Завещание волка

Сорокалетний негр Мэнгри, уволенный несколько лет назад из ВМС США за аморальную связь с подростком, руководил личной охраной Августино. Ожидая, пока он подойдет, старик взял Клементину за руку и посмотрел в ее необыкновенные для колумбийцев голубые глаза.

– Ты помнишь, я рассказывал тебе про твоего отца? – спросил он.

– Помню, – кивнула девочка и пальцами изобразила человечка, который шел по костлявой руке Августино. – Он храбрый и красивый. А волосы у него светлые, как у янки. Зато глаза мои! И живет он где-то далеко-далеко…

– Ты правда помнишь его лицо?

– Правда, Гуно. Я даже с закрытыми глазами его помню.

Фотография русского парня хранилась в большой книге сказок Андерсена, которую девочке по вечерам читала гувернантка из Лондона.

Августино почувствовал, как у него вдруг онемел язык. Маленький человечек, созданный пальчиками девочки, дошел до локтя Гуно и стал возвращаться обратно. Как спросить? А вдруг она не захочет с ним встречаться? Вдруг она испугается его?

– Гуно, какие у тебя волосатые руки! И мой человечек заблудился в сельве. Он не может пробиться через мангровые заросли…

«Господи! – подумал Августино. – Не дай этому ангелу узнать, сколько крови на этих руках и сколько денег через них прошло».

– Скажи, Клементина, – произнес Августино, убирая руки под плед. – А ты хотела бы увидеть своего отца?

– Хотела бы… – шепотом ответила девочка. Но она думала о другом. На обод колеса села перламутровая брассолида. – Бабочка! Замри!.. Ну что ты все время дрожишь! Ты ее испугал!

Августино отпустил Клементину. Девочка, уподобляясь бабочке, стала бегать по лужайке, кружась и размахивая руками. Кто для нее отец? Почти сказочный герой из книжки Андерсена, «храбрый и красивый». Поняла ли Клементина, что Августино спрашивал серьезно?

Подошел Мэнгри. В сравнении с бледным и немощным Августино негр казался свирепым чудовищем. Походка его была танцующей, тело плавало, как у угря, выброшенного на песок, – начальник охраны никогда не вытаскивал из ушей крохотные динамики и не выключал поясной плеер. Челюсть его безостановочно двигалась, белые зубы энергично месили жвачку.

– Слушаю, шеф, – сказал Мэнгри.

Августино минуту пристально смотрел на подвижные, словно ускользающие белки глаз. Эта бездумная груда мышц станет главным молохом, когда начнется драка за власть. У Мэнгри, как у крокодила, напрочь отсутствовал рефлекс доброты. Если его хорошо кормить, он будет исправно убивать всех, кто не в состоянии кормить его еще лучше. Это была похожая на человека машина, запрограммированная на убийство. Когда-то Августино считал его одним из самых преданных своих людей.

– Скажи, Мэнгри, – произнес Августино. – Ты помнишь, как четыре года назад на виллу удалось пробраться одному ненормальному русскому?

– Я слышал об этой истории, шеф, – тотчас ответил Мэнгри. – К сожалению, в то время я был в Боготе, вербовал людей. Иначе он бы не пробрался.

– Ты можешь выяснить, кто из охранников дежурил тогда у моих дверей?

Мэнгри думал, танцуя.

– Его уже давно нет в охране, шеф. По-моему, он сейчас работает на плантациях.

– Найди его и приведи ко мне.

Мэнгри показал белые зубы и чавкнул.

– Если вы хотите его наказать, то лучше поручите это мне, – сказал он и опустил руку на револьвер, торчащий из поясной кобуры.

«Не припомню, чтобы когда-либо раньше Мэнгри давал мне советы», – подумал Августино, закрывая глаза ладонью, будто погружаясь в дремоту. Он услышал, как начальник охраны повернулся и, задев кустарник, неровным шагом пошел по дорожке.

Никто не должен был знать, что он задумал. Никто. Такова будет последняя воля Седого Волка, как называли его местные индейцы и золотоискатели.

К вечеру дневная жара спала, а воздух стал тягучим и влажным, как в бане. Но Августино любил это время суток больше всего. Ему было комфортно и дышалось легко. Узкоглазый массажист старательно разминал все еще упругие мышцы Августино, обильно смазывая свои ладони кремом. Августино лежал на топчане под сетчатым навесом с закрытыми глазами и чувствовал, как тело медленно оживает под руками китайца, как вконец обленившаяся жизнь радостно струится под кожей, подобно ручьям после ливня.

