Зеркало для героя

Мы выползли на берег. Я отпустил чемодан, встал на него коленом, поскользнулся и упал в траву. Влад еще кряхтел минуту, а потом тоже затих.

Омерзительная грязь, быстро высыхая, превращала нас в глиняные изваяния, словно нарочно созданные для отпугивания шакалов и птиц от сельхозугодий. Тело нестерпимо зудело; мне казалось, что меня плотно облепила целая колония мелких червей, и живая масса все время шевелится, расплывается, сжимается, как единый организм.

Я встал на колени, как мог соскреб жижу с лица и осторожно открыл глаза. Меня потрясло то, во что превратился Влад со своим чемоданом. Кинокомедийные герои, искупавшиеся в цистерне с цементом, выглядели в сравнении с нами более чистыми. Я даже не сразу смог определить, где начинается туловище Влада и где заканчивается чемодан, где голова, а где ноги. Я шлепнул рукой по тому месту, где, как мне казалось, находилась задница моего друга, но попал по голове, что, в общем-то, было весьма символично. Влад ожил, сплюнул, обозначая рот, и произнес:

– Ну ты ботан! Чемодан баксов чуть не утопил!

Он высморкался и стал ковыряться в ушах. Я встал и, оставляя за собой черные следы, побрел к ручью. Влад с чемоданом догнал меня.

– Как ты думаешь, – спросил он, – эта грязь лечебная?

– Я думаю, что тебе купание пошло на пользу, – ответил я.

– Обиделся? – с деланым состраданием спросил Влад и шлепнул меня по плечу. Черные брызги полетели во все стороны. – Я понимаю тебя, дружище. Жизнь, конечно, сама по себе имеет некоторую ценность, но с этим чемоданом она начинает обладать огромными преимуществами и богатым смыслом.

– Только не в джунглях, – ответил я, чувствуя, что близок к тому, чтобы сказать Владу всю правду. – Это бумажки, понимаешь? Здесь их можно использовать только в качестве топлива для костра.

– Но когда мы выйдем из джунглей…

– Еще надо суметь выйти, – оборвал я.

Грязь, в отличие от цемента, смывалась легко. Чистый и прозрачный ручей почернел, а мы, наоборот, приобрели естественный цвет. Кожа после полировки грязью казалась шелковистой. Труднее было промыть волосы и замочные скважины чемодана. Влад выковыривал глину из замков тонкой иглой, которую извлек из зеленого плода, похожего на круглый кактус. Это была поистине тонкая работа, требующая железных нервов и терпения. Я развешивал свои джинсы и майку на сучьях для просушки и время от времени кидал взгляды на Влада. Не отрываясь от дела, он сказал:

– Баксы, наверное, промокли. Может, их тоже просушить?

– С чего это они должны были промокнуть? – как можно более равнодушно ответил я. – Чемодан герметичный.

Влад склонился над замком и сильно дунул в скважину.

– Не заржавели бы… Код какой?

Я мысленно выругался и, оттягивая время, переспросил:

– Что ты говоришь?

– Какой код ты поставил на замках?

Делая вид, что стимулирую память, я закрыл лицо ладонями и, отгородившись от всего мира, оставшись наедине со своей совестью, подумал: как мне надоело это вранье!

– На левом, – промычал я, закатывая глаза, – четыреста двадцать… м-м-м… нет, двести четырнадцать… Нет!

– Ты что, забыл? – с укором и недоумением спросил Влад, мельком глянув на меня. – Или притворяешься?.. Двести четырнадцать не подходит. Давай, напрягайся!

– Да подожди ты! – махнул я на него рукой. – Из-за тебя все в голове смешалось… На левом – двести сорок один, а на правом…

– Не подходит двести сорок один, – сказал Влад и уже подозрительно посмотрел на меня. – Если бы на твоем месте был другой человек, то я подумал бы, что он нарочно водит меня за нос, чтобы у меня не было доступа к баксам.

– Ерунду говоришь, – усмехнулся я. – Возьми булыжник потяжелее, и у тебя будет к ним доступ.

Я был уверен, что Влад не станет разбивать чемодан. Он должен был понимать, что баксы в этом случае не в чем будет нести.

– Ладно, черт с ними! – сказал Влад примирительно. – Но если баксы сгниют до нашего приезда в Кито, то это будет на твоей совести.

Мы не дождались, когда одежда высохнет, и торопливо оделись, потому что, во-первых, невзирая на страшный зной, мошкара начала наглеть, а во-вторых, потому что снова услышали нарастающий рокот вертолета.

– Когда же они угомонятся! – воскликнул Влад, хватаясь за чемодан. Я думал, что он снова испуганным кабаном ринется в заросли, но недавний урок, как ни странно, повлиял на моего друга. Неторопливо чавкая вымытыми кроссовками, он зашел в заросли и встал под густой кроной пальмы, напоминающей зонтик.

– Вскоре мы привыкнем к этому ритуалу, – сказал он, поглядывая наверх, хотя там ничего не было видно, кроме грозди мохнатых кокосовых орехов, нависающих над нами и чем-то напоминающих вид быка снизу. – Это все равно что спуститься в бомбоубежище по сигналу тревоги… – Он подумал и добавил: – Неужели эти олухи на что-то надеются?

Не успел он закончить фразу, как на фоне рокота вертолета вдруг раздалась частая пулеметная очередь. Мы одновременно встрепенулись. Влад только было раскрыл рот, как я закрыл его ладонью. Воздух снова задрожал от частых ударов пулемета. Ему вторили более тихие и отрывистые ружейные и пистолетные щелчки. Рокот вертолета то угасал, то нарастал опять, стрельба временами становилась вялой, а затем вдруг накатывала волной. Я не мог дать иного объяснения этим звукам, кроме одного: где-то рядом с нами, от силы в двух километрах, разгорелся настоящий бой.

Внезапно тембр рокота лопастей резко изменился, он стал резким, натужным, в нем появилась острая и звонкая нота, словно кузнец методично бил тяжелым молотом по наковальне. И в одночасье все стихло. Несколько секунд мы слышали только собственное дыхание, а затем воздух содрогнулся от тяжелого взрыва. Сотни птиц с оглушительным криком взмыли в небо, закачались тяжелые гибкие ветки от обезьяньих эмоций, джунгли наполнились разномастными воплями, словно болельщики, отреагировавшие на гол в ворота противника.

– Что это? – произнес Влад, оторвав мою ладонь от своего рта.

– Кажется, вертолет грохнулся.

– Ты хочешь сказать, что его кто-то грохнул?

Не сговариваясь, мы быстро пошли в ту сторону, откуда минуту назад до нас долетел грохот боя. Влад шел впереди меня, тараня заросли чемоданом, словно омоновец щитом толпу демонстрантов. Я на всякий случай загнал патрон в патронник и понес карабин наизготове.