Инструктор по экстриму

10

Гера встал затемно, в четыре, чтобы за час успеть добраться к подножию скалы. Когда стало светать, он уже налегал на педали, преодолевая крутой серпантин над ледяной и зеленоводной рекой Мзымтой. Трехсотметровый Истукан отсюда напоминал исполинскую детскую горку. С одной стороны – отвесная стена, с другой – пологий спуск, поросший лесом, по которому любят бродить туристы.

Уже издали он заметил клиентку, одетую в обтягивающие тренировочные брюки, футболку и кроссовки, и у него отлегло от сердца. Одета явно для восхождения. Значит, договор оставался в силе, и он почти явственно почувствовал, как шуршат в руке баксы.

– Ты опоздал на десять минут, – сказала она вместо приветствия и поднялась с камня, на котором сидела.

Гера не ожидал, что день начнется с предъявлений претензий, но не стал ни оправдываться, ни дерзить. Если баба платит большие деньги, то лучше помалкивать. Молча завел велосипед в кусты, замаскировал его большой сосновой веткой и принялся вытаскивать из своего рюкзака снаряжение.

Она стояла рядом, скрестив на груди руки, и наблюдала, как он выкладывает бухты, распутывает ремни страховочной обвязки и сортирует карабины и закладки.

– В восемь мы должны быть на вершине, – ультимативным тоном произнесла женщина.

Он не любил, когда с ним так разговаривали. Сжал зубы, мысленно, как советуют психологи, прочитал свою автобиографию, чтобы ответная едкая рекомендация успела испариться с языка. Затем взял обвязку, которая при сильном воображении напоминала оставшиеся от трусов резинки, и подал ее клиентке.

– Эта штука предназначена для страховки и называется…

– Это меня не интересует! – оборвала она. – Делай свое дело быстро и молча.

Гера замер и снова мысленно произнес: «Я, Алексей Герасимов, родился в тысяча девятьсот семидесятом году…» На этот раз молитва не помогла. Если их отношения уже на старте начали развиваться в столь одиозном направлении, то им лучше прыгнуть в буруны Мзымты, чем идти в одной связке на стену.

Он швырнул обвязку на траву, сунул руки в карман и в упор посмотрел на женщину. Иногда очень полезно определять стоимость собственного достоинства, чтобы не потеряться в этой жизни. Оказывается, Гера оценивал свое достоинство больше шестисот долларов.

– Вот что, – жестко произнес он, всем своим видом показывая, что не позволит разговаривать с собой как с зарвавшимся подростком в колонии для несовершеннолетних. – Если вам что-то не нравится, я могу вернуть деньги. У меня достаточно заказов, чтобы я мог подобрать себе клиента повежливее.

Насчет достаточного количества заказов он, конечно, загнул, но его решительность подействовала на стерву. Это было очень приятно осознавать, что удалось поставить ее на место и при этом сохранить задаток в кармане.

– Ладно, – примирительно сказала она и впервые с момента их встречи улыбнулась. Лучше бы она это не делала. Вокруг рта тотчас появились глубокие складки, похожие на скобки, и лицо показалось Гере еще более грубым и некрасивым. – Это я имею такие нервы. Волнение охватывает. Не бери близко к сердцу.

И совсем по-мужски протянула ему руку. Ее ладонь была узкой, тонкой, но пожатие оказалось сильным.

– Лена.

Звук «е» она произнесла напевно-протяжно, отчего Гере послышалось «Лиана». Пришлось на всякий случай уточнить:

– Как? Елена?

– Нет, Лена, – поправила она, опять играя со звуком «е».

Он окончательно запутался. Впрочем, какая разница? Ему ровным счетом наплевать на ее имя, на все ее прибамбасы, на ее внешность. Платит – и на том спасибо. В конце концов, за такие деньги можно и дьяволицу на стену затащить…

– Ногу, пожалуйста, в петлю.

Он присел перед ней на корточки. Она оперлась рукой о его плечо. Пока Гера возился с пряжкой, успел рассмотреть ее кроссовки. «Богатая, стерва, однако могла бы купить себе обувку покруче. А эти черные тапочки с имитацией прошивки вдоль подошвы приобретены явно на китайском рынке по десять долларов за килограмм. И брючки тоже скромные, уже вполне потертые на коленях и бедрах».

Он подергал за коуш.