Гувернантка гуляла с Клементиной где-то неподалеку, и до слуха Августино временами доносился звонкий голос девочки. «Если бы я чаще слушал детский смех, – подумал Августино, – может быть, моя жизнь сложилась бы по-другому».

Он уже не сомневался в правильности своего решения. Но если бы год назад кто-нибудь стал убеждать Августино в необходимости вернуть девочку отцу, Августино только рассмеялся бы. Отдать свою единственную наследницу русскому авантюристу, помешанному на борьбе с наркотиками? Да лучше позволить удочерить Клементину брату Мэнгри, чернокожему пилоту Раю, который уже полгода добивается этого!

Китаец тонкой струйкой вылил ароматное масло на спину Августино. Старику стало щекотно, и он повел лопатками. «Во-первых, он ее отец, – думал он, будто мысленно убеждал кого-то. – А во-вторых…»

Именно это «во-вторых» было тайной Августино. Он оставлял Клементине баснословное состояние. Колоссальные суммы были легализованы на продаже каучука и кофе и лежали на счетах в европейских банках. Сотни миллионов долларов были завещаны Клементине и ее отцу.

Крепкие пальцы массажиста пробежались по позвоночнику. Августино почувствовал боль и локтем оттолкнул от себя китайца. Никому нельзя верить. Что на уме у этого человека с вечной улыбкой на лице? А вдруг он так же легко и виртуозно станет массировать шею Августино и неожиданно сожмет свои сильные пальцы?

Китаец помог Августино надеть белую льняную рубашку и усадил его в коляску. Вот так, теперь намного спокойнее. В коляске Августино чувствовал себя так, как раньше в бронированном автомобиле с «кольтом» в руке. Ему надо быть очень осторожным. И поменьше доверять персоналу. Кто принимал на работу этого китайца? Кто его проверял? А какие у него рекомендации?

Августино увидел Мэнгри. Начальник охраны, раскачивая из стороны в сторону плечами, шел по красной дорожке, змейкой вьющейся между клумб. За ним, припадая на левую ногу, торопился коренастый крепыш в черной майке без рукавов, покрытой белыми солевыми разводами. В его слегка сутулой фигуре еще можно было угадать недюжинную силу, но огрубевшее лицо выдавало чрезмерное пристрастие к алкоголю. Черные длинные волосы были схвачены на затылке легкомысленным красным шнурком. Привыкший к тяжелой работе в зарослях коки, он чувствовал себя неуютно на постриженном газоне среди клумб и кустов и потому старался не отставать от негра. Тем не менее ни страха, ни подобострастия на его лице не было.

– Вот он, – сказал Мэнгри, остановившись перед коляской Августино, и подтолкнул хромого в спину.

– Что у тебя с ногой? – спросил Августино.

– Разрывная пуля, – улыбнувшись, ответил хромой. – Пятку оторвало к чертям собачьим. Кость стала на дюйм короче. Но это не мешает мне ходить и бегать.

– Как тебя зовут?

– Линчо, хозяин.

– Ты помнишь русского, который прорвался ко мне в кабинет?

Линчо скривил лицо, насупил брови и потеребил косичку.

– Помню, хозяин. Он мне тогда еще зубы прикладом выбил.

И в подтверждение своих слов он оттянул нижнюю губу и приоткрыл рот.

– Ты смог бы его опознать?

– Конечно, хозяин! – заверил Линчо и посмотрел по сторонам, полагая, что сейчас из-за кустов появится русский, который когда-то выбил ему зубы.

Августино рассматривал блестящее от пота коричневое лицо Линчо. Конечно, он производит впечатление легкомысленного оболтуса, для которого существуют лишь две неоспоримые ценности: ром и женщины. Зато он добрый. Работа на плантации охлаждает горячие головы. И это хорошо, что охлаждает. Не наломает дров в отличие от Мэнгри.

– Поедете в Россию, – сказал Августино. – И доставите этого русского сюда.

– Живого или мертвого, – сверкнув зубами, добавил Мэнгри.

Августино кинул на него жесткий взгляд. Волна ненависти накатила на сердце, и старик почувствовал, что ему не хватает воздуха. Этот труподел опять позволяет себе словоблудие! Его надо отогнать от виллы, как пчелу от стакана с ликером. Он здесь слишком опасен.