Страница 18 из 19
А что касается всяких полуночных галлюцинаций вроде появляющегося и исчезающего в замочной скважине ключа, скрипов, шорохов и смятой постели, то весь этот мусор я напрочь выкинул из головы, считая недостойной даже саму попытку его объяснения.
Жаль только, что ночь прошла впустую, думал я, подложив под голову ладони и глядя на потолок машины, по которому скользили солнечные блики, отражающиеся от зеркального родника. Но будем считать, что я провел ее с Эммой.
Еще некоторое время я неподвижно лежал на разложенном сиденье, прислушиваясь к ритмичному шуршанию метлы дворника, чувствуя, как расслабленное тело наполняется упругой силой и жаждой действий. Сегодня я должен все закончить. Времени, отпущенного мне до шести часов вечера, было даже излишне много. Если вся туристическая группа соберется на яхте к обеду, то уже через полчаса я проведу очную ставку на пункте проката, представив его работникам «следовательшу». Осмотр водного мотоцикла, которым она пользовалась, вряд ли даст какой-нибудь результат, следы крови наверняка начисто отмыты водой. Зато в цене будут показания Лома, Буратино и анонимное письмо. А дальнейшее – дело техники, которой обязаны виртуозно владеть профессиональные следователи.
Я открыл дверь и вышел из машины. Рай земной! И как это мне раньше не взбрело в голову ночевать в автомобиле на парковой аллее?
Стащив с себя выпачканную в шелковице рубашку, я окунул голову в чашу родника. В автомобиле я всегда возил с собой дорожный набор, в котором были туалетные принадлежности, и я совершил утренний моцион по полной программе, чем немало обескуражил дворника.
Домой я приехал в отличном расположении духа, ощущая после купания в ледяной воде приятное покалывание по всему телу, упругость мышц и свежесть в голове, где все мысли были просты, конкретны и разложены в порядке важности по своим извилинам. Зинаида, закидывая меня вопросительными взглядами, предложила завтрак из омлета с поджаренным беконом. Я съел омлет с беконом, затем – вчерашнюю холодную курицу с помидорами и завершил завтрак большой чашкой кофе с сырными шариками.
– Звонила ваша секретарь, – сказала Зинаида, собирая со стола посуду. – Просила передать, что, прежде чем сдать путевку и получить деньги, вы должны с этой путевкой подойти к капитану яхты и сделать у него отметку. Вход на пирс режимный, поэтому вы еще должны иметь с собой паспорт.
– Свой? – спросил я, тщательно вытирая пальцы салфеткой.
– Паспорт владельца путевки, – пояснила Зинаида.
Это хуже, подумал я. Лома на пирс не пропустят, следовательно, подойти к яхте на близкое расстояние он не сможет.
К счастью, человечество давно изобрело приборы визуального наблюдения и средства связи. Две коротковолновые радиостанции у меня были, требовалось лишь подзарядить аккумуляторы, что я сделал немедля. А вот с биноклем дело обстояло хуже. У меня был небольшой телескоп, в который я любил рассматривать лунные кратеры, марсианские снежные шапки и кольца Сатурна. Но затащить эту дуру, напоминающую небольшое безоткатное орудие, на второй этаж морвокзала было проблематично.
– У нас в холодильнике есть что-нибудь выпить? – спросил я домработницу.
– Вы хотите выпить? – уточнила она.
– Нет, я хочу прихватить бутылку с собой.
– В морозильнике осталась водка, которую вы… приготовили для своего гостя, – ответила Зинаида, опустив глаза.
Чтобы водка не успела нагреться, я завернул ее в мятую газету и положил в полиэтиленовый пакет, который надул, как воздушный шарик, и завязал бечевкой. По пути на спасательную станцию я зашел в центральный универмаг, затем в магазин «Оптика», в «Подарочный» и только в салоне «Кодак» нашел портативную складывающуюся подзорную трубу с двадцатикратной оптикой.
Лома я нашел на пляже под вышкой. Он шпатлевал днище старой лодки белым зловонным клеем, поставив на нее загорелое едва ли не до черноты мосластое колено. Свободные плавки в коричневую полоску с порванными завязками и торчащими нитками сливались по тону с загорелой кожей спасателя, отчего Лом напоминал голого туземца. Узкая спина, поделенная пунктиром выпирающих позвонков, шелушилась, и под лопатками проявились розовые ожоги.