– Не туго?

– Нет, – ответила Лена и подняла вторую ногу.

Гера натягивал петлю на ее ногу, словно чулок. Его руки невольно касались внутренней стороны ее бедер и ягодиц, но эти прикосновения были ей совершенно безразличны, она их просто не замечала, как если бы по ее ногам прошлась ветка кустарника.

Наконец он выпрямился и осмотрел Лену со всех сторон.

– Все в порядке. Я иду первым. Когда вся веревка будет выбрана, крикните мне и поднимайтесь следом. Если сорветесь – не пугайтесь. Ничего страшного не случится.

– Тебе тоже не надо пугаться, – ответила Лена, опуская на глаза солнцезащитные очки. Что она имела в виду? – Чем выше будет скорость, тем лучше.

Надо же, какая самоуверенная! Гера как-то по-новому взглянул на упругую фигуру женщины, словно хотел отгадать, действительно ли она новичок в скалолазанье или же только выдает себя за такового. Как бы то ни было, он не страдал от тщеславия, и, если Лена надумала сразить его мастерским лазанием, он только порадуется ее способностям.

Она подняла с земли и закинула на плечи рюкзак – цилиндрической формы, продолговатый, будто в нем лежало короткое бревно. Рюкзак вряд ли был слишком тяжелым, но его верхний клапан упирался Лене в затылок, не позволяя запрокидывать голову. Это здорово сковывало движения.

– Рюкзак лучше оставить здесь, – посоветовал Гера. – Тут его никто не возьмет.

Лена будто не услышала его, затянула лямки, подкинула рюкзак на плечах, проверяя, надежно ли держится.

– Там что – очень ценные вещи?

– Да!

Случалось, что он иногда цеплялся к людям, как клещ, особенно к тем, которые ему не нравились. Вроде старался для них, хотел сделать как лучше, на самом же деле просто гнул в бараний рог. Сейчас надо было бы замолчать, но его распирало изнутри от желания добиться своего.

– Тогда отложите половину мне. Вам будет легче, и мне не в тягость.

Лена резко повернулась. Сверкнули стекла черных очков. Гере показалось, что он физически ощущает ток негативных эмоций, которые подобно радиации пронзили его насквозь. Разделяя каждое слово паузой, Лена произнесла:

– Я сама понесу свои вещи!

И напролом, через жесткие кусты самшита, пошла к скале.

Ладно. Он не произнесет больше ни слова. Сейчас прижмется к теплому телу скалы, как к жене, и быстро пойдет вверх давно знакомым маршрутом. Он не позволит ей отдыхать, он будет все время ее поторапливать и заставлять двигаться до тех пор, пока не выжмет, как лимон, и не кинет ее на бетонный круг площадки обозрения, венчающей вершину Истукана. И тогда она поймет, что хозяин здесь вовсе не тот, кто платит.

11

Оседлав ствол малорослой и корявой сосны, он выбирает веревку. Солнце уже припекает так сильно, что от стены идет жар, как от доменной печи. Внизу, словно дразня, пенится, бурлит зеленоводная Мзымта. Гера защелкивает карабин на петле крюка, завинчивает муфту и дергает за веревку, словно подсекает удилищную леску.

– Страховка готова!

Сверху она напоминает паука: голова и четыре ноги, сама вся в черном, лицо хищное, злое, а веревка очень к месту играет роль паутины. Интересно, она замужем? С такой стервой вряд ли какой мужик уживется. Можно только представить, каким тоном она будет с ним разговаривать – как стареющая классная с цветущими выпускницами… Надо же, ползет, упрямо тащит на себе свой дурацкий рюкзак, еще ни разу не сорвалась. Изо всех сил старается держать высокий темп. Что и кому она хочет доказать?

– Вы не устали?

Она не реагирует на его фальшивую озабоченность. Ей не до ответа. Повиснув на руках, она пытается найти опору для ноги. До чего же у нее некрасивое лицо! Вытянулось книзу, просто ушло в подбородок. И эти круглые, как пивные пробки, глаза!

Проходит полминуты. Она все еще болтается над пропастью – беспомощная, нелепая в своем стремлении пересилить земное притяжение. Рюкзак здорово мешает ей. Злорадство – одно из величайших земных наслаждений, и Гера, отдыхая на сосне, предается ему, поглядывая вниз.