Страница 6 из 16
Ее терзали противоречивые чувства: судьба всесильна, от своей участи не уходил ни один из героев древности; но, с другой стороны, ее видения – как вторая руна в трехрунном раскладе при гадании: они указывают, что может произойти, если человек не свернет с нынешней своей дороги. Однажды ее видения спасли домочадцев, побудив уйти из Прибрежного Дома. Может быть, и теперь еще не поздно изменить что-то к лучшему? Но как? Ее саму Фрейвид хёвдинг не слушает. А у кого можно искать поддержки, кто обладает таким влиянием, чтобы переломить волю упрямого хёвдинга? Конунг Стюрмир? Но он, видимо, хочет того же. Кюна Далла? К ней не прислушивается даже муж, а Фрейвид ее презирает.
В памяти Ингвильды мелькнули смутные обрывки разговоров, что, мол, Лейринги во главе с фру Йорунн жаждут выдать за Вильмунда ярла свою Мальфрид… Ингвильда терпеть не могла сплетни и никогда не прислушивалась к досужей женской болтовне. Однако если это правда, то Лейринги будут ее невольными союзниками, поскольку расстройство ее обручения с Вильмундом послужит к их прямой выгоде. Ингвильда ненадолго задержалась на этой мысли, потом опустила голову. Чтобы она искала дружбы с Лейрингами? Шепталась, рассчитывала, лукавила? Даже думать об этом было противно.
Но… Вильмунд… Ей вспомнилось, как они стояли рядом во время жертвоприношения и как он сжимал ее руку, стараясь подбодрить. Да, он изменился за эти месяцы, повзрослел и поумнел, стал лучше понимать жизнь. Тот, кому случалось бывать в опасности, становится более чуток к знамениям. Может быть, хоть его-то ей удастся убедить? Ингвильда не слишком верила, что властный и упрямый Стюрмир конунг посчитается с волей своего юного сына больше, чем Фрейвид считается с ней самой, но она нуждалась хоть в какой-то опоре.
Когда Фрейвид Огниво в окружении родичей и домочадцев шествовал к усадьбе Лейрингагорд, никто по их виду и заподозрить не мог бы, что самоуверенный хёвдинг только что получил недобрые знамения на будущее, а его прекрасная и благоразумная дочь впервые в жизни осмелилась противиться воле отца. Еще не совсем стемнело, но челядинцы с горящими факелами в руках окружили семью хёвдинга, и они шли в огненном кольце, как боги, озаренные небесным сиянием. Сегодня был значительный день в их жизни.
Двор Лейрингов напоминал муравейник. В домах и на дворе сновали нарядно одетые люди, из дверей и дымовых отверстий неслись, перебивая друг друга, запахи жареного мяса и рыбы, разных похлебок, душистого меда. Ингвильда беспокойно оглядывалась по сторонам, не зная, на что решиться. Сейчас они пройдут в гридницу, их усадят за столы, Вильмунд будет за мужским столом очень далеко от нее, и она не сможет сказать ему ни единого слова.
Ингвильда схватила Бломму за руку и притянула к себе.
– Пойди разыщи Вильмунда ярла, – шепотом приказала она. – Скажи, что мне нужно поговорить с ним, пока не начался пир. И приведи его на задний двор, туда, в угол за стену. Помнишь?
– Ой! – Бломма сморщила нос.
В прошлом году, когда она тоже приезжала с фру Альмвейг и Ингвильдой на осенний тинг, какой-то пьяный хирдман Лейрингов чуть не утащил ее в угол за отхожим местом, и это неприятное событие навек врезалось ей в память. Ингвильда тоже без удовольствия вспоминала шум по этому поводу, да и место для свидания с сыном конунга было мало подходящим, но выбирать не приходилось.
– Иди! – прошипела Ингвильда и подтолкнула служанку к гриднице. – Наверняка он уже здесь.
Сама она замедлила шаг; Фрейвид вопросительно обернулся.
– Идите, – стараясь скрыть дрожь в голосе, сказала Ингвильда. – Я… зайду ненадолго в девичью. Мне надо… кое-что поправить.
– Не задерживайся. Нас ждут.
– Я провожу тебя, – сказал Оддбранд Наследство. – Хирдманы Лейрингов, как и хозяева, пьяны с утра. Лучше, если с тобой будет надежный человек.
Фрейвид со всеми вошел в дом, а Ингвильда помедлила, делая вид, что собирается войти в дверь полуземлянки, а потом поспешно завернула за угол. Ее не пугало то, что Оддбранд станет свидетелем свидания: обладая независимым нравом, он и за всеми остальными признавал право решать свою судьбу по-своему. Вздумай йомфру* бежать из дома с тем же Хродмаром, Оддбранд и не подумал бы им мешать.