– Завтра я привезу тебе крем от загара, – сказал я, подходя к спасателю. – Надо беречь кожу, а то сползет чулком.
Лом выпрямился, не сразу узнал меня и улыбнулся, показывая желтые прокуренные зубы.
– Рад видеть, рад видеть, – говорил он, не зная, куда положить шпатель и какую руку не стыдно протянуть мне. – Ну как? Разыскали кого-нибудь?
– Парня разыскал, – ответил я, протягивая Лому холодный сверток. – А вот девушку еще нет. Но я знаю, где ее можно найти.
– Правда? – безрадостно воскликнул Лом, неуверенно принимая сверток и ощупывая его. – А что это? Бутылка, что ли?
– Опохмелиться хочешь?
Спасатель опустил сверток на лодку и в сердцах развел руками.
– Ну вы прям как отец родной! Бес меня попутал вчера все допить. А потом еще с Серегой на пиво пошли. Голова как глиняный горшок – на черепки крошится.
– Тогда неси стаканчики по-быстрому. И замену себе найди на пару часов. В порт поедем.
– Стаканчики? – оживился спасатель. День для него начался. – Серега! – закричал он, подняв лицо и глядя на вышку. – А ну давай стаканы, огурцы и помидоры сюда!
Банку со шпаклевкой он с ненавистью откинул ногой, тотчас расстелил смятую газету на днище и водрузил бутылку.
– Сейчас все сделаем, – говорил он, нетерпеливо разглаживая ладонями газету и глядя то на бутылку, то на вышку. – Замены никакой не надо, сегодня купаться никто не станет, вода – девять градусов, руку не сунешь… И бутылка ледяная, елки-моталки! «Гетьман». Надо ж! Я такую и не пробовал ни разу… Серега, леший тебя задери! Где ты там застрял?!
Серега в самом деле застрял. Дверь на вышке распахнулась, и я увидел низкорослого человечка в темных брюках и серой водолазке, который в ладонях нес стаканы и овощи, придерживая их подбородком, и из-за своей скрюченной позы никак не мог перешагнуть через высокий порог с таким расчетом, чтобы затем устоять на ногах и не загреметь с лестницы кувырком.
– Мой друг, – представил Серегу Лом, покусывая губы от напряжения.
Серега благополучно спустился на землю, аккуратно расставил стаканы, разложил овощи и только потом протянул мне руку. Он говорил чуть картавя и смотрел на меня грустными глазами, обрамленными удивительно густыми и длинными ресницами.
– Между прочим… – произнес Серега после первой и, сделав паузу, многозначительно поднял указательный палец вверх, тем самым заостряя мое внимание. – Галактион мастер спорта международного класса по плаванию. Вы об этом знали? Отнюдь? Я прав?
И снова: палец вверх, глаза – в меня. Лом, стыдясь своего прошлого, которое слишком оттеняло глубину настоящего, поморщился и замахал руками.
– Что было, то прошло. В муку превратилось… Хватит болтать, наливай!
Серега взял стакан, его мизинец оттопырился в сторону.
– Изумительнейшая водочка! – сдержанно похвалил он, не прикасаясь к закуске.
Лом активно хрустел огурцом. Рот его был полон, и он смог лишь кивнуть, соглашаясь со сказанным. Серега, не сводя с меня плывущих глаз, снова поднял палец, призывая докопаться до глубинного смысла этого кивка.
– Водчоночка придумана философами, – высказал Серега интересную мысль. – Она помогает распрекост… – Он запнулся, но тотчас принялся дирижировать пальцем, чтобы проскочить трудный слог: – …Рас-кре-пос-тить-ся нашей широкой душе. Все народы спиваются, а мы – нет. Нет! Что бы ни говорили дураки и завистники! Прозит!
Палец кверху, голову чуть набок, а взгляд, полный глубинной философии, – в меня. Опасаясь, как бы Лом не подключился к беседе, я поблагодарил Серегу за компанию, пообещал, что на досуге обязательно подумаю над его оригинальной мыслью, и повел спасателя к вышке.
– Одевайся, нам пора.
Лом, не привыкший бросать на полпути такое интересное и приятное занятие, немного расстроился, но я пообещал доставить вечером на станцию ящик пива и ведро креветок.