Миллион в кармане

– Вам нужна уборщица?

– Боже упаси! Мне как раз не хватало еще только уборщицы! – махнул рукой Курахов и быстро скрылся за дверью.

Кажется, он подозревает меня, подумал я, сворачивая в свой кабинет. Подошел к навесному шкафу, открыл его и посмотрел на плексигласовую коробку для запасных ключей. Все ключи были на месте.

Сашку я вызвал к себе по селекторной связи сразу после ужина. Он встал в дверях, пряча руку с зажженной сигаретой за спиной. Казалось, что у парня тлеют штаны на заднице.

– Бери машину, – сказал я, – слетай на набережную к старому причалу, вытащи из нашей моторки акваланги и привези их ко мне. На все – пятнадцать минут.

Сашка кивнул, по-солдатски повернулся на каблуках и, неимоверно шаркая туфлями, пошел вниз.

Когда официант появился снова, я успел выпить рюмку контрабандного дагестанского коньяка.

– Привез? – спросил я.

Сашка отрицательно покачал головой и развел руками.

– Не понял! – нахмурился я, отставляя чашку с кофе.

– Там их нет.

Это известие было для меня настолько неожиданным, что я вскочил с кресла и подошел к официанту.

– Как нет? Ты хорошо смотрел? Ты в моторке смотрел или где? Ты очки свои снимал, когда смотрел?

– Да, все обшарил. Даже под днище лазил. Нет аквалангов.

Я сжимал плечи парня и смотрел ему в глаза, словно в окуляры бинокля, стараясь рассмотреть лодку у старого причала и акваланги в ней. Теперь мне стало ясно, почему Сашка так любил темные очки. Глаза у него были невыразительные, водянистые, с белесыми ресницами. Такие глаза и естественный для них безвольный и постный взгляд всегда раздражают собеседника.

О пропавших аквалангах лучше бы он доложил в черных очках.

Глава 8

– Курортники сперли, – предположил Сашка. – Больше некому. Молодоженов на пляже обокрали, теперь вот акваланги прикарманили. Куда, кстати, подевалась наша сладкая парочка?

– Отдыхающие у старого причала не ходят, – ответил я, пропустив опасный вопрос о молодоженах.

«Ну как тут завяжешь с сыском? – думал я. – Как можно в такой гадкой жизни спокойно заниматься собой? Хочешь – не хочешь, а приходится распутывать узелки, которые плетут мерзавцы».

Я долгим взглядом уставился на официанта. Без очков он не умел смотреть мне в глаза.

– Ты вчера вечером поднимался сюда?

– Вчера вечером? – медленно проговорил Сашка, неестественно морща лоб, и я понял, что он здесь был. – Кажется, поднимался… Ну да! Я ужин заносил в люкс, а потом еще раз поднялся, чтобы забрать тарелки.

– Акваланги видел в коридоре?

Сашка даже вздохнул с облегчением – речь шла не о профессорском номере.

– Конечно, видел! – почти радостно ответил он. – Стояли на полу под окном. Их было… – он поднял глаза к потолку. – Раз, два, три…

– Ну, ладно, я знаю, сколько их было, – прервал я его подсчеты. – Ты мне другое скажи: рядом с ними никто не крутился?

– Рядом? – на этот раз он призадумался натурально, но думал гораздо дольше, чем могло потребоваться для ответа. – Вы знаете, когда я заходил к Валерию Петровичу, там как будто кто-то стоял.

– «Как будто», «кто-то»! – передразнил я нервно. – Конкретнее сказать можешь?

Сашка начал покусывать губы, глядя на свои туфли.

– Не могу вспомнить, – наконец выдавил он из себя.

Он лгал. Он не хотел или не мог сказать правду. Мне показалось, что в кабинете стало невыносимо душно. Я встал и подошел к окну, высунул голову наружу, глянул на крепость, тающую в сумерках, черное пятно моря с огоньками траулеров. Что произошло? Почему вдруг я перестал понимать происходящее?

Я подошел к официанту, взял его за плечи, слегка встряхнул, словно это могло помочь парню избавиться от лжи.

– Саша, – тихо сказал я. – Ты должен мне помочь. Это очень важно для меня. Я повторяю – очень важно. Постарайся вспомнить, кто стоял рядом с аквалангами вчера вечером, когда ты принес ужин в пятый номер.

