новости не делятся на плохие и хорошие, скорее уж на интересные и чертовски интересные. Сэр Рогро, надо понимать, обожает свою работу, жизнь кажется ему интереснейшей штукой, а возможность регулярно получать все новые подтверждения этой неоднократно доказанной теоремы приводит его в восторг.

Покончив с беседой, я вопросительно посмотрел на сэра Кофу. Дескать, как у нас дела?

– Через несколько минут здесь будет темно от форменных лоохи сотрудников Городской Полиции, – сообщил он. – Подожди их в начале моста и проследи, чтобы никто из этих бравых ребят не пополнил ряды зачарованных наблюдателей, ладно? А я все-таки загляну домой на минутку, если уж мы все равно здесь стоим.

– Конечно, зайдите. Только сами не забывайте отворачиваться от воды.

Кофа наградил меня возмущенным взглядом (это вполне могло сойти за подзатыльник) и поспешно устремился к ярко-красному двухэтажному особнячку, возвышающемуся на левой стороне моста, всего в нескольких десятках метров от нас. Я посмотрел ему вслед, старательно покрутил головой – мой фирменный способ привести мысли в порядок – и неторопливо зашагал в противоположном направлении, навстречу полицейским.

Я встретил их в самом начале моста. Поздоровался и постарался придать своему лицу крайне серьезное выражение. Получилось не очень-то, но приходилось довольствоваться тем, что есть.

– Ни в коем случае не смотрите на воду, ребята, – строго сказал я. – Уж лучше закрыть глаза, в случае чего. Видите этих людей, столпившихся у перил? Наша с вами задача – аккуратно брать их под руки и уводить с моста на твердую землю. Конечно, вы можете попытаться обсудить с этими господами предстоящую совместную прогулку, но не думаю, что у вас что-нибудь получится. Ладно, давайте приступим.

– А что случилось-то, сэр Макс? – спросил лейтенант Апурра Блакки.

Я был рад, что во главе моих помощников оказался этот симпатичный парень. Но, увы, у меня не было ни малейшего шанса удовлетворить его здоровое любопытство.

1

Здесь и далее цитируется известное стихотворение Арсения Тарковского. Цитирование неточное, в оригинале вода не «зеленая», а «студеная». Ничего удивительного, человеческая память и без вмешательства наваждений нередко переиначивает знакомые строки. А уж в сложившейся ситуации сам бог велел перепутать.