Страница 19 из 20
– И ты даже не ревнуешь?
– Размечталась!
Переступая через картофельные грядки, она стала ходить вокруг дерева. «Зачем она все это мне говорит? – думал я, делая вид, что увлеченно собираю персики. – Чтобы отомстить мне и удовлетворить свое ущемленное самолюбие?»
– Не топчи ботву, – сказал я.
– Ничего не сделается с твоей ботвой. – Анна остановилась, сунула руки в карманы шортов. Я интуитивно чувствовал, как в ней клокочет энергия, словно в паровом котле, где давление выросло до критической отметки. Ее слепило солнце, и Анна щурилась, отчего глаза превратились в тоненькие щелочки.
– Надеюсь, этот человек окажется намного достойнее меня, – сказал я.
– Конечно, достойнее! Можешь даже не сомневаться в этом! – воскликнула Анна. – Это замечательный человек. Он в отличие от некоторых никогда не предаст.
Все ясно. Анна решила возобновить дискуссию. Если человек по своей воле возвращается к давно закрытой теме, значит, его мучают сомнения.
– Когда свадьба? – поинтересовался я.
– Очень скоро.
Я вздохнул.
– Жалко парня.
Анна достала из заднего кармана пачку сигарет и попыталась прикурить, но спичка каждый раз ломалась. Заметив мою усмешку, она кинула сигарету под ноги и втоптала ее в землю.
– Мне жалко тебя, Вацура, – сказала она. – Мечешься, лавируешь, всюду хочешь успеть, отовсюду по кусочку урвать и, где можно, столбишь территорию. И даже не оглядываешься вокруг, не интересуешься, кого походя обидел. Но учти: зло, которое ты совершил, вернется к тебе, как бумеранг. Это закон жизни. Все в ней сбалансировано. Отольются кошке мышкины слезки.
Если бы я сейчас свалился с лестницы и сломал себе шею, то Анна получила бы моральное удовлетворение. «Дудки», – подумал я и на всякий случай взялся за перекладину покрепче.
– Ты не пугай, – посоветовал я. – Лучше расскажи, как Леша тебя под акацией тискал. Как, кстати, он в постели?
– Дурак! – оценила мое остроумие Анна, быстро нагнулась, схватила ком земли и запустила им в меня. Я едва успел увернуться, и снаряд, пролетев мимо, загрохотал по жестяному козырьку.
– А ты мазила, – ответил я.
– Я не мазила, – грустно возразила Анна. – Я идиотка. Потратить лучшие годы жизни на такое ничтожество, как ты! Никогда не прощу себе этого.
– Точно! – кивнул я, подвешивая заполненное наполовину ведро на ветку. – Мои многочисленные дамы, включая Эльвиру Милосердову, так и сказали: зря, мол, Анна потратила свои лучшие годы на ничтожество.
Наша словесная дуэль могла продолжаться еще достаточно долго, если бы вдруг рядом с дачей не раздался пронзительный визг тормозов машины. Густая крона дерева не позволяла мне увидеть, кого еще там принесло, но интуиция подсказала, что ничего хорошего сейчас не произойдет. Я оттянул ветку в сторону. Внизу, у самого забора, матово отсвечивала желтая крыша милицейского «уазика».
Удивительные вещи творятся с человеком, когда он понимает, что милиция пришла за ним. Знакомые и привычные предметы, которые окружали и казались вечным, обязательным и естественным приложением к жизни, вдруг отдаляются со страшной скоростью. Вроде бы вот она, веточка персика с тяжелым темно-красным шаром, прямо перед глазами, но почему-то кажется, что она уже не та, что была мгновение назад, она уже в прошлом – далеком и недоступном, а впереди вместо веточки уже чернеет холодная сталь решетки.
Анна лишь на секунду обернулась, равнодушно посмотрела на машину, снова надкусила персик и принялась было опять сочинять убийственные фразы и выражения, но я уже отложил свою работу на неопределенный срок, спустился на землю и поставил ведро около ее ног.
– Кушай. Тебе перед свадьбой полезны витамины.
Два милиционера в рубашках, пропотевших до белых разводов, уже заходили во двор.
– Привет, ребята! А я вас уже с самого утра жду! – попытался сострить я, хотя не был уверен, что мне удалось сделать радостную физиономию.