Может быть, Оддбранд удивился, что дочь хёвдинга выбрала такой странный путь в девичью, но ничего не сказал. Даже увидев, что она миновала двери отхожего места и завернула за угол длинной бревенчатой постройки, он оставался невозмутим. Между задней стеной отхожего места и земляной стеной усадьбы имелось пространство шага в два шириной, заваленное мелким мусором. Земля была порядком утоптана: должно быть, Ингвильда не первой придумала использовать этот закоулок для свидания без посторонних глаз. Оддбранд встал возле угла постройки и упер руки в бока, всем видом выражая намерение никого сюда не пустить.
Место было не слишком приятное, да и от стены отхожего места тянуло запахом, с которым мирятся только по суровой необходимости. Ингвильда нетерпеливо переступала с ноги на ногу, беспокойно обхватив себя за плечи, и гадала, долго ли ей придется ждать. Каждое мгновение тянулось долго и мучительно: ее унижали это место, и скрытность этой встречи, и все то, что ей предстояло сказать Вильмунду. А если кто-то увидит ее здесь? Она не сомневалась, что Вильмунд охотно придет на ее зов, но скоро ли Бломма сможет его разыскать?
– Я вижу сына конунга, – спокойно обронил Оддбранд, не оборачиваясь. – Не его ли ты ждешь?
– Да, его! – с облегчением воскликнула Ингвильда.
– Значит, я его пропущу, – отметил Оддбранд. – Хотя мне казалось, что уже на днях у вас появится сколько угодно времени для бесед наедине.
Ингвильда не ответила. Хирдман посторонился, и в закуток шагнул Вильмунд. Легкое недоумение на его лице при виде Ингвильды сменилось радостью, и он шагнул к ней, протягивая руки.
– Я не очень-то поверил! – обрадованно воскликнул он. – С какой стати тебе было звать меня в такое место? Но все равно я так рад!
Ингвильда попыталась уклониться, но Вильмунд крепко обнял ее и поцеловал, не замечая того, что она уперлась руками ему в грудь. Он, как видно, уже обо всем знал и обращался с ней как со своей собственностью. Сейчас Ингвильда могла бы подумать, что разлука и перемены сказались на нем не лучшим образом: перестав робеть перед ней, Вильмунд оказался очень сильным. Раньше, живя у Фрейвида, он не позволял себе такой настойчивости. Как видно, месяцы похода наградили его опытом и такого рода тоже.
– Пусти! – сначала просительно, потом сердито воскликнула Ингвильда, отворачивая лицо, но Вильмунд не слушал и горячо целовал ей шею и щеку, пытаясь добраться до губ. – Пусти же! – повторила Ингвильда и даже ударила его сжатым кулаком по плечу.
Эти непрошеные знаки любви показались ей нелепыми и унизительными. Мелькнула беспокойная мысль – а что же будет потом? При виде радости Вильмунда ей стало еще более стыдно и неловко. Она вспомнила, как давно он мечтал о женитьбе на ней, и вдруг поняла, до чего глупо было с ее стороны надеяться найти в нем союзника. Да он же просто счастлив, что их хотят поженить!
Но раз уж она пришла сюда говорить с ним, это нужно было сделать.
Ее сопротивление не слишком ему мешало, но Вильмунд хотя бы понял, что его предполагаемая невеста противится не из стыдливости, а всерьез.
– Чем ты недовольна? – весело спросил он, не выпуская ее из объятий. – Ведь сегодня уже наше обручение, а завтра или послезавтра будет свадьба. Даже если кто и увидит – только посмеются, что нам так не терпится. И это чистая правда!
Вильмунд смеялся, и видно было, что мысли о близкой свадьбе доставляют ему большое удовольствие.
– Пусти меня! – настойчиво повторила Ингвильда.
– Послушай ее, ярл, – спокойно посоветовал Оддбранд, стоявший к ним спиной и заслонявший закуток между стенами от чужих глаз. – Если ты вздумаешь обидеть йомфру Ингвильду, то твой высокий род меня не остановит.
Ингвильда была благодарна Оддбранду за эти слова; они не слишком встревожили Вильмунда, но он, по крайней мере, опомнился, посмотрел ей в лицо и выпустил. Глаза Ингвильды смотрели на него так же строго, как бывало в детстве, без следа той любви, которую он мечтал увидеть.