Парень молчал.

– Вспомнил?

– Я не знаю! – жестко, с вызовом, ответил он.

– Ты ведь говоришь неправду, так?

– Я не понимаю, что вы от меня хотите!

– Ну, ладно, – ответил я, отпуская его плечи. – За тебя просил мой давний приятель, с которым мы вместе служили. Я не хотел брать тебя на работу, но он меня уговорил. Теперь я окончательно понял, что сделал это зря.

– Можете уволить, – проворчал Сашка и насупился. – Я не помню, кто там стоял. Оставьте меня в покое!

– Добрый вечер, господин директор!

Я посмотрел выше и увидел в мансардном окне блестящую лысину профессора Курахова.

– Добрый вечер, – ответил я.

– Прекрасно на улице, не правда ли?

– Вы правы.

– Далеко собрались на ночь глядя?

Профессору хотелось либо потрепаться, либо потрепать мне нервы. Я предпочел молча удалиться в темноту. Меня потянуло к крепостным стенам. По тропе, которая представляла собой отшлифованную дорожку на камнях, я прошел вдоль главного бастиона, спустился ниже, на покатый луг, щедро нашпигованный белыми камнями и поросший местами горным боярышником. В этом месте иногда разбивали свой лагерь туристы, и тогда по вечерам склон освещали всполохи костров, слышались песни, и на море сползал головокружительный запах каши с тушенкой.

Сейчас здесь было безлюдно и темно, и я продвигался между раскиданных, словно кости на древнем могильнике, камней почти на ощупь.

– Эй-ей! Поосторожнее! – услышал я знакомый голос.

– Это вы, отец Агап? Какого черта вы сидите в темноте без признаков жизни?

– Думаю.

Священник привстал, где-то под его ногами звякнула бутылка. Я заметил, как в свете набережной блеснули глаза моего первого постояльца.

– Я ничего не отдавил вам?

– Нет, Кирилл Андреевич, обошлось. Вы всего лишь наступили мне на руку… А вы что делаете здесь в такое позднее время?

Я не ответил и присел рядом со священником на камень, еще хранящий тепло солнца. Некоторое время мы оба молча смотрели в огромный черный мир.

– Мне показалось, что вы сегодня чем-то удручены, – сказал отец Агап.

– Вам не показалось, – с удивительной легкостью честно ответил я. – Мне тяжело на душе.

– И что тяготит вашу душу?

– Наверное, ощущение греха.

– Что ж вы молчали! – воскликнул священник. – Вам обязательно надо исповедаться!

– И что от этого изменится?

– Вы облегчите свою душу!

– Вы искренне думаете, что душу так легко облегчить?.. Кстати, а что вы пьете?

Отец Агап смутился, кашлянул, покряхтел, шаря у себя под ногами и, явно стыдясь, ответил:

– Портвейн. Массандровский портвейн. На редкость хороший, между прочим. Не желаете выпить?

– Наливайте ваше пойло!

– Вот только стаканчика у меня нет.

– А я из горла.

Я приложился к бутылке.

– Кстати! – сказал я, отрываясь от бутылки. – Вы с Мариной раньше знакомы не были?

– Увы! Если бы я встретил ее раньше, то, может быть, меньше было бы работы.

– В каком смысле? – не понял я.

Священник вздохнул и тоже сделал глоток портвейна.

– Видите ли, Кирилл. Марина идет по правильному пути, но, в связи с тем, что мое воздействие на нее как врачевателя души слишком эпизодично, быстротечно и вскоре прекратится, у Марины могут снова возникнуть проблемы…

– О каких проблемах вы говорите?

– Не спрашивайте, Кирилл, – сразу же ответил отец Агап. – Это была почти что исповедь. Я не смею выдавать чужие тайны.

– Я не о тайнах спрашиваю, – поспешил оправдать свой вопрос я. – Но если у моих клиентов возникают проблемы, то я всегда стараюсь решить их.

– Нет-нет! Вы эту проблему не решите. Здесь поле деятельности не для мирского администратора.

– Значит, речь идет о нравственности?

– Да, пожалуй, это так. – Отец Агап помолчал минуту, потом схватил меня за руку и с жаром заговорил: – Только ради бога не думайте об этой девушке плохо! То, что произошло с ней, увы, сегодня не редкость. Путь к господу тернист. Ей надо помочь, и мне это по силам.