Страница 28 из 90
Это была не «шестерка» Виктора, а кузов «Москвича». Красного учебного «жигуля» вообще не было в мастерской, как и следов его пребывания здесь.
– Сука, – сдавленно произнес я и опустил кулак на телевизор. Жестяная крышка, деформировавшись, выдавила экран вместе с трубкой; она лопнула с вакуумным хлопком, и осколки стекла брызнули на пол. Остановись! – сказал я сам себе, но этот призыв к здравомыслию был что мертвому припарка. Спокойно и медленно, словно растягивая удовольствие, я поднял с пола канистру, открыл горловину, перевернул днищем вверх и поставил ее у ножки стола. Булькая, бензин стал выплескиваться наружу. Я взял со стола зажигалку, промасленную тряпку и, подойдя к кронштейну, прыгнул на него, как обезьяна на ствол гинкго, закинул ноги наверх и сел на горизонтальном рельсе верхом.
Тряпка вспыхнула сразу, едва я поднес к ней пламя зажигалки. Я подержал ее в пальцах, давая возможность пламени освоить топливо как следует, и кинул тряпку к ножке стола.
С нарастающим гулом бензин вспыхнул за моей спиной и стремительно стал расползаться по цеху. Прикрывая ладонью глаза, я несколько мгновений любовался своей работой, потом пошел по балке к оконному проему. Дым, скапливаясь под потолком, потянулся следом за мной, словно я показал ему выход.
Я высунул голову наружу и, не дослушав невнятный вопль Виктора: «Ты что, с ума сошел?!», сказал:
– Подгони машину под окно, а то заднице жарко.
Он не сразу понял, что я от него хочу, сел за руль и неуверенными толчками подъехал к воротам. Я спрыгнул на крышу джипа, сошел на капот и, подняв голову, некоторое время любовался алыми отблесками и роем искр, вылетающих из маленького окна.
– Хорошо горит, – с удовлетворением констатировал я и спрыгнул на землю.
– А моя машина?! – выпучив глаза, прошлепал губами Виктор, когда я рванул вперед, на ходу закрывая дверь.
– Ее там не оказалось, – ответил я.
– Что значит – не оказалось?! Почему не оказалось?!
– А бес его знает! – равнодушно ответил я, виртуозно объезжая ямы и колдобины. – Может, уже на штрафной площадке в ГАИ стоит. Может, в автошколе. Не знаю. Все спуталось…
– Ну, ты, Кирилл, даешь! Как так можно! Что я теперь скажу…
– Заткнись! – заорал я, ударяя по педали тормоза. Виктор едва успел вытянуть вперед руки, иначе неминуемо бы расквасил свой мясистый нос о ветровое стекло. – Что ты трясешься за свою рухлядь, как за маму? Этому четырехколесному дерьму давно место на свалке! И не спрашивай меня больше ни о чем, пока я сам с тобой не заговорю! Не нервируй меня! Не попадайся мне на глаза! Понял, заслуженный производитель «чайников»?!
Я так на него наорал, что до своего дома Виктор ехал молча, не смея даже взглянуть на меня. Я остановил машину у калитки, обвитой плющом, за которой возвышалась фигура его крепкой, как статуя Родины-матери, жены с ведром, полным застиранного желтого белья.
Виктор молча выбрался из машины, застрял ногой на подножке и чуть не свалился на землю. Я дал задний ход и развернул «Ниссан» так, чтобы фары освещали Виктору дорогу. Я провожал взглядом мешковатую, неуклюжую фигуру инструктора, чувствуя легкое угрызение совести.
Я разбогател, думал я, и перестал понимать таких, как он. Назвал его машину рухлядью, дерьмом. А ведь у него, кроме этой служебной «шестерки», ничего другого в жизни не было и уже никогда не будет, и ее старый мотор, изношенную подвеску, стертую коробку передач он всегда так старательно перебирал, чистил и смазывал, словно любящий отец заботился о своем больном ребенке.