Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 86



Человек вошел к улиганам в класс и сказал, заикаясь:

— Б-буду у вас читать п-политграмоту.

Дружным «ура» и ладошными всплесками встретила человечка в крагах Улигания. Долгожданная политграмота явилась.

Человечек назвался:

— Виссарион Венедиктович Богородицын.

Это рассмешило.

— Политграмота — и вдруг Богородицын!

— Богородица…

Стал человек в крагах Богородицей с первого же урока в Шкиде.

Начал урок с расспросов:

— Что знаете?

Большинство молчало. Японец же, встав, сказал, шмыгнув носом:

— Порядочно.

— Что есть Ресефесере?

— Российская социальная федеративная республика! — крикнул Воробей.

— Правда, молодец, — похвалил, заикаясь, лектор.

Ребята засмеялись.

— А что есть Совет?

— Власть коммунистическая.

— Правда, — опять сказал халдей.

А Японец, уже переглянувшись с Кобчиком, шептал:

— Липа… Лектор хреновый!

Потом обратился к Богородице:

— Можно вам вопросы задавать? Такая система лучше, я думаю, будет.

— Правда. Задавайте.

Японец, подумав, спросил:

— Когда принята наша конституция?

Сжались брови на узком лбу Богородицы, задумался он… Сразу же поняли все, что и в самом деле «липа» он, что случайно попал в Шкиду и политграмоты сам не знает.

— Конституция? — переспросил он. — А разве вы сами не знаете?

— Знали бы, так не спрашивали.

— Конституция принята в тысяча восемьсот семьдесят первом году в Стокгольме.

Прыснул Японец, прыснули за ним и многие другие.

— А когда Пятый съезд Советов был?

— Ну, уж это-то вы должны знать.

— Не знаем.

— В девятнадцатом году.

— А не в восемнадцатом?

Покраснел Богородица-политграмщик, опустил глаза.

— Знаете, так нечего спрашивать.

— А конституция не на Пятом съезде была принята?

Еще больше покраснел Богородица, съежился весь… Потом выпрямился вдруг.

— Какая конституция?

— Эрэсэфэсэрская.

— Так бы и говорили. Я думал, вы не про эту конституцию говорите, а про первую, что в девятьсот пятом году…

Понятно стало, что Богородица — не политграмота, что снова отходит от Шкиды заветная мечта. Стали бузить, вопросы задавать разные по политграмоте, издеваться.

— Что такое империализм?

— Не знаете?! Всякий ребенок империализм знает. Это — когда император.

— А кто такой Хрусталев-Носарь?

— Генерал, сейчас за границей вместе с Николаем Николаевичем.

До звонка потешались улигане над Богородицей, человечком в потрепанных крагах, а когда вышел он под зюканье и хохот из класса, загрустили:

— Дело — буза… Политграмота-то хреновая.

— Да… Порадовались раненько.

А вечером Викниксор, зайдя в класс, выслушивал ребят.

— Плох, говорите?

— Безнадежен, Виктор Николаевич.

— Слабы знания политические?

— Совсем нет.

Задумался Викниксор.

— Дело неважно.



— Где вы его только выкопали? — полюбопытствовал Ленька Пантелеев.

— В Наробе… случайно. Спрашивал я там о политграмоте — нет ли педагога на учете. А тут он, Богородицын этот, подходит: могу, говорит, политграмоту читать… Ну, я и взял на пробу.

— Пробы не выдержал, — ухмыльнулся Янкель.

— Да, — согласился завшколой. — Пробы не выдержал… Поищем другого.

Больше Богородицын не читал в Шкиде политграмоту. Ушел он, не попрощавшись ни с кем, метнулся желтыми потрескавшимися крагами и исчез…

Может быть, сейчас он читает где-нибудь лекции по фарадизации или по прикладной космографии… А может быть, умер от голода, не найдя для себя подходящей профессии.

В табачном дыму расплывались силуэты людей.