– Вот и молодец, – ответил один из ментов. – Тогда попрошу сразу в машину!
Я оглянулся. Рассерженной фурии уже не было. Вместо нее стояла девушка, растерянно жующая персик. Ее взгляд блуждал по моему лицу, а губы свело в странной улыбке, словно она хотела сказать: ну ладно, хватит меня разыгрывать, это уже не смешно.
Я подошел к ней, встал почти вплотную и тихо сказал:
– Анна, меня обвиняют в убийстве Милосердовой. Той самой Эльвиры, накидку которой принесли с причала. Передай Леше, что меня взяли. Пусть что-нибудь придумает, если сможет.
Поняла она меня или же была настолько ошарашена резкой сменой ситуации, что смысл моих слов так и не дошел до нее, – не знаю. Сержант взял меня под руку. Я думал, что на меня сейчас наденут наручники, но милиционер лишь вежливо подвел меня к машине и поддержал под локоть, когда я садился через заднюю дверь в зарешеченный фургон.
«А чем Леша мне поможет?» – подумал я, когда дверца за мной захлопнулась, машина понеслась вперед и маленький домик, утонувший в зелени, вместе с застывшей фигуркой девушки стремительно удалился в прошлое.
Глава 13
Кто-то мне рассказывал, что нет ничего хуже женщины-следователя. Потому, когда я вошел в маленькую комнату, у меня невольно вырвалось какое-то нечленораздельное словцо, означающее крайнюю степень досады. За исцарапанным письменным столом сидела немолодая мадам в каком-то странном одеянии, напоминающем индийское сари или халабуду кришнаитов. Пальцы ее были украшены стальными перстнями, похожими на маленькие ручки от дверей шкафа, на запястьях подрагивали горошинами многочисленные браслеты, с шеи на грудь свисали гирлянды полированных лепестков и конусов из черного дерева. Следователь подняла на меня свои томные глаза, окруженные коричневыми тенями, слегка тряхнула головой, отчего ее длинные волосы, низвергающиеся до локтей с прямого пробора, колыхнулись волной.
– Садись! – не совсем вежливо сказала она, оттопырив указательный палец, указывающий на стул рядом со столом, прошлась долгим взглядом по моему лицу, майке с изображением символа ливерпульского яхт-клуба, осмотрела джинсы и произвела глубокий вздох. «Эта будет копать, как могильный червь, – подумал я и стал не вовремя вспоминать, что в подобной ситуации делают умные люди. – Кажется, отказываются давать какие-либо показания и подписывать бумаги без адвоката».
Следователь словно прочла мои мысли. Прикуривая длинную тонкую сигарету, кивнула на стопку листов опроса, лежащую на краю стола, и сказала:
– Бери лист и пиши все, что видел на Диком острове девятнадцатого и вчера в Морском. Коротко и по существу.
Я потянулся за бумагой.
– Видите ли, сначала я хотел бы кое-что объяснить.
– Никаких объяснений! – оборвала следователь. – Что делал, что видел. Больше мне ничего не надо. Комментарии и личные выводы оставь при себе.
– Вы на меня давите, – сказал я честно. – Мне нужен адвокат.
Следователь даже курить перестала и посмотрела на меня так, как учитель на первоклассника, утверждающего, что дважды два – пять.
– Чего? – протянула она и от умиления даже глаза закрыла. Кажется, этой заразе я понравился, и она кокетничала передо мной изо всех своих дамских сил. – Адвокат?.. О господи! Начитались всякой ерунды, умными стали. Не нужен тебе адвокат. Никто на тебя не давит. Пиши, что говорят, и не задавай вопросов.
Она снова тряхнула головой, пуская по волосам волну. Я взял ручку со стола и придвинул лист к себе. «Надо изложить факты так, – подумал я, глядя на белое поле, – чтобы обвинение в мой адрес по этой бумажке никак не складывалось».
Пока я трудился над сочинением, следователь курила и бесцеремонно разглядывала меня.
– На море живешь, а такой белый, – сказала она. Это был первый человек, который назвал меня белым. Должно быть, она до меня имела дело только с неграми.
– Это я побледнел от волнения, – ответил я, не поднимая головы.
– А с чего это ты такой волнительный? Меня, что ли, испугался? Так я не кусаюсь, можно сказать… Женат?