Пулеметом стучал ремингтон, и ундервуд, как эхо, тарахтел в соседней комнате.

Кто-то веселым, картавящим на букве «л» голосом кричал кому-то:

— Товарищ, вы слушаете?.. Отдайте, пожалуйста, в комнату два. Товарищ…

А тот, другой, таким же веселым голосом отвечал издалека:

— Два? Спасибо…

В комсомольском райкоме работа кипела.

В табачном дыму мелькали силуэты людей. На стенах с ободранными гобеленами белели маленькие, написанные от руки плакатики:

Викниксор шел по плакатикам, хватаясь руками за стены, потонув в клубах дыма. Но все же отыскал плакатик с надписью: «Политпросвет».

Под плакатиком сидел человек в кожаной тужурке, с бритой головой, молодой и безусый.

— Меня, товарищ?

— Да, вас. Вы по политпросвету?

— Я. В чем дело?

— Видите ли… Я заведующий детдомом… У нас ребята — шестьдесят человек… хотят политграмоту. Не найдется ли у вас в комитете человечка такого — лектора?

Политпросветчик провел рукой по высокому, гладкому лбу.

— Ячейка или коллектив у вас есть?

— Нет. В том-то и дело, что нет… У нас, надо вам сказать, школа тюремного, исправительного типа — для дефективных.

— Ага, понимаю… Беспризорные, стало быть, ребята, с улицы?..

— Да. Но все же хотят учиться.

— Минутку.

Политпросветчик обернулся, снял телефонную трубку, нажал кнопку.

— Политшкола? Товарищ Федоров, нет ли у тебя человека инструктором в беспризорный детдом? Найдется? Что? Прекрасно…

Повесил трубку.

— Готово. Оставьте адрес, завтра пришлем.

Пришел он в Шкиду вечером.

В классе улиган, погасив огонь, сидели все у топившейся печки; отсвет пламени прыгал по стенам и закоптелому после пожара потолку… Из печки красным жаром жгло щеки и колени сидевших…

Он вошел в класс, незаметно подошел к печке и спросил:

— Греетесь, товарищи?

Обернулись, увидели: человек молодой, невысокий, волосы назад зачесаны, в руках парусиновый портфель.

— Греемся.

— Так… А я к вам читать политграмоту пришел… Инструктором от райкома.

Не кричали «ура» теперь шкидцы, знали — обманчива политграмота бывает…

— Садитесь, — сказал Янкель, освободив место на кривобоком табурете.

— Спасибо, — ответил инструктор. — Усядемся вместе.

Сел, погрел руки.

— Газеты читаете?

— Редко. Случайно попадет — прочтем, а выписывать — бюджет не позволяет.

— Все-таки в курсе дел хоть немножко? О четвертом съезде молодежи читали?

— Читали немного.

— Так. А о приглашении на Генуэзскую конференцию делегации от нашей республики?

— Читали.

— Ну а как ваше мнение: стоит посылать?

Разговорились этак незаметно, разгорячились ребята — отвечают, спорят, расспрашивают… Не заметили, как время ко сну подошло…

Уходя, инструктор сказал:

— Я у вас и воспитателем буду, заведующий попросил.

Вот теперь закричали «ура» улигане, искренне и дружно.

А потом уже в спальне, раздеваясь, делились впечатлениями…

— Вот это — парень! Не Богородица, а настоящий политграмщик.

Мечта шкидская осуществилась — политграмоту долгожданную получили.

Учет

Десять часов учебы. — Новогодний банкет. — Шампанское-морс, — Спичи и тосты. — Конференция издательств. — Учет. — Оригинальный репортаж. — Гулять!

В этом году зима выдалась поздняя. Долго стояла мокрая осень, брызгалась грязью, отбивалась, но все же не устояла — сдалась. По первопутку неисправимые обыватели тащили по домам рождественские елки. Елочные ветки куриным следом рассыпались по белому снегу; казалось, что в городе умерло много людей и их хоронили.